– Северус!
У Лили большие глаза, как у затравленной на охоте лани; она бежит через все поле к пруду, и ее острые коленки рассекают все еще высокие после щедрого на солнечные лучи лета луговые травы. Юбка треплется на ветру от быстрого бега, и ее форменные складки играют с ним, как со старым знакомым.
Северус, завидев Лили, наскоро поднимается, опираясь на ствол старого вяза, растущего над самой водой. Он прячет лицо в сальных волосах и закрывает правый глаз ладонью, но на его бледном лице любой синяк расцветает ярче, чем цветы в оранжерее мадам Стебль.
– Что с тобой?
Лили подлетает к нему и не замечает, как он вытягивается в струну, стараясь быть рядом с ней выше, значительнее, заметнее что ли – она смотрит только на его лицо, пальцами отодвигая темные волосы, будто тину и ряску с глади пруда.
– Это он? – ее щеки начинают полыхать ярким огнем, и если бы Лили не была так занята гневом, то она наверняка бы заметила, с каким подобострастным восхищением задерживает дыхание Северус, когда она касается его волос подушечками пальцев. Ему хочется, чтобы в этом синяке она видела лишь его – его самого, а не того, кто послужил его появлению. В конце концов, думает Северус, это даже неважно, и если это привлекает внимание Лили, он готов сам провоцировать Поттера и его дружков, лишь бы она все также касалась его лица, как сейчас.
– Всего лишь синяк, – бросает он и хочет закрыть глаз волосами снова, но слишком боится случайно дотронуться до нее; его сердце колотится так бешено, что дергается кадык. Боль от удара по лицу – унизительного, мерзкого – кажется ему такой несущественной платой за ее близость. Но Лили кипит и бурлит, как котел, который, по недосмотру и глупости, перегрел какой-нибудь недалекий и неумелый зельевар.
– Я… Как он… Почему?!. – впрочем, ее не слишком интересует ответ на этот вопрос; она, щурясь, всматривается за спину Северуса, который хочет дернуть ее за плечи и закричать, что он, он здесь, и ей не нужно смотреть на того, кто стал причиной его внеочередной травмы.
– Лили, я правда в порядке, – он делает вялую попытку, раздираемый досадой и ревностью. Северус даже открывает рот, чтобы от раздираемой ярости сердца крикнуть ей прямо в лицо, что на самом деле, как он думает, ей совершенно неинтересно его самочувствие, его боль, его пережитое унижение – она всего лишь использует это как предлог, чтобы вновь оказаться ближе к нему. К нему! К Поттеру, к этому плебею, грязному выскочке и недоучке, который волочится за каждой легкодоступной юбкой Хогвартса. Но страх потерять ее – ее легкие касания, ее расположение, ее беспокойство – слишком силен, чтобы он мог позволить дать волю своим чувствам.
– Ничего ты не в порядке, – она все еще ищет кого-то за его спиной, но не находит и снова смотрит на него, – Северус счастлив и едва не улыбается во весь рот, но вовремя тормозит себя. – Пойдем к мадам Помфри, – Лили берет его за руку. – Пойдем, тебе нужен компресс из бадьяна, – бормочет она, перешагивая через сухой корень вяза, торчащий изгибом из земли, и он молча восхищается ее познаниями в целебных зельях, и хотя примочка из бадьяна на правом глазу вряд ли добавит ему мужественности в глубоких зеленых глазах Лили Эванс, Северус рад, что сейчас она ушла с ним, и гонит от себя мысли о том, что будет потом, там, в гостиной Гриффиндора, куда ему, увы, закрыт путь.

– Что произошло? – спрашивает Лили, сидя на кушетке больничного крыла, пока Северус держит у правого глаза большой кусок ваты, щедро смоченный в разведенной настойке бадьяна, и щурится, стараясь, чтобы из здорового глаза не вытекали слезы – процесс лечения бадьяном действенный, но весьма болезненный. Он чуть слышно шипит и кусает губы.
Из-за слезящегося левого глазного яблока Северус почти не может разобрать ее очертаний.
Поттер считает, что между нами что-то есть – вот так звучит правда, Снейп отчетливо слышал эту причину от Поттера, по милости которого сейчас вынужден проводить такой редкий солнечный осенний день в замке, прежде чем получил удар кулаком в лицо (вот так по-магловски дико и унизительно!). Но он боится озвучить это Лили. Боится, что даже полуслепо прочтет в ее ответном взгляде насмешку и недоумение – как подтверждение тому, что между ними в действительности ничего нет. Боится, что она объявит об этом Поттеру, и теперь того ничто не будет сдерживать – он будет думать, что Эванс может принадлежать только ему.
Он и сейчас так почему-то думает, но Северус никогда не был оптимистично настроен по поводу умственных способностей Поттера, так что…

...Лили сидит на кушетке, скрестив руки на груди, отчего галстук замялся и поник на рубашке.
Ей кажется, что она почти ухватила нить, из-за которой Поттер все время задирает Северуса, но она, эта нить, кажется ей слишком тонкой, нереалистичной. Северус никогда не пытался стать к ней ближе. Она никогда не думала, что между ними может быть что-то, помимо дружбы и учебника по зельеварению. А еще, вроде бы, Натали говорила, что у Северуса роман с сестрой Амикуса; он противный такой, похож на ястреба, и Лили бы с удовольствием прогуливала бы трансфигурацию, на которую Гриффиндор и Слизерин ходят вместе, лишь бы не слышать его язв и оскорблений.

Лили думает, что это всего лишь в отместку за Амикуса и его безобразный рот. Просто Северус –  еще одна легкая мишень. Просто месть за то, что Поттеру показалось, будто бы Северус улыбнулся – а Лили точно знала, он не мог! – когда Амикус назвал ее, Лили Эванс, грязнокровой падалью на прошлой лекции в четверг.
О драке Кэрроу и Поттера у Хогсмида в субботу днем разве что “Пророк” не дал первую полосу, с досадой думает Лили.
Тогда она позволила себе слишком неосторожный шаг, оценка которому теперь напрашивалась сама собой, пока в нос бил кислый запах бадьянной настойки.
Она позволила себе поцеловать Поттера. На эмоциях, пораженная его самоотверженностью, пока он сидел в гостиной Гриффиндора, дожидаясь профессора МакГонагалл и ее отповеди.
Поттер ничего не боялся – ни скучных отработок, ни розог, ни даже угроз Филча о том, что он когда-нибудь подвесит Джеймса в подземелье за щиколотки на всю ночь и запустит туда летучих мышей. Это не могло не удивлять. Это не могло не привлекать.
Она позволила себе быть восхищенной и благодарной всего раз – это мимолетное мгновение между твердыми шагами Минервы МакГонагалл и любопытствующими взглядами других студентов, которые уже спешили в гостиную, – и прикоснулась к Поттеру губами. Самый первый поцелуй вышел таким нежным и бережным; Поттер дотронулся до ее лица и волос так невесомо и легко, и это так контрастировало с его грубостью и жестокостью. И это не могло не поражать. Это не могло не… привлекать, да.
Поттер конечно же воспользовался моментом, и даже пригласил ее на свидание уже после того, как получил выговор от МакГонагалл, которое, впрочем, пришлось отложить – пока на его посещения Хогсмида наложен запрет. Хотя Лили ответила согласием, и всю ночь воскресенья они целовались в гостиной Гриффиндора перед тлеющим камином, когда Поттер ввалился туда, весь провонявший навозом и флоббер-червями – ему назначили отработки у Сильвануса Кеттелберна, который, после недавней стычки с огненным крабом, чуть не лишился нескольких пальцев на правой руке.

– Лили, – позвал Северус. Он уже стащил с себя примочку с бадьяном и под его правым глазом осталась лишь небольшая ссадина. – Что-то не так?
– Нет, – Эванс тряхнула копной рыжих волос и поморщилась. – Просто задумалась.
– О чем ты написала в эссе по трансфигурации, кстати? – попробовал сменить тему Северус. – Бисер или жемчуг?
– О, – только и произнесла Лили. Вместо эссе о способах трансфигурирования мелких предметов она обнимала Поттера на диване гостиной Гриффиндора. Джеймс выцеловывал дорожку на внутренней стороне ее руки, от него пахло землей, травой, гнилью и грязью – губы были нежными и шершавыми, теплыми, трепетно касались выступающих синеватых вен.
– Тебе нужна помощь? – участливо спросил Северус, нахмурившись. Еще никогда Лили не затягивала с домашним заданием. Еще никогда ему не удавалось предложить ей свои услуги “репетитора”.
– Я совсем про него забыла, – поникла Эванс. – Слушай, Сев, я пойду, – она бегло коснулась его горячей ладонью, а он пропустил вдох. – Давай встретимся вечером в библиотек… Хотя, постой, – она вдруг окинула его внимательным взглядом, – тебе наверное будет больно чита…
– Нет, я приду, – поспешно перебил ее Северус и даже попытался встать, но в этот момент тяжелые двери распахнулись и внутрь вошла мадам Помфри, тут же вскинув руки:
– Мистер Снейп, ну будьте же благоразумны! Кто разрешил вам снимать повязку? Разве вы не знаете, что экстракт бадьяна воздействует на глубинные повреждения только спустя полчаса? А профессор Слизнорт давеча говорил, будто бы вы делаете значимые успехи в целебных травах, – проворчала она, и Снейп покраснел, поспешно прислонив вату к лицу.
– Я приду, – повторил он, снова теряя силуэт Лили из-за жгучей боли, вызывающей слезы.
– Встретимся вечером, – Лили подарила ему слабую улыбку и вышла в холл.

Что ж, наверное она сорвала первый приз за самые короткие отношения в Хогвартсе — начавшиеся в ночь субботы, и закончившиеся в середине дня вторника.

Джеймс, Питер, Римус и Сириус забавлялись в большом зале, запуская заколдованных лягушек из бумаги в сторону стола пуффендуйцев – ладно, стоит признать, что забавлялись лишь трое, а Римус читал учебник по Защите от темных искусств, лишь иногда бросая на Джеймса и Сириуса укоризненный взгляд, когда зачарованные лягушки норовили залезть под юбку нескольким пуффендуйкам, чем вызывали тонкий высокий визг с одной стороны и одобрительное улюлюканье – с другой.
– Ты! – громко окликнула Джеймса Лили и двинулась в его сторону. – Я знаю, что ты сделал!
Римус вздохнул и закрыл книгу, поспешно убирая ее в сумку.
– Думаю, нам стоит уйти, – осторожно сказал он, глядя на то, как приближается к ним Лили.
– А мы не можем остаться на представление? – наигранно робко поинтересовался Петтигрю, начав, однако, подниматься с лавки. – Я лягушку забыл, подожди, – и он сделал исподтишка взмах волшебной палочкой, так, чтобы чары, приманивающие обратно его “игрушку” задрали юбку одной из студенток Пуффендуя особенно неприлично.

Малфой-мэнор на фоне зимнего яркого солнца смотрелся зловещим пустым замком с большим собранием несчастных судеб, кем-то скомканных там на втором этаже. Тео немного щурился, рассматривая его и опираясь рукой на холодный каменный фасад летней беседки. Его шею небрежно закрывал тонкий шарф черного цвета, а теплая мантия была полностью расстегнута. Зима в этом году ощущалась как-то странно: чересчур морозно и одиноко. Но завтра они все возвращались домой, в Хогвартс.
— Когда ты собираешься ей сказать? — Ветер будто бы подхватил последние два слова и ударил ими по вискам обоих волшебников, от чего они сразу же скривились.
— Не суйся в это, Нотт. — Драко резко развернулся в сторону лучшего друга и недовольно усмехнулся, крепко сцепив руки в кулаки в карманах своей мантии. — Мне не до этого. Да и ты сам знаешь.
— Знаю что? — Тео знал. Частично, но знал.
— Что это ... — Бесполезно. — Что это невовремя. Успею после.
— Мм, я ни на что не намекаю, время – дикое, — изо рта рваными кусками прорывался пар, — но оно может уйти.
— Ты решил заняться нравоучениями? — Драко шагнул к нему навстречу, но Нотт даже не пошатнулся. Игра уже началась.
— Нет, это было бы скучно. Мне не нравится, что ты страдаешь.
В серых глазах Драко что-то блеснуло, и он на миг застыл, напоминая мрачную восковую фигуру.
— Не неси чушь. — Ему захотелось ударить Нотта, но удалось сдержаться. — Страдаю?! Слушай, ты даже не представляешь, что...!
— Что? Расскажи. — Тео склонил голову набок.
— Потом. — Драко придирчиво смахнул собравшийся на плече снег и мельком посмотрел в сторону мэнора. Оттуда веяло страхом.
— Я не смогу тебе помочь.
— Никто не сможет мне помочь.
Послышался сдавленный смешок.
— Вот этот твой образ, — Тео лениво описал в воздухе что-то похожее на знак бесконечности, — сейчас бы точно понравился девчонкам с четвертого курса. — По-кошачьи довольная улыбка и тающие снежинки на темных вьющихся волосах делали Нотта героем волшебных сказок, а ещё очень нравились однокурсницам. — С её курса.
— Я тебя сейчас вышвырну отсюда. — На бледном лице нервно заиграли желваки, и в унисон с ними кулаки снова оказались свободными от мантии.
— Нельзя применять магию вне школы, а врукопашную у тебя нет шансов, Малфой. Впрочем, — Нотт всё-таки сделал пару легких шагов назад, разведя руки в разные стороны, — с магией ты бы меня тоже не осилил. — Его колючий смех мигом заполнил пространство вокруг них.
— Что?! — Казалось, Драко ждал какой-то особенной команды, чтобы сорваться. И Нотт её играючи озвучил. Под ногами громко скрипнул снег, после чего они резко рухнули в соседний высокий сугроб. Тео не собирался сдаваться, а Драко совершенно себя не сдерживал. Все кровавые ссадины потом как-нибудь решит колдомедицина, зато на короткое время им обоим удалось стать безмятежными шестикурсниками.

Пэнси Драко нужен для всего. Он ее первый друг, первая любовь, первый враг, первый среди всех. На нем сошлась ее история в детстве, но взрослая жизнь, война и собственные решения развели по разным сторонам. Иногда она пишет ему письма, иногда отправляет их, а иногда просто сжигает. Иногда она отправляет ему подарки, а иногда посылает ревуны. А каждый раз, когда удается встретиться, то тянет в объятия и обнимает так крепко, что кости хрустят, а уголки губ от улыбки рвутся. Он — ее история из детства, кому расскажет всю правду и ответит на каждый вопрос. Единственный, кого она не хочет и не будет отпускать.
Но кто она для Драко — решать уже вам.

В день их свадьбы температура превысила среднюю норму на пару градусов. Казалось, что природа (основное действо происходило на улице) радушно принимала новую молодую чету Малфой. Астория спокойно и приветливо общалась с гостями, вежливо принимая комплименты своей юной и свежей красоте и поздравления с серьезным событием в её недавно начавшейся взрослой жизни. Нарцисса несколько раз отмечала, как уверенно держалась новоиспеченная миссис Малфой, и как грациозны были её жесты и взмахи ресниц – Астория чувствовала себя под увеличительным стеклом, поэтому к концу вечера у неё невыносимо болели спина, ноги и сводило руки от вечного держания их на уровне талии в полусогнутом виде. Она знала, что никакой первой брачной ночи у них не случится – Драко так сильно злился и нервничал, что вряд ли мог позволить себе притронуться к молодой жене, а ей поначалу, конечно, становилось дичайше страшно при мысли о том, что его руки начнут стягивать с неё платье и нижнее бельё, но, убедившись в его шатком состоянии, она на удивление успокоилась. Он лишь молча проводил её до спальни и оставил одну – это было лучшее, что произошло с ней в тот памятный день, отразившийся на нескольких колдографиях в их поместье. В ту ночь она совсем не спала – решалась её судьба, в которой Астория сама принимала управляющую роль. Она больше не принадлежала своей семье, муж какое-то время предпочитал делать вид, что её не существовало рядом, поэтому у неё оказалось достаточно времени, чтобы всё обдумать. В восемнадцать лет, конечно, подобные решения давались с трудом и получилось наломать дров, ожидая какого-то участия от Драко, но по прошествии множества пустых и одиноких дней Астория вдруг осознала, что никто не мешал ей жить и делать то, что желала её душа – вот только для этого стоило выработать правила. Что-то вроде собрания аксиом, благодаря которым всё должно получаться так, как ей надо. Единственное, чего не учла ещё совсем молодая Астория – так это то, что подобное нарабатывалось с опытом. Поэтому набивались шишки, ломались уверования в идеальную супружескую жизнь и отношения с мужем трансформировались в нечто выгодное им обоим – легкий, непринужденный союз, от которого никто из них ничего не ждал, кроме, разве что, цепкой поддержки друг друга.
С этого и начались когда-то отношения Астории и Драко – взаимовыгодная поддержка, которая с каждым годом обрастала новыми обязательствами и ощущениями.
И когда-то рядом с поддержкой невесомо появились сильное уважение, искренняя забота, настоящее беспокойсто, взаимный интерес и негласная уверенность друг в друге. Тори могла лишь мельком взглянуть на мужа на нашумевшем рауте – и он всё понимал, красиво подхватывая её под руку и уводя в сторону, изображая жгучее желание с ней поговорить сию же минуту. Иногда им приписывали испепеляющую страсть – всё благодаря тем самым знаменитым падениям на высоких каблуках прямиком в объятия мужа. Драко не мог не делать красиво, поэтому их даже когда-то случайно запечатлели для светской хроники: Астория на весу проводила по его груди, а Драко – крепко, но нежно держал её за талию (если б не воспитание, летели бы острые проклятия друг в друга!). Они оба чудесно исполняли свои роли. Пока не стали заигрываться и что-то сломалось в этом безупречном семейном театре.
Единственное, что с годами не изменилось – это положение их сил. Астория всегда была сильнее Драко. Он, наверное, и не замечал, а она никогда не акцентировала на этом внимание. Секрет оказался прост – Тори со временем позволила себе проникнуться к мужу (дружески, но..). Не ради него, а ради себя. Искренне смеялась над его колючими шутками, открыто наслаждалась их тет-а-тет беседами, сочиняла для них маршруты для путешествий и невзначай пачкала его безупречную рубашку апельсиновым джемом во время завтраков – отчего они порой опаздывали на важные встречи, и Драко громко сокрушался всю дорогу, после вымученно изображая приветливость на очередном променаде с какими-то там особенными знакомыми. Тори подтрунивала над ним и одновременно с этим заботливо укрывала его пледом, когда Драко, уставший после своих вселенски важных и секретных дел, засыпал в кресле у камина. Она тайком рассматривала его, облокотившись на каменные перила старого темно-серого балкона в Малфой-мэнор, пока муж гулял в весеннем парке с сыном в коротких штанишках и что-то увлеченно рассказывал их славному малышу, который явно понимал отца через слово, но крайне внимательно слушал.
Астория поступила мудро, но когда принималось это решение, она, конечно, не представляла – насколько оно окажется верным.
Безусловно, в самом начале Тори думала о том, что когда-то холодный Драко мог бы проникнуться к ней чувствами и она, возможно, ответила бы ему тем же. Но годы шли, а неприступное выражение его лица и ледяное отношение не менялись. Наверное, со временем придумалось бы что-то ещё, но как-то зимним вечером их дружба с Тео переросла в нечто большее, перечеркнув собою все хотя бы мало-мальские выдумки про крепкую любящую семью. Вернее, они ею стали, просто не в том ключе, какой, видимо, им был необходим. В одном Драко и Тори сходились точно – бесконечная любовь к сыну, только приумножающая их уважение и внимание друг к другу.
И вот сейчас, когда он так по-звериному несчастно метался внутри себя – его выдавал палыхающий болью взгляд – Астория вдруг всё поняла. Про себя. Про него. Про них обоих – в каком положении они теперь оказались, оставив только без ответа вопрос "а как же дальше?". Принимать какое-либо решение без мужа она не могла – к черту этикет и правила, так она просто привыкла. А муж сейчас был не в состоянии проследить даже за собой. Поэтому когда Драко прикоснулся губами к её руке, она нежно и успокаивающе провела пальцами по его мягким волосам, слегка задев его затылок аккуратными длинными ногтями. – Я думаю, мы можем отказаться от завтрака. – Её еле заметный кивок был скорее себе, а не ему. Внутри она спорила с тем, как стоило бы поступить в этой ситуации – оставить его, чтобы справиться самому, или всё-таки?... Драко всегда так было важно оставаться на пьедестале, слыть победителем во всём, не терять головы и чести. Ныне весь его вид кричал о кровопролитной войне, о смертоносном сражении, что бурлило где-то там внутри его сердца?.. Астория шумно выдохнула, как только мысль о его покореженном сердце появилась в её голове. Кажется, её громкая эмоция вбила в него ещё один раскаленный гвоздь, и Тори кивнула ему уже куда заметнее. – Да, спокойной ночи. – Голос чуть дрогнул, руки опустились к бедрами, укутанным в шелковый халат, а её взгляд скользнул по играющим желвакам Драко. Злился? Или боролся с собой?
Начав пятиться назад, Тори как-то неуверенно посмотрела по сторонам – ничего не искала, просто растерялась от его межстрочного признания и своего теперешнего положения. Что ей делать? Если б ей кто-то хоть намекнул, что их вечерняя стычка перерастет в раздрастющееся по его спальне пламя, она бы, наверное, не осмелилась его выкручивать из себя.
Дверь за спиной оказалась быстрее, чем Тори на то рассчитывала. Перед глазами в разные стороны словно разрывалась ядовитая пелена, открывая ей тяжелую правду. Драко так на неё смотрел. В области груди заныло, поэтому Астория ловко повернулась к двери, уверенно дернула за ручку и уже потянула её на себя, как вдруг вырвалось тихое, но пронзительное. – Не могу. – Её плечи дрогнули вместе с голосом, а голова виновато опустилась. Она принялась снова медленно снимать с себя туфли – в этот раз аккуратнее и куда менее нагло. Обувь свалилась на ковер, и Тори осталась босиком, всё ещё стоя спиной к мужу. – Не могу тебя оставить сейчас, понимаешь? – Обернувшись, она встретилась с ним взглядом. В камине уже до конца погас огонь, и в комнате стало совсем темно. Их дыхания перебивали друг друга. Астория не отводила глаза в сторону, она медлила, собиралась с духом, но вдруг прекратила трястись и направилась обратно к нему – уверенно, но не спеша.
– Это не жалость, Драко. – Ей всегда так нравилось обращаться к нему по имени. – Это крепкие чувства. – Опустив обе ладони на его горячие скулы, она нежно погладила их и неспешно провела пальцами вниз по шее, остановившись на нервно вздымающейся груди. – Мне кажется, – она немного хмурила брови, – было бы странно думать, что за столько лет совместной жизни между нами только... жалость? – Еле-еле погладив его по груди, Тори вытащила края его рубашки из уже свободно сидящих брюк и кивнула на кровать, потянув его к ней. – Давай спать? И, пожалуйста, – она снова хмурилась, – не спорь со мной. – Просьба приравнивалась к правилу. – Не спорь. Я лучше знаю, что тебе сейчас надо. – Или кто. Астория не собиралась с ним спать – это было бы чересчур для них обоих, но она намеривалась провести с ним ночь, а, возможно, следующую и последующую (столько, сколько понадобится), пока Драко будет жадно напитываться ею. В конце концов, с ними впервые произошла подобная ситуация, когда никто из них толком не знал, что на самом деле нужно было делать. Поэтому она решила остаться с ним, потому что сама теперь вряд ли уснула бы до утра. Без него.

барнс запрограммирован, заведен на самые базовые чувства и потребности. никакой любви, тоски и жалости? верно. послушный, исполнительный и такой верный солдат. скажи лишь пару волшебных слов — получишь универсальную игрушку. и ему будет плевать кто перед ним, отец, сын, брат, возлюбленная. оторвет голову, откусит зубами, выпьет все до капли и преданно заглянет в глаза. хочешь добавки, хозяин? я готов.
в его жизни последние семьдесят лет — это тренировки; приказы, идеально выполненные задания. жертвы идут калейдоскопом, трупы волочатся за ним кровавым путем, негде ступить, н е к у д а  отступить. все по расписанию: голос полковника, подзатыльники, мерзкие усмешки; его не стоит бояться, он под четким внушением. от него хотят одного, верно? чтобы тот делал все, что прикажут сверху. гидра. пять букв, в которых спрятан жуткий умысел. одна из голов бессмертна, сколько не руби, сколько не пытайся, на месте старой вырастет новая. они повсюду, их влияние и прагматичность вынуждают барнса покрываться мурашками липкого пота. он не справится один, сколько бы не пытался, как бы не сражался против системы. как бы не хотелось перевернуть все с ног на голову, у него всего одна голова и то, барахлит, сбоит и порой выдает такие мультики. страшно признаться, даже самому себе.

ему кажется, что он только вчера вылез из крио установки; будто вот-вот и он вновь услышит голос за спиной. и вновь забвение, темень и в итоге один результат: руки в крови, в глотке вкус пепла, а перед глазами горящий мир.

« желание, ржавый, семнадцать, рассвет, печь, девять, добросердечный, возвращение на родину, один, товарный вагон»

единственное, что его держит на этой земле — это жажда мести, желание уничтожить их всех, до последней молекулы, до самого плешивого и занюханного недо_генерала. кем бы они не были, чтобы не делали. его желание едино. но для начала нужно вернуть себя, заставить себя жить эту жизнь самостоятельно, чтобы никто не смог больше манипулировать им, брать его в руки словно марионетку. он обязан сложить себя заново, по кускам, малейшим пазлам и вынудить довести до конца. единственное, которое он хочет сделать сам.
найти ванду макфимофф — дело элементарное, девчонку никто не обучал прятаться и скрываться. а у него достаточно связей и просто невероятный дар убеждения, барнс всегда добивается чего хочет. даже используя простую улыбку; немного кровожадную, но кому какое дело. с зимним солдатом шутки плохи, он всегда идет до конца. это известно, прописанная истина.

диван в гостиной нежно-розового цвета, бирюзовые подушки с еле заметной золотой вышивкой. пушистый ковер, в который хотелось бы на досуге запустить босые ступни, десятки книг и журналов. ванда пленница собственного дома? барнс подобно обученной собаке изучает каждый угол небольшого и укромного местечка, ничего любопытного для себя не находит и возвращается в центр дома. так, чтобы она сразу увидела его, стоит переступить порог мнимого убежища. ключ поворачивается тихо, солдат не шевелится, закинув ноги на диван, он слишком удобно расположился, чтобы менять положение. зрачки наполняются рубиновым цветом и барнс ухмыляется на ее вопрос.
— жду тебя. очевидно же, — не предпринимая никаких действий, не убеждая ее ни в чем, мужчина просто склоняет голову набок, рассматривая девчонку с ног до головы, — нам нужно поговорить ванда. ты плохо спряталась и если я смог найти тебя, то и другим не составит никакого труда отыскать маленькую девочку, полную магии и возможностей. понимаешь?

важные слова, единственные, которые должны ее заботить. макфимофф не в безопасности, пусть она думает, что он хочет спасти ее.
— я буду благодарен, если ты не будешь применять ко мне внушение и всю прочую хрень, на которую ты способна. знаешь же, хотел бы я тебя убить.. — он опустил окончание предложение, глядя прямо ей в глаза. невольно убирая пряди волос с лица и обращая внимание на то, что девчонка невольно вздрагивает. страх — лучшее оружие; но не тогда, когда от мелочей зависит целая жизнь, — поэтому выдохни, у меня есть пара вопросов и если ты в итоге не захочешь последовать за мной, я оставлю тебя в покое. обещаю.
очень сильное слово из его уст; в подтверждение барнс поднимает руки вверх, ладонями к ней, показывая что безоружный и не готовый причинить ей вред. не готов пока что? да?

[indent] - Я тоже так поначалу думал, что надо образумить его и всё такое. Но...забудь, просто забудь. Ни ты, ни я не дадим Мегуми то, что ему нужно. А Сукуна даёт. Хочешь бесплатный совет? Просто не лезь. Попытаешься надавить на Фушигуро и в ответ получишь нечто, чего ты очень не хочешь. - Юджи только усмехается в ответ на чужие слова. Он ведь и сам поначалу верил примерно в то же самое, думал, что донесёт какую-то очень правильную и важную мысль, которая вернёт парня на, как ему казалось, путь истинный. А потом просто понял чужие чувства. Принял чужую точку зрения. Сатору же сейчас просто наступает на те же грабли только в большем масштабе так сказать. Сложись всё чуточку иначе, он бы и сам сейчас остался на той стороне, защищая то, что ему дорого и наплевав на то, насколько всё это правильно. И Мегуми будет защищать. Любой ценой. А его будет защищать Сукуна. Это уравнение слишком простое для того, чтобы не суметь его решить, но вопрос лишь в том, что Юджи просто увидел другую картинку, понаблюдал за ситуацией с другой стороны.
[indent] Доносить всё это до Годжо? Пф, гиблая затея. Сильнейший хоть и с шестью глазами, но не видит очень простых вещей, потому что так же как и Итадори, заморочен на чём-то своём. Паззл в его голове просто сложен другим образом, то, что он верный лишь отчасти - вопрос уже другой. Они сейчас с Годжо как никогда похожи друг на друга. И в то же время находятся как будто на абсолютно разных сторонах спектра. Дорога та же, прогресс пути разный. Поэтому Юджи даже не думает никого трогать. Тем более, кого-то в чём-то переубеждать. Ему всё равно.
[indent] Слова учителя кажутся ему смешными. Эмоций не то что бы хватает на то, чтобы на это всё отреагировать, но по старой памяти улыбается. На него больше не действуют все эти вдохновительные и мотивирующие речи, которые должны заставить встать и идти причинять добро и наносить справедливость.
[indent] - Знаешь, а ведь то же самое можно и про тебя сказать. - Юджи наставляет на учителя пальцы, между которых зажата сигарета. - Сильнейший маг своего времени. Шестиглазый Годжо Сатору. Знаешь в чём различие между тобой и Сукуной? Только в стороне, которую вы занимаете. Ты опасен не меньше. Ну так, если просто отстранённо подумать. Не то что бы я защищал Сукуну или что-то такое, но ведь это факт. Кто остановит тебя, если ты слетишь с катушек? Пф, да никто. Я не могу предсказать будущее, честно, мне даже всё равно, но сейчас я вижу то, что вижу: воевать хочешь только ты. Я вот не хочу. Просто не хочу, понимаешь?
[indent] Наверняка это всё не те слова, которые хотел бы услышать его учитель. Тот самый человек, который защищал его от совета и не дал бездарно сдохнуть, будучи казнённым. Но в какой-то степени Юджи кажется, что именно это было бы самым правильным решением. И сейчас этот человек ждёт того, что Итадори примет его сторону. Его вот как-то просто по-человечески очень жалко. Потому что наверняка сильнейший не прохлаждается и занят чем-то важным, наверняка он тоже нуждается в поддержке и плече, на котором можно опереться. Чувствовать, что он не один против всего мира. Но вот Юджи не может стать этим плечом. Не в том настроении, не в том состоянии, не так уже смотрит на мир, чтобы делить его на чёрное и белое. И, что самое главное, не намерен драться. Хочет просто жить. Без всей этой ответственности. Без горы трупов за плечами. Без лишних мыслей о том, правильную ли сторону он выбрал. Просто жить. В лучшем случае - защищать самого себя, не более того.
[indent] Он продолжает качаться на стуле, смотря на чужую руку. Пожимает плечами и хмыкает, делая очередную затяжку. Не будь он сейчас погружён в своё состояние, наверняка бы нервно и истерично расхохотался, но сейчас всё это продолжает вызывать самую обычную улыбку, не более того.
[indent] - Я понимаю, что ты хочешь мне сказать. Очень хорошо понимаю. Но ты не прав. Тебя нет, Сатору. Я знаю, что у тебя своих забот по горло и не обвиняю ни в чём, но позволь задать вопрос: где ты был тогда, когда нужен был больше всего? Нет, ну я знаю ответ - решал проблемки. Но, понимаешь, ты был нужен вот тогда, когда было тяжелее всего. Когда я каждый день убивался, чтобы не думать ни о чём. Ты был нужен тогда, когда на нас с Фушигуро напали. Ты был нужен тогда, когда у меня мир ушёл из под ног. Когда меня пытались убить маги. Когда я сбежал от всего мира, потому что перестал понимать куда иду. Когда я снова убивался день за днём, убивая проклятья пачками. Вот тогда ты должен был прийти и сказать, что у меня есть ты. А сейчас... - Итадори снова затягивается, опуская стул на все четыре ножки и смотря учителю в глаза. - Ты просто снова появился и толкаешь мотивационную речь. Говоришь, что я кому-то что-то должен. А знаешь что будет дальше? Я знаю. Ты просто свалишь опять, поставив галочку в своей голове, что обозначил присутствие. В тот момент, когда мне больше всего стало наплевать на то, один я или нет.
[indent] У него не получается прямо таки обвинять. Юджи просто озвучивает то, что крутится в его голове. Тупой набор фактов о том, как он всё это видит. Но упоминание деда как будто бы даже задевает, потому что в этом он видит исключительно манипуляцию. Итадори просто срал на всю эту войну. Он уже бездумно один раз ломанулся в этот мир и вот к чему всё это привело. Сделало ли это его счастливым? Боже, нет. Ни капли. Стресс, потери, нервные срывы, ужас от происходящего и от того, что по его вине гибнут люди. Отличный стартовый набор.
[indent] - Если Сукуна уничтожит старых кляч, которые открыли на нас охоту, честно, я буду одним из первых, кто пожмёт ему руку и скажет спасибо. Я не буду участвовать во всём этом, Годжо. Просто не буду. Не хочу. Понимаешь? И Сёко не нужна. - Он смотрит на свой обрубок руки и ему всё равно. - Я привык, мне нормально. Её уже восстанавливал Сукуна. Мегуми несколько раз порывался. Мне нормально. Без руки, без войны, в которой нет смысла. Я просто выбираю свою сторону. Не собираюсь драться ни с тобой, ни с Сукуной, ни с Фушигуро. Не хочу смотреть на то, как рядом со мной кто-то умирает и думать, что во всём этом моя вина, что это у меня не хватило сил защитить. Разбирайтесь сами, без меня. Воевать за тех, кто открыл на меня охоту, желания, знаешь, никакого. Разберись для начала с советом, пока они не положили всех доступных магов в охоте на кого-то вроде меня и Мегуми. - Юджи усмехается. Всё же это в высшей степени забавно. И наблюдать за всем этим вот так, без эмоций, на самом деле даже в какой-то степени интересно.

[indent] - Я тоже так поначалу думал, что надо образумить его и всё такое. Но...забудь, просто забудь. Ни ты, ни я не дадим Мегуми то, что ему нужно. А Сукуна даёт. Хочешь бесплатный совет? Просто не лезь. Попытаешься надавить на Фушигуро и в ответ получишь нечто, чего ты очень не хочешь. - Юджи только усмехается в ответ на чужие слова. Он ведь и сам поначалу верил примерно в то же самое, думал, что донесёт какую-то очень правильную и важную мысль, которая вернёт парня на, как ему казалось, путь истинный. А потом просто понял чужие чувства. Принял чужую точку зрения. Сатору же сейчас просто наступает на те же грабли только в большем масштабе так сказать. Сложись всё чуточку иначе, он бы и сам сейчас остался на той стороне, защищая то, что ему дорого и наплевав на то, насколько всё это правильно. И Мегуми будет защищать. Любой ценой. А его будет защищать Сукуна. Это уравнение слишком простое для того, чтобы не суметь его решить, но вопрос лишь в том, что Юджи просто увидел другую картинку, понаблюдал за ситуацией с другой стороны.
[indent] Доносить всё это до Годжо? Пф, гиблая затея. Сильнейший хоть и с шестью глазами, но не видит очень простых вещей, потому что так же как и Итадори, заморочен на чём-то своём. Паззл в его голове просто сложен другим образом, то, что он верный лишь отчасти - вопрос уже другой. Они сейчас с Годжо как никогда похожи друг на друга. И в то же время находятся как будто на абсолютно разных сторонах спектра. Дорога та же, прогресс пути разный. Поэтому Юджи даже не думает никого трогать. Тем более, кого-то в чём-то переубеждать. Ему всё равно.
[indent] Слова учителя кажутся ему смешными. Эмоций не то что бы хватает на то, чтобы на это всё отреагировать, но по старой памяти улыбается. На него больше не действуют все эти вдохновительные и мотивирующие речи, которые должны заставить встать и идти причинять добро и наносить справедливость.
[indent] - Знаешь, а ведь то же самое можно и про тебя сказать. - Юджи наставляет на учителя пальцы, между которых зажата сигарета. - Сильнейший маг своего времени. Шестиглазый Годжо Сатору. Знаешь в чём различие между тобой и Сукуной? Только в стороне, которую вы занимаете. Ты опасен не меньше. Ну так, если просто отстранённо подумать. Не то что бы я защищал Сукуну или что-то такое, но ведь это факт. Кто остановит тебя, если ты слетишь с катушек? Пф, да никто. Я не могу предсказать будущее, честно, мне даже всё равно, но сейчас я вижу то, что вижу: воевать хочешь только ты. Я вот не хочу. Просто не хочу, понимаешь?
[indent] Наверняка это всё не те слова, которые хотел бы услышать его учитель. Тот самый человек, который защищал его от совета и не дал бездарно сдохнуть, будучи казнённым. Но в какой-то степени Юджи кажется, что именно это было бы самым правильным решением. И сейчас этот человек ждёт того, что Итадори примет его сторону. Его вот как-то просто по-человечески очень жалко. Потому что наверняка сильнейший не прохлаждается и занят чем-то важным, наверняка он тоже нуждается в поддержке и плече, на котором можно опереться. Чувствовать, что он не один против всего мира. Но вот Юджи не может стать этим плечом. Не в том настроении, не в том состоянии, не так уже смотрит на мир, чтобы делить его на чёрное и белое. И, что самое главное, не намерен драться. Хочет просто жить. Без всей этой ответственности. Без горы трупов за плечами. Без лишних мыслей о том, правильную ли сторону он выбрал. Просто жить. В лучшем случае - защищать самого себя, не более того.
[indent] Он продолжает качаться на стуле, смотря на чужую руку. Пожимает плечами и хмыкает, делая очередную затяжку. Не будь он сейчас погружён в своё состояние, наверняка бы нервно и истерично расхохотался, но сейчас всё это продолжает вызывать самую обычную улыбку, не более того.
[indent] - Я понимаю, что ты хочешь мне сказать. Очень хорошо понимаю. Но ты не прав. Тебя нет, Сатору. Я знаю, что у тебя своих забот по горло и не обвиняю ни в чём, но позволь задать вопрос: где ты был тогда, когда нужен был больше всего? Нет, ну я знаю ответ - решал проблемки. Но, понимаешь, ты был нужен вот тогда, когда было тяжелее всего. Когда я каждый день убивался, чтобы не думать ни о чём. Ты был нужен тогда, когда на нас с Фушигуро напали. Ты был нужен тогда, когда у меня мир ушёл из под ног. Когда меня пытались убить маги. Когда я сбежал от всего мира, потому что перестал понимать куда иду. Когда я снова убивался день за днём, убивая проклятья пачками. Вот тогда ты должен был прийти и сказать, что у меня есть ты. А сейчас... - Итадори снова затягивается, опуская стул на все четыре ножки и смотря учителю в глаза. - Ты просто снова появился и толкаешь мотивационную речь. Говоришь, что я кому-то что-то должен. А знаешь что будет дальше? Я знаю. Ты просто свалишь опять, поставив галочку в своей голове, что обозначил присутствие. В тот момент, когда мне больше всего стало наплевать на то, один я или нет.
[indent] У него не получается прямо таки обвинять. Юджи просто озвучивает то, что крутится в его голове. Тупой набор фактов о том, как он всё это видит. Но упоминание деда как будто бы даже задевает, потому что в этом он видит исключительно манипуляцию. Итадори просто срал на всю эту войну. Он уже бездумно один раз ломанулся в этот мир и вот к чему всё это привело. Сделало ли это его счастливым? Боже, нет. Ни капли. Стресс, потери, нервные срывы, ужас от происходящего и от того, что по его вине гибнут люди. Отличный стартовый набор.
[indent] - Если Сукуна уничтожит старых кляч, которые открыли на нас охоту, честно, я буду одним из первых, кто пожмёт ему руку и скажет спасибо. Я не буду участвовать во всём этом, Годжо. Просто не буду. Не хочу. Понимаешь? И Сёко не нужна. - Он смотрит на свой обрубок руки и ему всё равно. - Я привык, мне нормально. Её уже восстанавливал Сукуна. Мегуми несколько раз порывался. Мне нормально. Без руки, без войны, в которой нет смысла. Я просто выбираю свою сторону. Не собираюсь драться ни с тобой, ни с Сукуной, ни с Фушигуро. Не хочу смотреть на то, как рядом со мной кто-то умирает и думать, что во всём этом моя вина, что это у меня не хватило сил защитить. Разбирайтесь сами, без меня. Воевать за тех, кто открыл на меня охоту, желания, знаешь, никакого. Разберись для начала с советом, пока они не положили всех доступных магов в охоте на кого-то вроде меня и Мегуми. - Юджи усмехается. Всё же это в высшей степени забавно. И наблюдать за всем этим вот так, без эмоций, на самом деле даже в какой-то степени интересно.