Пиршество, как оно всегда в царских палатах и бывает, шумным выходит донельзя из-за обвычного хмельного мужицкого гама, состоящего из разговоров бесчисленных, не предвещающей, казалось бы, какой страшенной беды в скором времени. Даже скоморохов несерьезных и девок крестьянских призвали для танцев ладных и увеселению взора опричного. Да отчего-то примечивает особливо, как Иоанн Васильевич изредка, отвлекаясь от разговора с братом своим да слугами приближенными, с внимательностью приглядывается к ним, стоило им в плясках новые личины напялить на себя ловко — не то в журавликов ладных обращались, не то роли царевен сказочных примеряли в своей незатейливой забаве. Поговаривают среди спальников царевых шепотом бесстыдным, что, мол, одну из них, коли удачею этот день обернется, ночь страстная поджидать с государем по возможности будет. Так неужто эти слухи срамливые правдой сказывались? Неужто не было у них с Темрюковной такой любви огромной, неужто вусмерть она ему надоела так, что не отказывал себе Грозный довольствие плотское с девками другими иметь на стороне? Али сказалось все на то рождения сына с года три тому назад, его скорейшая гибель последующая и невозможность государю подарить нового наследника крови великой? Отчего же в этой царице спеси столько тогда было Федор искренне не разумел, когда в любой момент сослать ее могли в монастырь, взамен нее другую девицу в государыни подыскав.

И все же отрицать бессмысленно то было: многие мужики не умели унимать натуры своей, требующей отчаянно исполнения животных, изголодавшихся по телесам девичьими наливным, инстинктов. Промышляли насилованием воины царские при налете на барские дома, портили девок молодых пред самой их мучительной смертию от меча и огня, пощады не знающих. Один только Басманов дышал при них ровно, более на наряды их да на украшения пристальный взор свой обращая, чем на них самих. А что касательно их казни вынужденной, так не жалко их Федору было нисколечки — такова доля несущих крест свой детей за грехи родительские в эти сложные для всех времена крамолы неиссыхающей по землице русской. Да и не дай Бог решатся отомстить за предков когда-либо самому Иоанну — нет, не можно было такого допустить.

Не понимает отчасти Федор Алексеевич всей этой суматохи от Вяземского вокруг него ( хоть и льстило, да — отчего же этого не признать, ежели внимание среди обезличенных черных кафтанов, накинутых на дорогую парчу, нынче дорогого стоит? ) да с легкою тоскою глядит на все происходящее, в котором не участником был он, казалось бы, а всего лишь свидетелем непримечательным ничем. Вдали ото всех он сегодня находился за столом, не около брата с отцом, но местом около Афони на правах помощника его временного, недалече совсем от трону государева, где велись свои разговоры, к коим доступа молодец не имел по малознакомству и должности низкой. Да что-то не было больно долго для него уж обещанного намедни важного поручения. Посему с тихим вздохом пригубливает он чашу с красным вином, прикусывая его меж глотками неспешными спелою сливой в тягучем цветочном меду. Единую для себя за этот вечор, не считая нужным напиваться повсеместно, чем занимаются его более старшие ' братья ' по делу, что одним на всех считалось среди люда мужского придворного. Токмо и ее хватает, чтобы душою расслабится, а в играх холопок с шутами посреди залу приметить для себя нечто потешное. К тому, к чему сердце юное тянется, не считая вовсе зазорным порезвиться и предаться годам своим еще не столь огромным. Оттого выходит Басманов в скором времени в круг, оставаясь всеми незамеченным в тени снующих туда и сюда стольников да гостей пиршества вовсю гремящего, тянет в ребячестве опричник девок за косы беззлобно, привлекая к себе внимание, а те, перешепнувшись меж собой, в отместку затягивают ему глаза шелковой лентой голубой.

Понимает с усмешкой на розовых губах Федор, что за игра ему сейчас предстоит: поймать в сети рук своих пташек этих безутешных. Принимается он на звуки хлопков тонких рук идти, ведомый памятью собственной, лишь бы только не запнуться о стол чей-нибудь и не свалиться со ступенек случайных. И не обмануть никому Басманова, ведь не даром он пошел в кровь от крови отца, что воеводой царским служивал — не заставляет сын его долго себя ждать, ловя крестьянок в объятия и тут же их выпуская на волю, считая каждую победу свою небольшую вполне заслуженной. И когда не остается непойманной ни одной из них, снимает с себя повязку Федька, встречаясь взором довольным с отцом, что снисходительно головой мотает да возвращается обратно к разговором с друзьями ратными — верно понял, что дело молодое, припомнил себя в эти годы, посему не сказал ничего колкого, поняв, что у сына его младшого тяжелее судьба по малолетству выдалась без матери подле. Разматывает края платка Басманов и ловко назад пускает его, возвращаясь к месту своему. Подымут сами для дальнейшего увеселению государевого взора, чай не развалятся.

За столом оказывается Федор Алексеевич вовремя. Хотел он было за голову щучьи приняться, как подходит к нему Вяземский, наконец толком объясняя голосом тишайшим, в чем задача его сегодняшняя заключается. Хмурит едва брови соболиные Федька, не понимая сути до конца и заглушая в себе вопрос главный, а именно отчего Афанасий Иванович, набравшийся столько опыту на посту временно заменяющего кравчего, сам не разольет вина гостю важному и дорогому, но кивает головой лишь, поступая по совести — он обязательно сделает все то, что только будет в его силах. И доверие Иоанна Васильевича к себе вернет тем самым нехитрым способом, коли он того пожелал через волю подобную. Тем паче, что чашу подарить — дело не сложное. Ждет Басманов в волнении неподдельном, выжидает сигнала нужно, а как только дожидается — вбирает в легкие свои воздуха побольше, направляясь к Старицкому напрямик. — Княже достопочтенный, — к сердцу ладонь приложив, кланяется Федор ему с улыбкой на лике светлом своем, внимания не привлекая среди люда веселящегося иным поведением. — Великий государь жалует тебя чашею.

Нерасторопен оказался брат Иоаннов, встает он, принимая винный кубок золоченный в дрожащие от ранее выпитого руки, токмо долго в нерешительности будто глядит в его содержимое, в его колдовскую темную красноту, а после — взор очей своих на царя поднимая все же, будто думая ( али догадываясь? ) о чем-то своем. Но не глуп Владимир Андреевич вовсе, понимая, что не стоит брата своего злить ожиданиями долгими, посему клянется ему и тут же осушает посуду до дна. Басманов, проследив внимательно за этим, взглядом к Иоанну Васильевичу возвращается, объявляя громко в манере должности своей ненастоящей. — Владимир Андреевич выпил чашу, челом бьет! — тогда все, бывшие за одним столом с князем, также встали и поклонились Старицкому, в знак поздравления с царскою милостью. Владимир, повеселив мигом от того, что не случилось с ним ничего и воистину чаша оказалась именно милостью государевой, а не чем похуже, одарил каждого в ответ поклоном особым, покуда Федор ворачивался в сей момент обратно на место свое, как и было велено ему Афоней ранее. После всех внутренних треволнений есть хотелось жуть как, отчего с удовольствием налетает он и на мясо, и на рыбу, ни в чем себе не отказывая.

Есть всяко разно за добрых и злых, при необходимости накину еще чего интересного.

— Иногда мужчина оказывается на перепутье, — говорит Освальд важно, основательно, сжимая в руке бокал в аллюзии на бесконечную исполняющую его сердце торжественность. Публика, что стоит перед глазами, состоит только из одного человека, и это совсем не его русская, что-то бормочущая на родном гортанном языке горничная. На другом конце стола — тень Эда, его Эда, с шеи которого только сошли синие пятна, оставленные Гилзином. Кровь взрывает вены и артерии в нарастающем предвкушении, и в груди почти больно, потому что до вечера — шесть часов. К моменту, когда часы отобьют заветные восемь, Нигмы не будет на месте около часа. Накрытый стол будет разить недосказанностью, слова, такие важные слова потеряются среди расставленных тарелок, и Освальду не будет давать покоя усевшаяся на край бокала муха. Нервно тянущаяся к телефону рука подрагивает, выдавая нетерпение, нетерпимость к каждой секунде, которую признание заперто за сжатыми губами.

I'm like the water when your ship rolled in that night
Rough on the surface but you cut through like a knife

— Я выбираю быть смелым, — повторяет заученную до степени, в которой невозможно вопреки всему сказать неискренне, хозяин поместья. Стул напротив насмешливо пустует и проваливается на дно зрачка, где сидит гнилым на вкус напоминанием: Эда нет уже три часа. Муха с издёвкой жуёт жаркое. Освальд снова прижимается к трубке щекой, чтобы услышать долгие, идиотски долгие гудки, — То, что я хотел сказать тебе весь день... — день ли, неделю, с того ли самого момента, как осознание размазало его мозги по дорогим обоям, сметая впервые в жизни. Бокал пустеет в третий раз, и Пингвин разочарованно болтает им в руках в нервной потребности за что-нибудь держаться. Горячее, наполняющее силой ощущение, что осталось прождать всего до момента, когда малая стрелка отчеканит семь, цементируется в беспокойство. Ему нужно сказать: — Я люблю тебя.
Эда нет уже пять часов, и он орёт на горничную, когда та начинает убирать блюда. Мобильник гудит молчанием. Блядская муха...

And if it was an open-shut case
I never would've known from that look on your face

Ночь проглатывает нервно ворочающееся тело, чтобы предложить ему десяток новых фантазий на любой вкус: вот Нигму привязывают к стулу бандиты, вот его пытают, калечат, бессердечно уродуют. Телу холодно и жарко одновременно — он не может потерять его сейчас, он теперь — король этого дурацкого, пышущего сладким ароматом разложения города. Под каблуком туфли — десятки улиц, вокзал, поджатые хвосты некогда крупных криминальных авторитетов. Все, кроме Эда, который смотрит с искренним восторгом, громко маниакально смеётся, всегда стоит по правую руку. Тот ему равен — и поэтому Освальд не порывается заиметь над ним власть.
Пока не пытается.
***
Полицейский на первой линии молча проглатывает изрыгаемую из мэра города ругань, дежурно отчитываясь: двадцать четыре часа, такие правила, такая работа. "Работа ваша -..." — рычит Освальд в трубку что-то совсем неприличное перед тем, как повесить её, и всполошенная, не уложенная шевелюра уже через минуту моргает с заднего сидения автомобиля. Он будет искать сам — и обязательно найдёт, для верности начав с самого очевидного места. Машина едет слишком медленно, и он методично щёлкает друг о друга части складного телефона. Звонить, очевидно, бессмысленно. Душе больно, душа кипит, в душе — нестерпимая ненависть, за которой ловко прячется совершенно трогательное беспокойство.

Life was a willow and it bent right to your wind
Head on the pillow, couldn't feel you sneaking in

Дверь в квартиру отъезжает совершенно буднично, а за ней — Эд. С ещё влажными волосами — мурашки бегут по плечам и вниз — и совершенно радостный. Улыбка на мгновение перетекает и на лицо Освальда. Живой, целый, в порядке. Долгие три секунды сердце бешено бьётся, и в нём восторг, вновь зародившееся предвкушение, нервы, что заставляют ладошки намокнуть, а кадык — рвано царапнуть шею изнутри. "Я счастлив," — и рёбра рвутся, готовые выпустить наружу безумно пульсирующий комок плоти. "Я влюбился," — и лоб рассекает растерянность, сбивающее с ног ощущение, что что-то не так, неправильно, не в том порядке, в каком должно быть. "Изабелла..." — изливается Эдвард, и тараторит, пулемётной очередью из признаний расстреливая замершего в ледяную статую на пороге Освальда. Кости трещат, выворачивая тело наизнанку вместе с жизнью, а из приоткрытого рта выливается немое восклицание: не так, не то.
Освальду очень холодно, и за горячие руки, обнявшие его собственные, хочется цепляться, хвататься, ломая тонкие длинные пальцы. До хруста в костяшках, до истошной боли, до момента, когда Эд одумается и засунет все свои гнусные восторги обратно в глотку. "Это невозможно," — думает Пингвин. "Вы знакомы всего сутки", — говорит Пингвин. "Я совсем потерял тебя," — потерянно выдыхает Пингвин. Грудная клетка болит, и он с трудом переступает порог квартиры.
Совсем потерял.
Эдварда невозможно заткнуть. Рот хочется заклеить, вымыть с хлоркой, вычищая глупые любовные оды его...женщине. Вместо этого, однако, Освальд тянет, ощущая, как рвётся неподдающаяся кожа, уголки губ вверх, чтобы рвано, через силу произнести: — Это замечательно, Эдвард, — собственные слова душат почти физически, но он подаётся в чужие объятья, жадно втягивая запах чистого тела. Сведённые пальцы сжимают широкую спину, и ошарашенный, безумный почти взгляд теряется.
Эд ничего не замечает.
— Но вы знакомы всего сутки, — потерянно повторяет Освальд, готовый распотрошить соперницу, вырывая из тела органы один за другим. Он не отдаст своего Эда — и уже знает, как это сделать.

Like you were a trophy or a champion ring
And there was one prize I'd cheat to win

Он не отдаст своего Эда — и кому-то придётся за это заплатить.

— Чистокровный пилтоверец до мозга костей и типичный сын маминой подруги;
— Дом Талис управляет фабрикой по производству молотков и других инструментов;
— Едва не погиб вместе с матерью от снежной вьюги, но благодаря неизвестному магу, спаслись, переместившись в другое место;
— Верит в то, что магия не так опасна, как о ней говорят и, что её можно обуздать с помощью технологий;
— Один из самых одаренных учеников пилтоверской Академии;
— Из-за своих незаконных экспериментов над хекстесковыми кристаллами едва не был исключён из Академии, но благодаря Виктору, воодушевленному его идеей, смог доказать Совету свою пригодность;
— В то время как Джейс стремился улучшить человечество с помощью универсальных технологий, Виктор стремился решить проблемы, присущие самому человечеству, такие как физическое разложение или нелогичные предрассудки;
— Несмотря на свою популярность, находились люди, которые недолюбливали Джейса за грубость и надменность;
— Лицо «Человек прогресса» украшает не только улицы Пилтовера, но и кружки, одна из которых есть и у самого Джейса;
— Во время атаки на один из заводов Силко случайно убивает ребёнка. Данный факт заставляет его иначе взглянуть на мир и собственные суждения;
— Даже без своего молота остается гением, богатеем, плейбоем и филантропом.

взаимоотношения:
Несмотря на то, что пути Джейса и Виктора разошлись, между ними осталась масса нерешённых вопросов. Помимо прочего, Рената Гласк покровительствует Джинкс, взорвавшей здание Совета и убившей часть его представителей. Будет жаль, если смерть Мел останется неотомщенной.
А ещё у нас вери хат Виктор :з

Жизнь - бесконечный цикл борьбы за выживание, либо ты, либо тебя, всё очень просто. Силко приучал к этой мысли с тех пор, как она стала частью его «семьи». Кто-то скажет, что это бесчувственно, учить маленького ребёнка подобному, но взгляните на мир, в котором живём. Обладать гениальным интеллектом недостаточно. Будь ты хоть трижды пядей во лбу, но без природного инстинкта постоять за себя ты не проживёшь в Нижнем городе и не недели. Безусловно, в Пилтовере всё иначе, и любой, кто способен правильно воспользоваться своим интеллектом сможет обеспечить себе тёплое местечко на верхних этажах высоких домов и для этого не нужно было перешагивать через трупы коллег.

Тогда Паудер смотрела на Силко большими детскими глазами, кивала каждому сказанному слову и вырисовывала разноцветными карандашами как она будет расправляться со всеми, кто встанет у них на пути. Как же легко было рисовать и представлять себе, как враги будут падать ниц сраженные одним выстрелом, вот только на деле всё сложнее. Мелкие паразиты, как и она, обладали жаждой выживания и если не поймают её, то уйдут в утиль как бесполезный мусор, не получив ничего из условий сделки. Интересно насколько высоко пилтошки оценивают её голову? Как минимум троих членов совета она отправила на тот свет, остальные наверняка получили серьёзные травмы, да и само здание претерпело визуальное преображение. Да и судя по тому, что наёмники несколько месяцев выслеживают Джинкс говорило о том, насколько Пилтовер был в ярости и насколько высоки были ставки. Замечательно.

В этот раз они загнали её на территорию завода, когда-то принадлежащего Силко, окружив на узком мостике между двух подсобных помещений. Напоминало избитое клише из детства. Металлический каркас моста негромко похрустывал и прогибался, когда людей на один квадратный метр становилось больше, чем он мог вынести. Рабочие внизу суетились, что-то кричали, а некоторые спешно покидали свои места предчувствуя неминуемую беду. Неудивительно, наёмникам не было дело до окружающих, отчего пули то и дело рикошетили от металлической облицовки стен, застревая в более тонких слоях перекладин. Магазин в пистолете почти опустел, а на перезарядку попросту не было времени. В отличие от сказок враги здесь не нападают друг за другом, соблюдая излюбленный порядок, а хаотично лезут в бой, не опасаясь подставляя под удар другого. В какой-то степени это было удобно, но слишком быстро приходилось переключаться с ближнего боя на дальний и параллельно следить за тылом. Один хватается за косы и тянет на себя, но следом получает пулемётом по подбородку, а после ещё несколько ударом с ноги по безволосой черепушке, оставляя на ней след от подошвы. Бесит. Никто не имел права трогать её волосы. Абсолютно никто.

Взбешенный взгляд аметистовых глаз впивается в стоячих перед ней врагов. Небольшая вспышка гнева произвела них лишь временный эффект, но отнюдь не стала показательным примером, однако этого замешательства было достаточно, чтобы взвести курок пулемёта. Едва раскрутившись, гильзы одна за другой посыпались на решётчатый пол, а с него уже вниз к реактору, осыпая рабочих свинцовым дождём. Пули в хаотичном порядке пролетаю по металлической обшивке, стеклянным окнам и мягкой плоти, проходя насквозь всякую преграду. Джинкс неспешно крутится вокруг себя, одаривая каждого из пришедших за ней своим вниманием, пока что-то тяжелое не прилетает по голове. Звуки выстрелом стихают и к механическому грохоту механизмов прибавляются стоны и брань раненных.

- Чокнутая, сдохни! – снова выстрел, который, к несчастью, достигает своей цели. Полосатая штанина с левой стороны медленно начинает окрашиваться красным, очерчивая линию от бедра и до самой голени. Боли нет, но на какой-то миг по телу проходит легкая слабость вперемешку с холодом, словно всю кровь за разом выкачали из организма. Отступая назад хлипкое ограждение не выдерживает веса, подставляя тело свободному падению. Тяжелый пулемёт утягивает за собой, словно чьи-то руки заманивают на морское дно, туда, где она однажды похоронила Паудер, но оставила часть её внутри Пау-пау. Стоило бы смириться и покончить со всем, чтобы два города наконец-то обрели мир, но нет. Такой жалкой смертью она не может погибнуть. Не здесь, не сейчас, и не от рук жалких наёмников Пилтовера.

Падая вниз, пальцы едва успевают ухватиться за оборванный провод или шнур, и критичного приземления удается избежать. Голова немного кружится и побаливает от удара, но кажется идти самостоятельно она вполне может.

- Куда-то собралась? – топот нескольких пар ног слышится позади и это не предвещало ничего хорошего. – Кажется тебе необходима помощь. Давай-ка мы её тебе окажем! – Самый отчаянный бежит первым наперевес с большим мачете, пока другие степенно начинают подключаться следом. По прогнозам Джинкс драка не должна длиться долго, во-первых, её терпение было на исходе, во-вторых из доступных средств у неё остались только гранаты. Ровным счетом оно почти так и случилось, пока один из наёмников не умудрился отбить летящую в его сторону кусачки ровно приоткрытую дверь реактора. Кто вообще оставляет дверь для топлива открытой? Ей едва ли хватает времени до детонации скрыться за металлической перегородкой, но взрыв выходит достаточно большой силы.

Хромая, волоча по земле свой пулемёт, Джинкс с трудом разбирает происходящее перед собой. В ушах стоит гулкий звон, предметы пред глазами расплываются в уродливые цветные пятна, а на языке ощущает знакомый металлический привкус. Из последних сил добираясь до укромного места, где уже не ощущался запах гари и обожжённой плоти, она обессиленно падает на гору коробок. Нужно лишь немного времени, чтобы перевести дух, и она снова сможет встать. Лишь немного…

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/74/4e/11/441404.jpg[/icon][status]save me[/status]

Этьенн все еще не знает, как сказать Киму о том, что уезжает. Он слишком привык к своему стилю жизни. Ему нравилось проводить вечера вместе, развалившись на диване. Для Розье это было самым большим сокровищем, ведь с Тао он мог быть собой. Ему не нужно было скрывать от него свои мысли, он не боялся показать ему совсем свежую метку на своем предплечье.

Этьенн домой возвращается в слишком запутанном состоянии. Расставаться с Кимом совершенно не хотелось, он мог бы позвать его с собой, но согласиться ли? У него ведь тоже работа, семейный бизнес. Они все равно могли видеться на выходных хотя бы, денежный вопрос был им чужд. И все равно выходить из зоны комфорта не хотелось.

Розье распоряжается об ужине, а сам идет в душ, зная, что и Ким скоро появится. Он в голове прокручивает варианты, с чего бы ему начать лучше. Ему это в новинку он уже слишком давно не чувствовал себе настолько взволнованным. Вероятно так и происходит, когда кто-то по настоящему волнует, наверное, так и должно быть.

Ким не приходит, а это странно, ведь им даже договариваться о током не нужно было. Этьенн ловит странное чувство и аппарирует к Киму. Он заходит в его квартиру и тут же почти получает стаканом в ебальник. Драккл, кто ему сказал...

- Я собирался тебе сказать. Блядь, это оказалось сложнее, чем я думал.

Охренненная отмазка. Прямо огненная. Этьенн подходит ближе и садиться на стул рядом, мирным разговор точно не будет.

- Я узнал две недели назад о предложении, отказываться от такой возможности глупо, а уезжать от тебя мне тоже не хочется. И я дохуя долго тянул, согласен.

Утренний Петербург встречает Распутина небом, серыми тучами затянутым в преддверии очередного снега, и ветром холодным, заставляющим поплотнее запахиваться в шубу, да торопить прикорнувшего в ожидании извозчика, чтоб укрыться поскорее в надёжных стенах своей квартиры. Почитай всю ночь с самого вечера просидел он неотлучно у постели цесаревича Алексея, которому вновь стало хуже от падения случайного, молился за его здоровье да успокаивал императрицу мудрыми словами. Ах, как всё-таки мила и почтенна была Александра Фёдоровна! Как благосклонно улыбалась она! И каким же кощунством было бы не ответить моментально на её прошение о помощи, доверие потеряв, особенно, когда по образу, добровольно принятому, следовало ему безвозмездно помогать всем нуждающимся? Душа Григория была спокойна по приезду во дворец, а отбывал он с настроением в высшей степени благодушным и радостным, не поскупившись на улыбки и заверения, что здоровью Алексея ныне угрозы нет, ведь не подводило ещё «колдовство», знал он, что тогда и после будет наследник в порядке. А уж слова благодарственные государыни, именуемой за пределами высшего общества, участником которого ему стать довелось, как угодно, только не именем с отчеством её, и вовсе солнцем весенним до любви больно охочее сердце обогрели, сделав морозное декабрьское утро погожей во множество раз.

По пути домой быстрый взгляд кидает на виднеющиеся вдалеке купола церковные, манящие его каждый раз какой-то непорочной чистотой на грязном небе, поднимает руку, чтоб осенить себя крёстным знамением, да молит мысленно, чтобы не покинула его удачливость во всём задуманном. Если уж Богу угоден дар его, то пусть оно так и останется, ведь сколько раз жизнь полезных себе сможет он спасти предвидением, а кто после такого плохое подумает на простого деревенского мужика, хоть и даром божественным к исцелению наделённого? Кто тогда, кроме врагов его извечных, назовёт его обманщиком, колдуном проклятым, или врагом империи? Но на всякий роток ведь не накинешь платок. И остаётся только, спасения честного имени своего ради, по дружбе старой просить государя поглядеть на людей неугодных пристальнее. А иной раз и одного лишь взгляда прекрасной жены его или какой-нибудь из её хорошеньких молодых фрейлин, стайками вокруг неё вьющихся, хватало, чтоб позабыть о всех своих горестях. Вот только знал своё место Гришка, да не смел ни делом ни мыслью грешной покушаться на честь своей благодетельницы, грех страшный тем самым совершая, а предпочитая для того других девок согласных.

Не успел ещё начаться толком день, а снег, хоть ожидаемый, но совсем не желанный, уже пошёл, оседая поминутно отряхиваемыми белыми пушинками на шубе, шапке и бороде, утомлённого бессонной ночью Распутина, которого отчаянно клонило в сон, как, похоже, и всех в этом засыпанном снегом городе. Мысли его уходили постепенно от проблем насущных, становясь менее связными, в сознании проявлялись чудные образы, не раз в грёзах виденные, оттого знакомые и родные почти, только стали кони под громкий оклик извозчика, а сам он тотчас повернулся к «старцу», намереваясь, явно, получить поскорее деньги, чтоб потратить их в ближайшем кабаке.

— Григорий Ефимович! Приехали...

Его сны всегда яркие и запоминающиеся, но совсем не в том смысле, в каком бы хотелось. Яркое в них только нарастающее с каждой минутой чувство боли, запечатлевшееся под кожей даже после того, как от дыры не осталось ничего, кроме херовых воспоминаний. И ей богу, лучше бы его изматывала бессонница до полуобморочного бреда, чем то, что происходит сейчас. Каждая ночь – лишь иллюзия полноценного сна, а на самом деле возвращение обратно в сырую темную клетку, холодные стены которой месяцами впитывали в себя крики отчаяния.
(Воспаленное подсознание создало для него новую тюрьму, ничем не отличимую от старой.)

Каждый раз, когда удается найти время хотя бы для пары часов беспокойного сна, его преследует одна и та же совокупность впечатавшихся в память образов, но не в тех случаях, когда он видит себя со стороны. Жалкий, едва способный двигаться, татуировки на спине и плечах невозможно рассмотреть из-за засохшей тонким черным панцирем крови. Не человек, но существо, продолжающее дышать только потому, что люди, перед которыми он провинился, позволяют ему жить.

Маджима предпочел бы видеть плотную непроглядную тьму каждый раз, когда закрывает глаза, но вместо этого на обратной стороне век отпечаталась агония дышащей над самым ухом смерти (но никак не желающей забрать его с собой).

Он открывает глаза вместе с тяжелым вздохом. Еще несколько секунд уходят на осознание того, что под его спиной – удобный футон, а не ледяная сталь. Опять кошмар – не первый и не последний, а всего лишь «один из». Он подскакивает так резко, что даже в единственном здоровом глазе темнеет. Пальцы нерешительно касаются затылка, но узелка от двух перевязанных лент не находят.

- Тц, - он оборачивает и поднимает повязку с уголка подушки еще одним нервным движением, - Я знаю.

Пленительный женский голосок окончательно возвращает его обратно к выцветшей реальности. Маджима не смотрит на нее прямо, только краем глаза выхватывает изящно вьющиеся пряди черных как смоль волос. Ее лицо, обезображенное кривыми клыками – ни то наваждение, ни то первый признак того, что он сходит с ума (Маджима не исключает этого, за год в дыре любой станет сумасшедшим).

Он поднимается на ноги, чтобы подойти к окну и увидеть, как на смену давно пропавшему за линией горизонта сиреневому закату, пришла ночная пелена темно-серых облаков. В этом чертовом городе все настолько фальшивое, что даже звезд никогда не видно – все затмевают слепящие огни вывесок крошечных баров и кабаре-клубов. Через приоткрытое окно до него доносится отвратительный гнилостный запах застоявшейся воды из Сотенбори.

Маджима вкладывает в губы сигарету и освободившимися руками проходится по спутанным волосам, собирая их в тонкий хвост. Хання права, у него есть еще часа два до начала смены, но вряд ли он сможет еще уснуть (если только не захочет опять вернуться в свой личный ад ночных кошмаров).

- Зачем ты трогала мою повязку, - сизый дым слетает с губ и, подхваченный легким ветерком, растворяется в остывшем воздухе.

— Поверить не могу... Мы в самом сердце Сотэнбори, и из всех возможных способов скоротать время, ты выбираешь <этот>.

Кирю может понять недовольство Нишики; почти осязаемое, оно со знакомой тяжестью ложится на широко расправленные плечи, пока ноги сами продолжают вести его вперёд, несмотря на возмущенные возгласы над самым ухом.

Так было годы назад, задолго до того, как чернильные контуры дракона и карпа расчертили их спины, до восхищения оживлёнными и залитыми мерцанием тысячи огней улицами Камурочо после четырех стен приюта, и даже до первой встречи с Казамой-сан, навсегда изменившим жизни двух самоуверенных юнцов, какими они тогда — оставались по сей день, на самом деле, — являлись. Он тащил травмированного неудачным падением Нишики на себе, а тот ворчал, доказывал, что и сам способен твердо стоять на ногах, но корчил гримасу каждый раз, как пытался подняться. Точь-в-точь карп, что пытается плыть против течения, но оказывается выброшен на берег особенно сильной волной, бьёт хвостом по земле от бессилия и приоткрывает рот, но никогда не сдаётся, пытаясь вернуться в русло. Упрямый до жути уже в детстве. До Кирю достаточно скоро доходит, что к негодованию <брата> не стоит прислушиваться.

А потому и сейчас всё, что он может ответить своему кёдай, заключено в почти незаметной улыбке. Сегодня Нишики рядом с ним, а не в одном из модных клубов-кабаре, мимо которых они проходили несколько раз, с любопытством рассматривая яркие вывески, и это по-настоящему имеет значение, в отличие от слов.

— Нет, вы посмотрите на него, он еще и ухмыляться умудряется.

Нишики слегка подталкивает его в плечо, и нужно быть слепым, чтобы не увидеть, как он с трудом сдерживает смех.
Кирю, для вида, отступает на шаг в сторону, поддаваясь.

— Один поединок, и я плачу за выпивку.

— О, ты в любом случае платишь, это даже не обсуждается. Как ты вообще вышел сюда? В такие места ведь не пускают, кого попало.

Все громче звучит гомон голосов за массивными дверями, и стойкий запах меди щекочет ноздри. Кирю вдыхает глубже, останавливается на секунду и прикрывает глаза, а когда шаги эхом разносятся по коридору, на лице его лишь отголосок былой улыбки.

Они прибывают в Сотэнбори по неотложному поручению.
Не тот тип приказов, который можно доверить лишь самым отличившимся исполнителям, доказавшим, что их навыки будут неоценимы в предстоящей работе, но тот, что требует минимальной подготовки и не терпит колебаний и промедления. Раз уж на то пошло, идеальный, чтобы в последний раз испытать Дракона Доджимы и закалить в огне стальную шкуру.
Но задерживаются по прихоти.
Единственный раз, когда Кирю позволяет себе отвлечься и последовать желаниям, что зудели под кожей достаточно долго, чтобы теперь их можно было игнорировать. В прошлый раз, когда ему довелось побывать в Сотэнбори, время поджимало, необходимость спасти жизнь владелице «Пустого участка» не допускала глупостей в мыслях и импульсивных поступках.

Терпение Кирю вознаграждается в полной мере. Остаток ночи принадлежит лишь ему.

— Случайность.

Потому что Кирю действительно везет больше, чем кому бы то ни было. Потому что паромщик и привратник в одном лице слишком много болтает и об осторожности, верно, не слышал ни разу. Потому что он действительно тот самый «кто попало» из слов Нишикиямы, которого здесь никогда не должно было быть, если бы не удачное стечение обстоятельств и немного удачи — умения появляться в нужное время в нужном месте.

Потому что у Кирю кровь в венах закипает каждый раз, как он возвращается мыслями к арене под городом. Дракон не спине обрастает чешуей, но до истинного совершенства ему ещё далеко, и шаг очередной приблизит к цели.

И нужно быть настоящим <счастливчиком>, чтобы столкнуться с Ним.
Человеком, которого он помнит не только по рассказам испуганного до чёртиков Нишики, но и из разговоров других бойцов и зрителей. Одноглазый демон с татуировкой хання на спине и змеями в ветвях сакуры, что оплетают плечи и спину диковинным узором. Если бы хаос обрёл форму, то воплотился бы в человеке напротив, в неуловимых, отточенных движениях и смертоносных ударах. Он мог бы уничтожить семью Доджима, если бы вновь сорвался с поводка.
То не искаженные бурным людским воображением слухи, не преувеличения, но истина, с которой, будь Кирю чуть умнее, предпочел бы никогда не сталкиваться один на один.

Но предвкушение подобно пламени, и Кирю вступает в него без страха, позволяя языкам того огня поглотить себя без остатка.

Не первый матч на сегодня, но финальный — для них обоих.
Теперь, по крайней мере, ясно, кто развлекал толпу в те пятнадцатиминутные перерывы, пока он восстанавливал дыхание в комнате за стеной и готовился к следующему раунду.

На арене нет места приличиям, и все же Кирю кланяется в почтении, прежде чем звенит гонг, возвещающий о начале боя. Отдает дань уважения, прежде чем будут отринуты любые нормы.

И так, верно, <правильно>.

Варрик Тетрас

 

Dragon age

Канон

Для чего ищете: Фандом разыскивает мастера Тетраса для совместных приключений! Инквизитор хочет почитать книжку о наших славных приключениях, которую Варрик написал или напишет в ближайшем будущем.

— Очередное письмо для мастера Тетраса?
— Торговая гильдия никогда не сдается. А что он сделал с прошлой пачкой писем?
— Когда я уходила, лорд Варрик начинал строить из них корабль.

Варрик Тетрас - гном-разбойник, известный писатель и рассказчик, представитель Торговой гильдии, впоследствии - глава дома Тетрас, член Инквизиции и наместник Киркволла. Сохранил идол из красного лириума. После победы над Корифеем Варрик вернулся в Киркволл и занялся восстановлением города. Впрочем, Варрик не всегда ведет себя соответственно своему титулу и, в частности, дарит Леди Инквизитору ключ от города  (если быть точнее, то ключ от цепей в бухте Киркволла, запирающих вход в неё) и присваивает ей  титул киркволльской графини, к величайшему неудовольствию Брана. Варрик заключает союз с новым советом Викома и обеспечивает долийцам политическую поддержку. Под правлением Варрика город вновь сделался крупным торговым узлом Вольной Марки. Бесчисленные письма из Торговой Гильдии и от принца Старкхэвена Варрик предпочитает игнорировать.

Ожидания и пожелания: Лавеллан горит желанием сыграть в порочную добродетель, почитать книжки и исследовать Тедас с прекрасным другом, известным писателем, да и просто той ещё занозой в заднице. Интересно было бы понаблюдать за перепалками с Кассандрой, и высокоинтеллектуальными диалогами о том, что другие расы опять спасают мир. Пострелять из Бьянки. А ещё, у нас возникла идея на межфандомные эпизоды, если Вы, конечно, не против мастер Тетрас. С нетерпением ждём обратно, заканчивайте Ваши дела в Торговой гильдии, Вас ждёт Инквизиция!
С уважением, Эланна Лавеллан, глава Инквизиции.

Железный Бык

 

Dragon age

Канон

Для чего ищете: Инквизитору не хватает его спутников, с которыми они пережили невероятные приключения! А ещё нам нужен Бык. Просто потому что он самый лучший и всегда может разрядить обстановку не только в таверне, но и в бою.

— Стало быть, Коул, ты дух... демон... нечто?
— Да. А ты Железный Бык и боишься демонов.
— Ну, скажем так, недолюбливаю. Но с тобой мы уживемся, если не будешь творить странного.
— Не спится, простыня пропиталась потом, страшно позвать тамаззран. В темноте таятся тени. Если залезет в голову, как его потом вытащить? Все чешется, дрожь, слезы остывают на щеках. «Тама, я боюсь».
— Ну вот, уже творишь странное. О том я и говорил.

Наёмник кунари, тал-васгот, бывший агент Бен-Хазрат., а также глава и основатель отряда "Боевые Быки", присоединившийся к Инквизиции. Инквизитор приняла тяжелое решение, и отказалась от сотрудничества с кунари, тем самым дав "Быкам" время отступить. После реформирования Инквищиции "Боевые Быки" продолжили брать заказы в Ферелдене и Орлее. Сражаясь с демонами и истребляя остатки венатори, Железный Бык внес свой вклад в возрождение порядка в Тедасе.

Ожидания и пожелания: Бык, конечно, серьезный парень. Имя, которое дали ему кунари - "Хисраад", что значит "Лжец". При встрече с Инквизитором он делится информацией и с кунари и с самой Инквизицией. Находит общий язык и свой подход со всеми спутниками Лавеллан. Хотелось бы найти такого игрока, который с одной  стороны сможет поиграть и в серьезные темы и устроить кураж с другой.

Коул

Dragon age

Канон

Для чего ищете: Каст Dragon Age, разыскивает Духа Сострадания с его великолепной шляпой.

— Откуда вообще у духа может взяться плоть?
— Не знаю. Как стражи становятся серыми?

Среди мирян ходят подозрительные слухи о странном, пронырливом духе в виде маленького мальчика, что был замечен среди спутников Леди Инквизитора. Конечно, это всего лишь домыслы, ибо все, что можно назвать «материальными доказательствами», умерло вместе со своими владельцами или же прячется за повторяемыми из раза в раз оправданиями: «Я его не помню». Коул - дух Сострадания, который помог Лавеллан в крепости Теринфаль выбраться из-под влияния Демона Зависти. Несмотря на то, что Инквизиция приняла Коула весьма враждебно, Леди Инквизитор дала ему шанс проявить себя. Так Эланна узнала, что злого умысла в его поступках нет и разрешила остаться в Инквизиции.

Ожидания и пожелания:

Коул больше Дух, чем Человек. Желательно, но не обязательно, знать не только лор игры, но и содержание книги Dragon Age: Раскол. Нас, конечно, пока не очень много, но игра будет точно с каждым из нашего каста. Мы любим размеренный темп игры, но иногда можем и подспидпостить. Размер поста тоже не обязательно, можем и на 5к написать, можем и на 2к. В любом случае, нам не хватает твоих пространственных речей, бьющих в самую суть.

Вся наша жизнь - отныне без остатка -
Холодный блеск,  стальное острие.
Не отступить - мной брошена перчатка,
Не отступить - Вы подняли её.

[indent] - Многие с Вами не согласятся. Мы живём в отдалении от людей и не подпускаем никого к нашим знаниям. Так что отчасти он был прав. Даже за Лоранила пришлось бороться, потому что не доверяли даже мне - с валласлином на лице и такой же крови. - Эланна сделала ход конём. И как бы Дориан не старался, просчитывать свои шаги на несколько ходов вперёд у Лавеллан не получалось. Дориан был хорошим учителем, указывал на ошибки, но Леди Инквизитор каждый раз их допускала. Каждый раз одни и те же. "Дориан, я просто не создана для шахмат" "Ты и для Добродетели не создана, но в ней тебе хотя бы везёт. Не пробовала сменить тактику?" "Дориан - тактика и я совершенно две несовместимые вещи".
[indent] -Я буду действовать по ситуации. Я всегда импровизирую.

[indent] -Но определённо хотели бы им быть. - Слова  самое страшное, что придумал Создатель. Ими можно убить, ими можно сломать, ими можно успокоить и исцелить чужую душу.
[indent] Казалось бы - Эланна только отошла от своей нравоучительной тирады фрейлине, как Каллен подливает масла в огонь.
[indent] -Вы непосредственно мой подчинённый, Командор. Думаете мне нравится каждый раз лезть в пекло? Думаете я довольна своим титулом? Довольна от всего "Конечно, Инквизитор!", "Будет сделано, Инквизитор!",  "Как скажете, Вестница!"? Да если бы не Хранительница Дешанна, которой взбрело в голову вдруг пойти на контакт с шемленами, меня бы здесь вообще не было! - Эланна запнулась, осознав, что случайно сказала лишнего, - Думаете я не вижу, как на меня смотрят? Да когда это всё закончится, Церковь меня вычеркнет, выкинет как ненужное - как сделала это с Шартаном! Потому что негоже эльфам присутствовать в человеческом писании.
[indent] Лавеллан попыталась восстановить дыхание.
[indent] -Если бы не реакция Блэкволла, то сейчас бы меня здесь перед Вами не стояло, и Флорианна бы исполнила то, что запланировала. Или Вам было проще, чтобы Демон поглотил мой разум. "Вестница Андрасте привела нас всех к краху мира. Помянем". Ваше право, Командор, я передам Жозефине, что мы отправляемся без Вас. Сейчас же. - Эланна скрестила руки на груди - Если Вас что-то не устраивает, я Вас не держу. Вы вольны уйти. Догоните даму, продолжите вечер.

[indent] - Помимо Вас я играю только с Дорианом, но сегодня он занят. - Леди Инквизитор явно проигрывала, но даже была этому рада, с её мастерством  предыдущие партии она выигрывала каким-то чудом. - Жозефина всё так же в гневе? Её было слышно даже в подвале. Дагна даже поинтересовалась в порядке ли Леди Посол, и может быть ей принести ведро воды. "Мужика бы этой ведьме, а не воды".
[indent] Эланна усмехнулась - Харрит вечно был чем-то недовольным, и шутки его были однообразны, и разве что они с Сэрой могли бы посоревноваться за звание "Шут года". Кузнец был даже недоволен тем, что Эланна вытащила его из Убежища. Но она не могла его бросить один на один с венатори.  Как с ним уживается Дагна оставалось для Эланны загадкой. Этот вопрос нужно тоже оставить открытым. Хотя, если бы Харрита с ними не было, то Вестница определенно бы скучала по бурчанию этого старика.

  [indent] Эланна разворачивается и, гордо подняв голову, удаляется прочь, стараясь не вслушиваться. Потакать нельзя, но и разговор на повышенных тонах продолжать не стоило. "Но явно хотели бы им быть!" - и зачем она это решила сказать? Это было явно лишним, словно Эланна рассматривала Командующего войсками Инквизиции на роль потенциального жениха.
[indent]  На каблуках по траве идти неудобно - нога подворачивается на скользкой траве и Вестница теряет равновесие.
[indent] Сделав вид, что ничего не произошло, одергивает парадный костюм, и покидает сад. Но гнев настолько застилает глаза, что слепит. Нога предательски задевает бордюр и Леди Инквизитор буквально вылетает во внутренний двор, врезавшись в какого-то вельможу. Всматривается - кажется. что с ним она даже танцевала в этот вечер.
[indent]-Смотри-ка, продолжение столь прекрасного вечера само падает ко мне в руки. Что ж, дикарок у меня ещё не было, но это легко исправить. - похотливо выдаёт вельможа, а спутники заливаются смехом гиен. Он хватает за руку. - Господа, у нас сегодня праздник. - Эланна пытается выдернуть руку, но её держат крепко.  - Не боись, остроухая, обещаю, я буду нежным.