Эта собака все еще плелась следом, как будто ей было медом намазано.
Не Сурана, естественно. Обычная собака.
Дарриан приметил ее еще пару дней назад, и все больше нервничал, прикидывая их шансы. Он хорошо помнил псов близ эльфинажа — далеко не такие мощные в холке, но почти такие же голодные, с отупевшим выражением морды и влажноватым блеском слюны на выступающей губе. Такая легко могла броситься, перекусить шею, как тонкую ломкую хворостину, но нападет лишь на слабейшего — знает, что сама слаба и что время бежит для всех одинаково мучительно. Эта псина, похоже, ждала тоже, по крайней мере другого объяснения Табрис не находил. Тащилась за ними на некотором расстоянии, то приближаясь, то вновь увеличивая разрыв на добрую сотню шагов. Но в какой бы миг за эти дни, растянувшиеся, кажется, в одни бесконечно-длинные сизые сумерки он не оборачивался, так или иначе натыкался на два стылых блюдца-глаза. И чувствовал, как вместе с усталостью в груди поднимается что-то еще. Что-то такое, что ударило в виски и осталось неприятным горьким осадком на языке в Денериме, когда он до исступления, до сведенного судорогой запястья вгонял в шема кинжал снова и снова, даже понимая, что тот уже мертв.
Что-то про то, что «жить всем на зло» — это все эльфийские дети умеют с пеленок. И даже если пес намерен выждать — не дождется. Табрис тоже умел ждать. И в нужный момент рука его не дрогнет.
Ну или пес их таки сожрет. Уж лучше собака, чем кто-то из этих мерзких тварей, человеческие и эльфийские боги прокляните их до скончания века.
Дарриан, в целом, не особо верил ни в тех, ни в других. Создатель, Митал, Андрасте, Силейз — имена были одинаково пусты, словно бросаешь медную монетку в пересохший колодец и считаешь про себя, кода она упадет. Но лежа между трупами, почти не дыша от ужаса он молился им всем, перебирал в памяти, как бусины на нитке. Лишь бы его не заметили. Лишь бы выбраться отсюда живым. Никогда ему еще не было так страшно. И, надо сказать, он до сих пор не мог толком определиться, рад ли он, что остался в живых, или не очень.
Молчали много, но лучше бы, право слово, Нерия с ним разговаривала. Болтала без умолку о какой-нибудь чепухе, о чем там разговаривают девицы или волшебники — Дарриан мало понимал и в том, и в другом. В напряженном уставшем молчании оставалось слишком много места для собственных мыслей. По крайней мере пока он не был сосредоточен на том, чтобы ритмично переставлять ноги и следить за демоновой псиной.
Куда ему теперь идти? В Денерим нельзя — там наверняка ждала виселица. Отца жалко, не хочется втягивать его в неприятности, чем Дарриан дальше — тем лучше для всех. Войско разгромлено. Остался ли кто в живых из Ордена или других — все они сейчас, должно быть, будут считаться дезертирами. В калейдоскопе искаженных ужасом и яростью лиц, морд, криков, визгов, хлюпающего хруста разрываемой плоти, лязга и низкого скрежета оружия и доспехов, всполохов пламени и вспышек чар, когда, кажется, смешалось в кучу все и небо с землей поменялись местами, Табрис успел заметить вспышку пламени высоко сбоку, на башне. И услышать трубящий рог.
Но никто не пришел.
Их, получается… бросили?
Создатель, Митал, Андрасте, Силейз — он перечислял пересохшими губами имена всех известных богов, когда, пригнувшись к земле, петлял между трупами, пытаясь найти пригодное оружие и не поврежденные стрелы. Когда, рывком, таясь и прислушиваясь к каждому шороху — переворачивал тела погибших и припадал ухом к их груди — вдруг кто живой — и натыкался только холод и тишину. Создатель, Митал, Андрасте, Силейз — хрипел он, когда все же не услышал гренлока, сцепился с ним в какой-то нечеловеческой хватке, покатился по земле, ударяясь головой до искр из глаз. И почти заплакал, когда тело над ним вдруг дернулось и обмякло, словно изжарившись от вспышки заклятья.
Спасение утопающих — дело рук самих утопающих? Или как там любила приговаривать стража, когда эльфов в очередной раз разворачивали и непрозрачно рекомендовали разбираться со своими проблемами самостоятельно.
Кто бы из богов не приложил к его спасению свою призрачную руку, теперь Дарриан чувствовал, что должен Суране. А от того искренне старался не взваливать на нее свои собственные переживания и по крайней мере постараться подарить ей надежду, что они выберутся из этих чертовых болот. Даже если надежда была ложной.
Тот, Махариэль, кажется, из долийцев — склочный на первый взгляд, наверняка бы управился многим лучше. По крайней мере наверняка лучше, чем Дарриан сориентировался бы, смог организовать переходы и ночлег, искать еду. Всему приходилось учиться на ходу, и далеко не на все было время. Еду им раздобыть так и не удалось. Сейчас было сложно сказать: плохо ему из-за голода, непривычного, но, кажется, никогда не затихающего низкого шепота скверны в крови — словно под кожей бесконечно бегали, дробно перебирая маленькими лапками гудящие майские жуки — то ли от бессилия.
Оставалось только концентрироваться на ритме шагов и не думать, как ноет от усталости абсолютно все, кажется, даже уши.
Шаг, шаг, стук. Шаг, шаг, стук — отбивает неровно посох сзади.
О свое имя почти спотыкается, несколько шагов делает по инерции, прежде чем остановиться. Оборачивается. Сталкивается глазами с собакой, уже почти по привычке сначала выискивая ее позади и нервно дергая ухом.
Псина, наверняка, тоже голодная.
Пусть поищет себе другую закуску.
— Что? — неловко переспрашивает он, невыносимо медленно моргая (ему самому кажется, что если он закроет глаза больше, чем на минуту, непременно провалится в очередной не приносящий ни отдыха, ни успокоения кошмар). Хмурится, ловя за хвост разбегающиеся мысли. Снова смотрит на собаку. Сглатывает кислую слюну. — А…
Воды почти не осталось тоже. Сегодня он даже не пил, просто набирал ее из фляжки в рот и сплевывал обратно, так, чтобы Нерия не видела. Она выглядела как девица, которая бы побрезговала. Но пока им не попалось ни одного нормального ручья, какой был выбор? Сурану он помнил. Смутно, но помнил — сам был ребенком, когда ее забрали. Странно было стоять сейчас вот так. Кто бы знал. Но ее брат был ему другом, и на свадьбе у него тоже был. Сурана похожа на брата. И совсем не похожа на Несиару. Прошло не так много времени, а Дарриан уже ловил себя на том, что забывает ее лицо. Да и сколько они были не то что женаты, знакомы от силы. Час? Два? он запомнил пшеничную мягкость волос, красивый высокий лоб, брови вразлет и чистый лед глаз. Красавица. Шианни, кажется, так ему и сказала. Красавица.
Была.
— Устала… — спрашивает Табрис, но собственный голос хрипло звенит, потому получается скорее похоже на утверждение. Вздыхает. Прикрывает глаза. Внутри, кажется, тише обычного, но это совсем не показатель. Смотрит на собаку снова и глухо ругается себе под нос. Почему-то от этого, совсем не уместно, чувствует что-то похожее на стыд — все-таки девушка. Извиняется тоже себе под нос, глухо и скороговоркой, сам не зная зачем, неловко оборачивается на пятках, пытаясь то ли найти подходящее место для отдыха, то ли подобрать весомую причину, чтобы найти в себе очередное второе дыхание для неровного ритма шагов. Вместо этого лязгает зубами. Чувствует, как сердце подпрыгивает к груди.
Телега.
Демонова брошенная телега.
Почти наверняка разграбленная — повозка лежала на боку, как издохшая кляча, без колеса и с проломленным бортом. Но пустой не была — шанс маленький, призрачный.
Почти такой же призрачный, как шанс выжить после щедрого глотка из чаши с оскверненной кровью. А значит таки не нулевой.
Ведь были еще Создатель, Митал, Андрасте, Силейз. Даже про чертову псину забыл.
— Нерия, — почти оживленно позвал Дарриан, машинально пересчитывая стрелы по наконечникам. Паранойя шептала, что это может быть засада. Голод требовал кинуться и проверять тюки не задумываясь. — Посмотри туда, впереди, за шестьдесят шагов. Может, там осталась еда, как думаешь? Тогда, мы действительно сможем отдохнуть, хотя бы немного.
