[indent] В тот день Алине казалось, что природе не нужны никакие правила, закономерности и четкие сценарии действий, чтобы воссоздать в воздухе атмосферу, способную раздробить, расколоть и разрезать на части с такой же неистовой легкость, как то делает удар молота по наковальне, устрашающий громовой шум и пронесшийся со свистом разрез. Природе не нужен повод, чтобы расколоть этот мир в мгновение ока. Как не нужен этот же повод и судьбе, провидению или Вселенной. Чему-то свыше поводы не нужны, оно просто следует своему же сценарию. А причины… причины - это то, что волнует незначительных существ вроде самой Алины. Существ глупых, недалеких и вечно совершающих ошибки. Существ, которые должны прятать в себе любые сомнения, эмоции и самих себя, дабы другие, еще более глупые и недалекие переложили совершение ошибок на братьев своих, оказавшихся по чьей-то воле более настырными, жесткими и упрямыми для того, чтобы подняться на вершину этого мира. Алина начала верить в то, что колесо собственной судьбы ей не сломать. Иначе как понять, почему в стремлении к смерти и окончанию она дорвалась лишь к новому витку своей и без того слишком сложной с недавних времен жизни. Она будто в панике бежала от погони, чтобы в конце концов оказаться в лапах тех, кто ее преследовал.
[indent] В старых книгах, в которых Алина пряталась ныне так часто, многие именитые или безымянные мыслители от века в век пытались обуздать поставленный когда-то и кем-то вопрос: что такое судьба и существует ли она? Есть ли книга мира, в которой прописано, что и с кем должно произойти? Или все происходящее - ничто иное, как череда решений и их последствий, которые люди не в силах удержать на собственных плечах, а потому придумывают разные небылицы? Просто, чтобы ночами легче спалось, а при свете дня не терзали прямые  доказательства собственных ошибок. Алине временами хотелось того же - забыться, вырвать из памяти клочки воспоминаний и изорвать их на совсем мелкие части. Пустить по ветру, чтобы невозможно было собрать воедино снова. Но она не могла. Просыпаясь утром, она видела последствия всех своих решений прямо перед собой. И внутренний голос, что твердил об благостном начале большинства ее действий, никак не помогал. Ведь как бы Алина не старалась, как бы много усилий не прикладывала, все шло из рук вон не так, как она представляла себе изначально. Стремясь к освобождению своей страны от гнета отчаяния, веками нависавшего над землями Равки в образе Тенистого Каньона, в конечном итоге она навлекла беду куда более серьезную. Фьерда. Может быть, наказание, что она получила за свою самонадеянность, за свое упрямство и глупость - справедливо? И разве не хотела она, в тот уже столь далекий день, оборвать все эти столь сильно натянутые струны ее жизни? Она хотела этого. И уверовала быстро в то, что забери за собой Дарклинга, принесет в эту страну мир. Поможет людям. Но сейчас от всех этих суждений не осталось и следа. Лишь выжженная болезненной правдой реальность и осознание, что конечный исход - лучшее, на что все они могли бы расчитывать. И скребло от этого на душе. От того, что из всех зол все же пришлось выбирать одно - меньшее. А ведь в одной книге говорилось, что зло - это зло. И совсем неважно, меньшее оно, большее или среднее. Все едино. И коли уж выбор перед человеком лежит, ни одно из этого он выбирать не должен. Ныне эта фраза, что въелась ей в мозг, была подобна издевке. Ведь она - Заклинательница Солнца, Санкта Алина, Сол Королева, - имела в своих руках, как считали многие, безграничную власть. Но на деле страшная реальность была такова, что руки ее были пусты. Более того - они были связаны сильнее, чем когда-либо. И того право на выбор, которое так лелеял весь мир и каждое разумное существо в нем, она лишена навек. Для нее есть лишь две чаши весов: большая или меньшая.
[indent] Все эти месяцы разные слухи доносились до столицы. И каждые из них подобно ледяной стреле врезались в самое нутро Алины, заставляя ту застывать и бояться. И следом - гневаться. На весь мир. На себя. На Дарклинга. На своих друзей, которым сбежать от смерти ужалось, но они все равно кидались вновь и вновь на копья воинства из преисподней. Будто желали испытать судьбу, поиграть на ее нервах. О, как это было в характере Николая. Алина в каждое новое донесение слухом вгрызалась так сильно, будто то было осязаемо и она могла поглотить его целиком в саму себя. И не веря взаправду в Святых, все равно молилась всем известным ей, прося об одном: пусть друзья выживут и пусть не лезут на рожон. Конечно, никто молитвам ее не внимал. Это был крик отчаяния в пустоту.
[indent] И однажды пустота эта взорвалась, а мир потонул в безмолвном хаосе. Она думала, сама расколется на тысячу частей, когда увидела перед собой Николая спустя, кажется, вечность. Она почти физически ощущала, как покидает ее все живое в тот миг. Как она будто бы становится камнем или самим льдом. Бледная, ее кожа слилась с цветом ее волос. Белых теперь. Но в глазах… в глазах у милосердной Сол Королевы пылала ярость. Такая, что испепелила бы весь город в сущие мгновения.
[indent] Опричники конвоировали отряд бывшего царевича, окружив со всех сторон. Ружья опасно нацеленные на предателей, как их теперь называли. И секунды не пройдет после короткого приказа нового государя, как все и каждый из них падут безжизненным телами возле ее ног. И даже белый флаг не поможет.
[indent] - Белый флаг для вас ничего не значит? - Она во двор выбралась быстро, даже не думая о том, как выглядит в то раннее утро. Привычно одинокое. Она несобранная еще, но укутанная ненадежно в меховую накидку. Черную. Что лишь сильнее делала из Алины призрака себя прежней. И острые выступы усилителя торчали из-под меха угрожающе. Будто во двор вышло существо, от человека далекое. И голос у нее вторил этому ощущению, разрезая утреннюю тишину подобно алмазному шлифовальному камню - остро, хрипло и угрожающе. - Ружья опустить. Всем.
[indent] В прошлом исключительно стража Дарклинга, ныне опричники подчинялись и ей тоже. Потому без единой заминки сделали то, что было им приказано. Четко и беспрекословно. Словно и не люди они, а машины.
[indent] Николай и слова произнести не успевает, как Алина обрывает его резко, звеняще громко: - Быть тебя здесь не должно!
[indent] Она груба и зла, очень сильно и скрывать этого не собирается. Но в то же врем где-то внутри нее все надламывается, трескается от одного лишь осознания, что друзья ее живы и невредимы. И она бы кинулась обнять их, но привычка обрывать подобные порывы в себе, за пол года укоренялась в Алине достаточно, чтобы она смогла сдержать себя. Потому и о тепле долгожданной встречи никто не говорил. Никто об этом не думал. Не место этому в их мире с недавних времен. Каждый осознавал сполна одно - они все стоят на краю обрыва и любое дуновение ветра может решить исход встречи.

[indent] Переговоры затянулись на несколько дней. И все эти дни Алина ощущала себя так, будто ходит либо по тонкому льду, либо по раскаленным гвоздям. Без того неспокойный сон и вовсе покинул ее. Страхи и переживание нагнетали сильнее, они рухнули на нее будто бы небо опустилось на плечи. А Скверна, сжирающая изнутри ее жизнь, кажется, готова была уничтожить Заклинательницу Солнца в любое мгновение, посылая кошмары более страшные, чем были до этого. И даже то, что пряталась она от ужасов не своего прошлого, передающегося ей через Мерзость, в объятиях человека, который и являлся их хозяином, не помогало ей. Ей будто бы становилось только хуже в тот самый миг, когда Алина, надежно скованная в руках Дарклинга, закрывала глаза. И она по итогу просто уходила. Молча. И так же молча сидела остаток ночи в гостиной перед камином. Буравя взглядом горячее пламя. И будто бы наполняясь из-за него новым гневом, но и новым отчаянием. И конечно, все это невольно выливалось из нее дурным настроением. Она сжигала саму себя тем, что поговорить Алине было не с кем. Потому как только закончился очередной, изматывающий спорами, совет, она из переговорной залы вырвалась чуть ли не пулей. Вся теплая одежда осталась в комнате, до которой было слишком далеко, и Алина просто пробралась в ту часть дворца, где сновали слуги. Ей много не было нужно - хватит и того коричневого шерстяного плаща, что висел у задней двери, ведущей к конюшням. Ее даже не замечают. А потом Алина углубляется на прилегающую территорию. Снег под ногами еще скрипит. Холод все еще пронизывает кончики пальцев, делает уши, щеки и нос красными. А у нее и шапки нет, хотя следовало бы ту иметь, здоровье, все же, медленно, но вытекает прочь безвозвратно. Алина и сейчас все это уже чувствует.
[indent] Алина забредает на тропу, которая вела к старой часовне. К той самой, в которое надеялась и погибнуть. После их с Дарклингом столкновения от нее остались разве что стены. Потолок обвалился. Должен был рухнуть им на головы. Зачем она пришла сюда? Зачем она вообще приходит сюда? Ведь не первый раз ноги сами собой приводят ее к этому месту. Она ненавидит эту часовню. Ненавидит тот день. И себя, которая не сумела справиться с угрозой. Лишняя самонадеянность, как и обычно.
[indent] Позади слышатся шаги, и на волне своей злости Алина бросает несдержанное: - Хоть на секунду оставь меня в покое!
[indent] И оборачивается, ожидая увидеть Дарклинга. Но не он перед ней. Раньше бы она смутилась от собственного срыва. Сейчас лишь поджимает губы и отворачивается обратно к часовне. Скрещивает на груди руки. Знает, что сейчас польются вопросы. Она их одновременно и жаждет, и нет. А еще Алине кажется, что отвечать честно на все она не сможет. И что ей в ответ этой честности тоже выдадут до ужаса мало. Ведь какие бы нити дружбы их с Толей не связывали в прошлом, сейчас, увы, все иначе. Он - на одной стороне баррикад. А она - на другой. Они не враги, никогда ими не будут, но и полноценными союзниками им более не стать.
[indent] - Ты не с Николаем.

Ее мир рухнул… снова…

[indent] Едва она смогла наконец-то увидеть малышку Хоуп, наконец обнять ее, прижать к груди, как появилась очередная угроза ее жизни. И им опять пришлось расстаться. За что все это? В чем виновато дитя? Только в том, что родилось у таких родителей? Это не справедливо. И снова. Едва она нашла человека с которым почувствовала себя по-настоящему живой, как он умер у нее на глазах.
[indent] Хейли каждый раз передергивало когда она вспоминала эту жуткую картину. Но, даже не приходилось вспоминать. Стоило лишь закрыть глаза, и вот оно, снова повторяется. И с каждым разом картинка все ярче и ярче.
[indent] Хейли было очень нелегко. Слишком большой груз ответственности свалился сейчас на ее плечи. Мало того, что она никогда не думала, что сможет быть матерью, что уж говорить про то, чтобы быть альфой стаи, да еще и не абы какой стаи. Мать из нее получилась так себе, точнее, когда ей было понять какая она мать? У нее не было на это ни времени, ни возможности. Это о чем-то да говорит. Маршалл была благодарна Ребекке, но и толика ревности все же присутствовала, как ни крути. И Хейли злилась сама на себя за это. Так если она не справилась с материнством, как ей справляться с целой стаей взрослых и не очень волков? Как ей быть для них опорой и защитницей? Это все кажется невыполнимой задачей. Слишком сложно, так, что хочется сбежать куда-нибудь подальше от посторонних глаз.
[indent] Джексон справился бы куда лучше, справлялся… но, он умер, умер как герой, защищая стаю и Хоуп. Отдал жизнь за то, что любил и во что верил. А вот Хейли сама себе не верила совершенно. Теперь уже нет. Она не могла об этом не думать. Винила ли она себя? Естественно. Но только это уже ничего не изменит, да и Джексон бы не одобрил. В общем и целом, из всех этих рассуждений было понятно как минимум одно – Маршалл ни на что не годиться. Ее участь – строить из себя королеву оборотней, сильную, независимую, хорошую мать, а на деле, внутри у нее просто никчемность и пустота. Она вся из себя такая хорошая, а по итогу страдают за это всё другие. Джексон, стая, Хоуп. Как же это все достало.
[indent] С такими мыслями Хейли стояла в дверях квартиры в которой они с Джексоном жили. Собранная сумка стояла у ног. Несколько дней Маршалл не решалась сюда войти, проводила время с Мэри, как бы тяжело не было, но, она должна была отдать дань уважения. И как снова вернуться туда и смотреть стае в глаза? На это у нее ответа не было, да и у кого он может быть? С каждой новой секундой что она находилась в помещении ставшем ей домом, волчица чувствовала как внутри нарастает злость, кажется на все и всех вокруг, но, в первую очередь на себя за то, что не смогла предотвратить беду. Дыхание начало учащаться, руки затряслись и Хейли сама не поняла когда словила себя на том, что крушит ни в чем неповинную комнату. В ход шло все что попадалось под руку. Остановилась она лишь тогда, когда почувствовала на себе взгляд, взгляд того, кто живет в доме напротив. Она знала что это был Элайджа, но, так и не решилась повернуться и посмотреть на него. Быстро утерев рукавом накатившие слезы, Маршалл схватила сумку и буквально пулей вылетела из квартиры. Сюда она даже при всем желании больше не вернется.
[indent] Не очень-то хотелось возвращаться и сюда, в дом Майклсонов, но, по крайней мере пока что у нее просто не было другого выбора. Стае нужно время что бы оправится, а королева-никчемность им в этом никак не поможет. Хотела бы Хейли прошмыгнуть в свою комнату незамеченной, потому что говорить с кем бы то ни было сейчас не хотелось от  слова совсем. Да только разве от НЕГО ускользнешь? Кинув сумку у порога, Маршалл остановилась.
[indent] - Говори. Говори все, что думаешь,  только быстро, пожалуйста.
[indent] Быть может, это было слишком резко, но, по-другому сейчас никак не получалось. Чем больше волчица говорила, тем тише становился ее голос. Медленно и неуверенно она подняла на Элайджу глаза и как только их взгляды пересеклись, Маршалл как-то нервно вдохнула и отвела взгляд в сторону.