Эван на самом деле не слишком-то хотел в этот календарь. Как бы он себя ни вёл, но на самом деле он был довольно застенчивым человеком, просто научился с этим бороться. Много лет выставлял себя - чтобы видели все: ему нечего было стесняться, - так и научился сначала красоваться, а потом смущаться и думать: зачем я это делаю? Для кого? Но не поддеть Чимни или Хен не мог, просто потому, что от него ждали этого, а он и не собирался отказываться. Ему нравилось быть простым и лёгким, потому что тогда люди не начинали вспарывать ему грудную клетку вопросами: а что с тобой не так? а почему ты такой грустный? а что случилось? Бак ещё не знал, что случилось буквально всё. То есть мир уже пошатнулся, встал вверх тормашками, перевернул его и успокоился.
Всё началось с Хен, глаза которой округлились. Бак уже тогда для себя понял, что ему лучше не делать этого - не оборачиваться, - потому что в детстве читал сказку про Персефону и Орфея. Сравнение дерьмовое получилось, но одна мысль была верной: не смотри назад, если хочешь жить. Бакли жить хотел, но был очень глупым.
Он сначала даже не слишком понял, что видит, потому что вместо зрачков выросли сердечки. Это как в один миг твоя прошлая жизнь теряет значение: мысли о календаре, Эбби, женщинах всего мира пропали, когда он увидел его. Он и раньше видел красивых мужчин, ладно? Эван не был пещерным жителем, он много где бывал, ещё больше - посмотрел.
Но стоило ему увидеть нечто особенное, как всё остальное потеряло значение. То есть растворилось вообще, словно его и не было, словно всё это было лишь временем, необходимым, чтобы подготовить Эвана к краху.
Эдди Диаз - новеньки.
Отличник подготовки. Серебряная звезда. Военный медик. Вместо парней из 6-й, его взяла 118-я - и Эван, который в общем-то не верил в судьбу, сейчас окунулся в неё буквально с головой.
То есть разгон - буквально несколько секунд. За восхищённым "о боже" пришло "да кто он, блять, такой?!" Ему удалось убедить себя, что Диаз окажется мудаком.
Но Бак уже понимал, что лгал себе.
У Диаза было лицо праведника, который грешил только тем, что сводил с пути прямого гетеросексуалов вроде Эвана.
Стоило понять, почему его закоротило в истерику так? Почему Бак настолько в моменте погрузился в безумие? Склонный в целом к трагизму, он всегда остро реагировал на всё, с самого детства. Тогда, лишённый чужой реакции, он старался всё больше и ярче окунаться в эмоции, чтобы его заметили, чтобы его любили. Много лет это работало - он работал на привлечение, - пока сам не начал делать нечто большее, чтобы его ценили не за то, как сладко он выскуливал мольбы о любви, а за то, как он бросался в огонь и воду.
Ему в секунду показалось, что Эдди сможет всё это обесценить одним своим существованием. Просто потому, что он был невероятно красив, богически вежлив и невъебенно желанен. Пусть Бак не сразу осознал, насколько сильно было его падение, он даже не предположил, что этот человек сможет стать ему буквально всем: семьёй, другому, наставником.
В о з л ю б л е н н ы м.
Эван, не сотвори себе кумира. Иначе мир будет обречён.
Эдди Диаз.
Что ж, кумир был сотворён. Врата в ад открыты.
Эван Бакли, ты был хорошим парнем. Или не очень.
Он даже не стал подходить знакомиться, только смотрел со стороны, сопел обиженным ежом, поджимал губы. Убеждал себя, что злился, потому что это была его команда!
А Эдди, мать его, Диаз у л ы б а л с я так, что голова кружилась.
"Просто конвой спас" - и такая скромность, такой голос. А Бак завёлся ещё больше: пожалуйста, можно быть не таким шикарным? Не отбирать у него последнее, что осталось?
То есть так было всё время, всю смену: Эдди Диаз вёл себя как хороший парень, а Эван Бакли всё сильнее выпячивал колючки. Он старался найти в Диазе изъян. Как это бывало: вроде человек был хорошим, а по ночам душил младенцев. Вряд ли Диаз доходил до этого, но они не могли быть в этом уверены!
Его немного спасло то, что к нему приехала Мэдди. Вечером он занимался не дрочкой под душем, как планировал, а разговаривал с сестрой, потому что он по ней соскучился. Он, конечно, думал о новеньком, но чуть меньше.
И потому он всё равно смог сорваться потом. На простой вопрос: "В чём твоя проблема?" он выдал: "Ты. Ты моя проблема, Диаз". Его правда раздражала чужая простота, которую он назвал самоуверенностью, потому что так ему легче было оправдать свою злость и зависть. И ревность. И очарованность. И уже начинающуюся лёгкую жажду.
И боль, потому что не ему было говорить об Эбби. Она его не бросала! Она просто... уехала.
Бак дышал, словно бык, готовый броситься вперёд. Знал, что не мог, но бесился. Ты кто такой, чтобы сожалеть об Эбби? Ты, мать твою, кто такой? Ке паса, Эдмундо! Ке паса!
- С чего это тебе быть мне угрозой? - Эван подавился воздухом, потому что: как, ну как он узнал? Как почувстваол?
- Вот именно, - и улыбка эта. Глаза отвёл.
С-с-сука!
Он продолжал смотреть на Эдди. Пытался заставить себя найти в нём то, что оттолкнёт, и не находил. Поэтому дышал, дышал, дышал. Хен коснулась плеча: "Дай ему шанс".
И Бак, словно телок на веревочке, решил, что он так и сделает. Что позволит Диазу себя разочаровать, чтобы не капать слюной на то, что ему было незнакомо, но уже так нравилось.
Поэтому он пошёл с ним доставать гранату из этого несчастного коллекционера. А что могло случиться?
Ничего же, да?
Правда?..
