Впервые Айвори почувствовала на себе его взгляд еще несколько дней назад. Мужчина смотрел с какой-то болезненной настороженностью, точно опасаясь, чтобы его не заметили, но и не в силах оторвать взгляда. Этот взгляд — беззащитный и жадный одновременно — цеплялся за неё, будто за спасательный круг посреди бескрайнего океана. Он приходил каждый день, сидел наедине с книгой, но Айвори слишком хорошо знала эту иллюзию занятости: он читал не строчки, он читал её.  И тогда… в груди возникла знакомая дрожь волнения. Чувство до странности приятное — смесь триумфа и острого предвкушения. Так гончая берёт след. Так хищник чует запах крови. Так дождь пробуждает землю...
В тот же день Айви решила заманить его, как паук приманивает муху в свои липкие сети, тонко, осторожно, но с предсказуемым финалом.
Охота всегда начиналась с мелочей. Взгляд, задержавшийся чуть дольше обычного, ленивая улыбка, будто случайно расстегнувшаяся пуговица на манжете оголившая хрупкое запястье. Её движения становились тягучими, как разлитый мёд. А стойкий аромат парфюма надолго оставался витать в воздухе. Она смеялась чуть громче, чем требовала ситуация, чтобы в его памяти этот звук превратился в настойчивый звон, от которого не сбежать. Она замечала, как его пальцы невольно стискивают стакан, когда она проходит мимо, как взгляд из напряжённого становится пустым, и, он словно забывает дышать…
Ровным счетом, Айви не интересовало, почему он обратил на неё внимание. Но она знала, кто он — Мэйн Боунс, инженер по ремонту бытовой техники 47 лет, а еще, обладатель пронзительных голубых глаз, таких холодных и глубоких, что в них запросто можно утонуть. Она думала о нем все эти дни, засыпая и просыпаясь. Разливая по кружкам кофе, разнося яичницу… Она хотела, чтобы он тоже почувствовал её… почувствовал через боль, и так же, как и она, отдался этому темному удовольствию.
И, вот, сегодня, решилась на следующий шаг…
Исчезла на те сорок пять минут, уверенная - он заметит. Ведь Мэйн неустанно следит за ней. Ушла через чёрный ход, оставив в помещении запах свежеиспеченного лимонного пирога и ощущение пустоты. Она знала: он будет искать глазами знакомую фигуру, цепляться за стук каблуков - один из множества гулкого ритма закусочной. Её задача — заставить его волноваться, вывести из привычной рутины, чтобы он сделал первый шаг и сам стал частью этой игры. И он, конечно, поддался.
Айвори наблюдала за добычей пристально, но не торопилась.
— Ну что, Мэйн, — она наклонила голову к правому плечу, медь волос густым каскадом легла на грудь. Не спешила, позволяя словам стекать с губ вязким вишневым сиропом, — нашёл что-то интересное?
Его глаза метались по комнате, как пойманные мотыльки, а она только наслаждалась этим зрелищем. Игра началась.

Мы сидели в приемной у доктора-онколога в больнице Святого Патрика, держась за руки так сильно и крепко, словно готовились вместе к прыжку в бездну. И, честно говоря, так оно и было. Прыжок в темноту, в которой придется падать до тех пор, пока не появится проблеск света. В этом прыжке мы с Идой будем и отцепляться друг от друга, и теряться, путаться и бояться, но каков не был бы конец этой темноты - она всегда будет со мной. Такая уже у нее судьба - быть моей женой.
[indent]
Врач зашел в кабинет с моей медицинской картой и сел за свое место. Он выдохнул.
- Не томите, - грубо сказал я, предчувствуя, что сейчас начнется натирание вазелина перед тем, как метровый дилдо всадят в мою задницу.
- У вас рак второй стадии в области левого яичка. Болезнь прогрессирует быстро. Опухоль злокачественная, нужно оперировать и…
- Минус одно яичко у меня, - перебил я доктора. - Но всегда же есть пресловутое “но”? - новость о том, что у меня рак ударила слишком резко - точный джеб прямо в мозг, который сотрясся, но еще этого не понял. А поэтому “болевой шок” еще только приходил, а пока я мог ерничать, шутить, язвить, пытаясь получить сведения о своем здоровье. Всегда же есть злоебучее “но”. У докторов без них не обходится.
[indent]
Первая волна шока от новости настигла меня, и я потерялся на пару минут в реальности, начиная винить себя, что не сразу понял свои сигналы организма, что не послушался жену, когда она сказала, что надо к доктору, что был слишком беспечен к этому всему.
Боль в области паха появилась неожиданно и очень болезненно. Сначала списали на то, что нужно поменьше есть острого.
Потом организм дал сигнал в области поясницы, когда боль была такой, словно мне сотнями дубинками переламывают кости, и это все отдавалось в области почек.
У меня стали чаще отекать ноги, я поправился на добрых 7 кг, мое левое яичко становилось тяжелее и оно зудело. Мне постоянно хотелось чесать его, но стоило к нему прикоснуться, как я касался будто бы раскаленного металла.
[indent]
Избавление от острой пищи, прием каких-то препаратов для работы кишечника и желудка совсем немного снизили боль, но, причина явно была в другой. С каждым месяцем становилось хуже, и я старался не думать об этом, занимаясь работой через боль, сквозь зубы, преодолевая себя каждый день.
Секс с Идой свелся до неприличного минимума - я все списывал на то, что много работы. Крематорий требовал много затрат, я был в стрессе, думал о том, как развивать бизнес и как выплачивать кредит банку. На руках дети-подростки, которые уже стремятся быть взрослыми и совсем уж самостоятельными, но они еще не до конца оперились для этого. Три года в Вульфкрике был похоже на водоворот, который зассасывал все сильнее. Но рано или поздно этот водоворот должен был закончится - он выплюнул бы меня на берег тихой и безмятежной семейной жизни.
[indent]
Пока что этот водоворот отхаркнул меня на берег со смертоносным вулканом, и только от меня зависело - выживу я или нет. А я хотел жить.
[indent]
Тогда-то Ида и не выдержала и силком поволокла меня по врачам. Сказать ей что-то поперек я не мог. Мое состояние становилось все хуже и хуже.
[indent]
Если бы не ее настойчивость, наверное, через полгода, может год, она стала бы вдовой с двумя детьми.
[indent]
- Да, есть “но”, - врач по тону разозлился на то, что я его перебил. - Метостазы переходят постепенно в сторону правого яичка и во внутренней стороне бедрах есть лимфоузлы. Вам нужна будет химиотерапия после операции, но сначала вам нужно пропить препараты, чтобы попробовать локализовать участки и не позволить болезни продолжать дальше распространяться, - врач принялся записывать что-то на листе. Я вытянул голову, как черепаха, пытаясь посмотреть, что он там написывает.
[indent]
Я нагнулся к Иде и прошептал ей на ухо:
- За деньги не переживай, у меня есть на счете деньги и если что родители помогут, - хотелось как-то ее успокоить. Вопрос, конечно, был не в деньгах. В вопросах рака счет идет на месяцы и редко когда на годы.
- Простите, миссис Тодд, повторите вопрос, - врач посмотрел на мою жену безучастно, не выражая ни капли сочувствия горю, который свалился на нас обоих. - Если болезнь продолжит прогрессировать в текущих темпах, то у вашего супруга есть максимум год. Минимально - полгода, поэтому медлить и оттягивать я не рекомендую.
- Всегда у рака так - максимум год. Да, блять, вот Шеннон Доэрти сколько борется с болезнью и живее всех живых! - возмущенно сказал я, гневясь на то, что жизнь несправедливо отнеслась ко мне, отмеряя максимум год. Точнее, меня бесил этот напыщенный врач, который выдвинул моему телу и духу такой приговор.
- Ничего, я еще поборюсь с этим раком! Покажу ему, где раки зимуют, - от стресса я стал шутить, но эти шутки были не к месту и раздражали доктора - это можно было понять по тому, как он цокнул языком. - У меня в семье все долгожители! У моего жены тоже! Мы еще саму смерть переживем! У жены даже прабабушка есть, которой уже… Сколько ей уже лет, дорогая? - я посмотрел на жену, нахмурив брови. Я правда не помнил сколько лет уже госпоже Блэк. Я тряс ногой в такт своим словам, не пытаясь даже унять словесный фонтан, который на меня обрушился, когда накатила вторая волна - паника, когда ты понимаешь, что вот тебе-то не повезло выиграть в генетическую лотерею и пополнить список долгожителей рода Тодд.
[indent]
Паника, когда ты понимаешь, что у тебя есть минимум полгода, а в лучшем случае год, чтобы побороться за свою жизнь и не оставить жену двоих детей. Слишком была сильна любовь к моей семье, которую я не хотел оставлять в столь раннем возрасте. От того, что любовь была сильна и крепка, мое сердце терзалось от сильнейшей боли, что я не сдержу обещание, которое давал жене перед алтарем: умереть в один день, чтобы ни один из нас не страдал от того, что другого нет рядом.

Шанс. Возможно это был их последний шанс поставить в этом деле жирную точку. Собрать все силы в кулак и просто сделать. Убить последнюю оставшуюся в живых из тех, кто стал виновницей бед, кто уничтожил тех, с кем Кэсси была связана кровью, ее потомков.
Шанс воздать ей то, что она заслужила и то, что девушка ей давно задолжала.
Возможно, шанс на новую жизнь для Финна, без тени страха и бесконечного бегства. Шанс, который им так необходим и который они ни за что не упустят.

Узнать в один день, что у тебя есть потомки, те в чьих жилах течет твоя кровь и тут же услышать что их больше нет, было невыносимо тяжело. Девушка искала хоть какую нибудь информацию о них столько времени и везде натыкалась на тупик. Что в конце концов решила лучше не верить в те ведения ведьм, чем потом разочароваться.
И вот когда они были так близко - их не стало. Вместо  встречи за столом она навещала их сырые могилы, и стоя у немых плит кричала про себя "а что если? " Если бы она поверила и приложила чуть больше усилий, а не оставила это все отцу, если бы узнала их чуть раньше…

"А что если" - самый опасный вопрос который мы задаем себе. Сожаление подобно яду медленно отравляет и разъедает нас изнутри, оставляя оголенными все наши чувства. Оно не дает нам двигаться дальше и постоянно возвращает нас к тому, что изменить уже не в силах.

Марло была из тех вампиров кто лично присутствовал на казни, кто выполнял не понятно чей приказ, кто обратил единственного наследника ее крови в вампира. Словно в насмешку или в протест, она создала себе подобного связав их прочной связью, которую сейчас можно было использовать против нее.
Но Кэс было плевать, что теперь он не маг, что теперь сущность Финна стала иная, для нее он по-прежнему был тем милым парнем, каким его воспитали родители, каким он был  до обращения, таким каким она его никогда не знала. Но в тоже время, в глубине его карих глаз Кэсси видела льдинки грусти и какой то усталости, словно он нес тяжелый груз на своих плечах и никак не мог его скинуть.

Форест смотрит в лобовое стекло как снег сказочно переливается на солнце разноцветными блестками и пытается задержаться в этом моменте, запомнить его.
Она поворачивается на парня и замечает, как солнечный свет отливается на его черных кудрях, упрямо выбивающихся из под бейсболки. Кэс улыбается, на минуту ей кажется, что это обычный день, из тех которых никогда не было. Что вот сейчас они собираются ехать на какой то пикник где их уже все ждут. Та самая странная семейка которая появилась в их жизнях совсем недавно и очень неожиданно. Они разведут костер и вечером будут жарить зефир под очередные рассказы Кевина о его приключениях и шутливо их комментировать.
Кэс еще мгновение не сводит с парнишки взгляд, пытаясь оставить в своей памяти этот момент, как на фотокарточки, на случай если сегодня все пойдет вдруг не так, а затем заводит машину и смотрит вперед.

Убить вампира - страшно и не просто, даже если он не намного тебя старше, а ты подготовленный и опытный боец.Как подобраться к тому  кто превосходит тебя в физической силе и скорости? Как выйти из всего этого не просто победителем, но при этом остаться живым.

Кэсси определенно знала ответы на эти вопросы, так как не раз сталкивалась с детьми ночи и убивала их. Это всегда было сложно, не смотря на долгую подготовку или чистую импровизацию, такие монстры как Морло  просто так не сдаются. Блондинка привыкла рисковать собой и без страха шла в самое пекло, но на этот раз все было иначе.
Финн попросил ее о помощи, рассказав, что хочет наконец убить своего создателя. И разумеется, Кассандра не могла отказать. Она давно объясняла парню, что жить в бегах не вариант, что она готова самолично убить эту стерву и развеять ее прах по ветру. Но он ждал.
И вот когда решился, Кэсси с радостью приняла приглашение отправиться с ним в такое путешествие.
Разделить с Финном этот момент было важно для девушки, равно как и то, что он предпочел положиться на нее в трудное время, а не стал действовать в одного

Сейчас ее волнение зашкаливало, ведь на этот раз Кэсси отвечала не только за себя, но и за Финна. Ее Финна. Того, кого однажды оплакала и считала мертвым, за кого мстила с отцом и которого вновь обрела не так давно. Она боялась. Липкий страх, как маленький поразит, проползал внутри оставляя холод, а в мыслях то и дело крутилась мысль "а что если не смогу уберечь, что если снова потеряю?"
Взъерошив белокурые волосы, Форест запретила себе о таком думать, нет, она будет опорой и поддержкой для Финна в этом пути и поможет со всем справиться. Как бы ей самой не было страшно.
- Ты точно готов? Тогда поехали, направляй.
Все, дороги назад больше нет. Технически, конечно, всегда можно остановиться и повернуть назад, но не в этот раз. Они выехали на дорогу где положат конец той боли и несправедливости которую испытали из за Марло, нет, это конечно никого не вернёт и не затянет шрамами раны, но даст чувство завершенности, а Финну покой. Жизнь, где ему не нужно больше боятся и бежать, предавая свои мечты и разрушая тем самым важные планы. Пропуская то, о чем потом будет жалеть. Кэс не могла такого позволить, потому что этот мальчик заслужил иной жизни и она во чтобы то не стала поможет ему ее обрести. А еще, они надеялись узнать, кто отдал приказ, кто стоит за всеми этими убийствами.
- Опыт у меня есть и я взяла все необходимое - девушка кивнула головой назад, имея в виду багажник- но это почти всегда не просто, особенно когда завязано на эмоциях. Форест видела, как парень и без ее предупреждений  волнуется и пыталась подобрать нужные слова, важные в такой момент. Был бы тут Кевин он бы точно нашел что сказать, завел бы речь поднимающую  боевой дух. Она улыбнулась своим мыслям, ведь подобным ораторским даром она не обладала.
- Просто знай, что ты будешь не один против нее и как бы она не пыталась залезть в твою голову, не буквально, но поверь, она обязательно будет играть на твоих чувствах, на боли. Девушка вздохнула и потянулась рукой к Финну, накрывая его ладонь - ты должен помнить, что я буду рядом и помогу дать отпор. Но не все можно решить магией и грубой силой, ты должен быть сильным ради себя, ради той семьи которую ты потерял и той которую обрел.
Вложив в улыбку и в прикосновение все свои чувства и поддержку, Кэс вновь повернулась к дороге, положив руки на руль. Замечательно. Ты должна говорить вдохновительные речи, успокоить и придать уверенности что все будет хорошо. А ты словно говоришь "не умирай там пожалуйста, а то я не знаю как сообщить остальным".
Кассандра злилась за то, что была сейчас бесполезной, не смотря на свой опыт она не могла подсказать Финну как поступить и что чувствовать. Все таки сражения и бои не ее стезя. Да и ответственность девушка привыкла нести только за себя. А сейчас, все иначе.

- И между прочем, в тот раз я не смогла  добраться до Марло, поэтому сейчас эта поездка для меня тоже важна, помимо всего остального. И выждав паузу, добавила:
- А вообще, всегда хотела с тобой куда-то съездить, долой банальные атракционы, надерать задницы плохим вампирам вот где круто. Она улыбнулась, надеясь как то разрядить обстановку.
А может, она должна была и вовсе замолчать, чтобы не мешать ему собраться с мыслями, включить музыку? Она не знала.

Отрицание. Мы прячемся за ним как за стеной, защищающей нас от неизбежной и такой ужасающей правды. Мы смотрим сквозь него на окружающие нас вещи, на происходящее вокруг. Через искаженную призму отрицания мы судим о людях и их поступках, так уверенно доверяя своим суждениям. Когда правда неудобна или способна причинить боль, нам легче начать ее отрицать. Отрицать то, что мы сами себе позволили мечтам и представлениям взять верх, отрицать то, насколько мы были глупы, проявляя веру во что то. Например, что ужасное с нами никогда не случится, боль коснется кого то иного, обойдя тебя.
Особенно громко разбиваются наши мечты. Мы до последнего прячемся за стеной отрицания, ведь пока она есть,  остается надежда, что еще можно что то исправить.

Кэсси не понимала куда ведет разговор парень и причём тут спиритическая доска. Казалось бы, парень так неудачно шутит, вот только улыбки на его лице не было, как впрочем, и каких то других эмоций. Он выглядел так, словно таскал все это время с собой огромный груз и в конец обессилел. Серая тень застилала его взгляд и ведьма почувствовала, что это все не к добру.
- Марк значит, я наслышана о тебе, Андрей столько рассказывал, наконец мы встретились - Кассандра кивнула   и улыбнулась, переводя тему в приятное русло, она давно хотела наконец познакомится с тем самым парнем о котором ей рассказывал друг, но представляла эту встречу иначе.
- Я не совсем понимаю тебя... давай на ты, мы все таки не в прошлом веке живем. Девушка снова улыбнулась, словно пыталась до последнего спрятаться за приятными эмоциями, как будто они могли защитить от правды, которая была готова вот вот на нее обрушиться. Она не хотела понимать, даже думать куда ведет Марк и почему так безжизненно упоминает о том, кто ему дорог. Десятки вариантов причин этому всему Кэсси нашла у себя в голове пока Маркус ставил чайник, она готова была поверить в любую безумную теорию о том, куда подевался Андрей и почему не выходил на связь все это время, почему его здесь нет.
Блондинка быстро бросила взгляд по сторонам и все буквально кричало ей о чем то страшном, о беде, которая пронизывала воздух и пропитывала своим горьким ядом каждую вещь тут. Но девушка все еще стояла не шевелясь, словно боялась спугнуть ту самую реальность, в которой  незнание спасало ее.

Но  друг Андрея не был так осторожен с ней и вывалил правду как есть,  предлагая показать место где покоится друг.
Черные нити, как плети, ударом окутывали сердце тоской, наматываясь вокруг с каждым сказанным словом и передавливали собой приток крови.
Эти слова сказанные парнем казались бессмыслицей. Но Марк и не думал разгонять тучи которые вызвал своими словами, правдой, которую Кэс все еще не хотела понимать.
- Кладбище? Она повторяет следом, словно проверяя не послышалось ли, она не узнает собственного голоса, такого тихого и лишенного обычных ноток беззаботности. Форест качает головой и белокурые локоны приходят в движение, повторяя за хозяйкой. Она отгоняет от себя то, что только что услышала, будто это было возможно. Словно она могла протянуть руку и остановить ту правду, которая на нее надвигалась как стена, огромная, из черного кирпича, готовая вот вот на нее упасть и похоронить под своими завалами.

Маркус тем временем предлагает горячий напиток и приглашает присесть. Его спокойный тембр голоса выбивается из происходящего сейчас, она смотрит на него и пытается увидеть в глазах подтверждение слов, она хочет разделить с ним эту боль, которая стала нарастать в груди черным цветком, но не видит этого. Ведьма приходит в смятение, смотря как Маркус медленно заваривает чай и не спешит с объяснениями, она не понимает, как он может быть  спокойным сообщая такое?

Форест делает несколько глубоких вдохов подряд чтобы заполнить легкие кислородом, которого в раз стало не хватать. Сердце забилось с бешенной скоростью, а мозг пытался донести до него правду - друга больше нет.
Как, черт возьми, как это могло случится? Он же сирин, дух живущий кучу лет. И вдруг умер? Не сказанные вопросы застряли где то в горле, потому что ведьма не могла произнести ни слова, на слабых ногах она упала на стул и опустила взгляд полный непонимания. Сложно было что-то сказать, задать вопрос или пошевелиться, словно внутри ее кто-то заморозил.

Кассандра подняла голову на парня и поняла, что наверное с этой болью он живет не один день и эта оболочка которая теперь была Марком выжата и обессилена. А может он тоже еще не до конца смирился с потерей?
- Какие к черту враги?! - девушка резко поднимается со стула и ее голос разлетается по кухне эхом, еще минуту назад она не знала где найти силы чтобы заговорить, а сейчас внутри у нее взорвалась атомная бомба. Ей хотелось кричать, крушить все вокруг, выплеснуть куда то свою боль и злость. Убили?!
Это было выше ее понимания, но именно то, что ее друга кто то намеренно лишил жизни, придало ей сил, ударило током и сняло заморозку.
- Ты знаешь, кто именно это был и за что? Свет в доме начал мигать, но девушка сжала руки в кулаки и все прекратилось. Она умела контролировать выброс магии, но иногда нарочно ее выпускала, словно зверя с поводка, которому была необходима иногда свобода.
Вместе с магией выходят наружу и эмоции, которые копятся в ведьме, а это бывает чревато непредвиденными последствиями, как для девушки, так и для окружающих.
Но громить чужой дом, тем более друга, она конечно, не собиралась, но желание мести появилось мгновенно. Тот черный цветок в груди из боли стал обрастать шипами, с концов которых медленно капал яд, для врагов, которые только что появились у ведьмы. Нет, Форест не знала подробностей и надеялась что Маркус их поведает, но точно решила, что найдет всех причастных и плевать сколько это займет времени.

Друзья для Кассандры  были всегда слишком важны, за многие столетия девушка поняла, что не каждый улыбающийся тебе может стать твоим другом,  не все, кто идет с тобой по пути  протянет  руку в трудный момент.
Она еще помнит себя когда была одинокой и сломленной, когда казалось всему миру было плевать на нее.   
Она дорожит дружбой и возможно, чрезмерно опекает тех, кто ей дорог. И не дай мерлин если кто то решит причинить им вред, фурия внутри милой Кассандры выпустит свои коготки, готовясь нанести удар.

Но сейчас ситуация была иная. Она уже не могла спасти Андрея, как то защитить, прийти вовремя и помочь, она просто была где то за тридевять земель и понятия не имела, что произошло. Что у друга были какие то враги.
- Он ничего не говорил мне ни о каких врагах... Кэсси вновь заговорила тихо, возвращаясь на стул в то же состояние непонимания и глядела в свое отражение в чашке с чаем. Приятный аромат поплыл по кухни и девушка медленно вдохнула его, пытаясь таким образом успокоится. Но не получалось.

Прошел целый месяц!
Она мотала головой, начиная винить себя в том, что не расспрашивала друга о делах, не настаивала озвучит ей то, о чем тот умалчивал. Хороша подруга. Кэсси прикрыла глаза, потому-что слезы предательски защипали в них, она не могла принять, что лишилась друга с которым они столько прошли. И хоть они и виделись с Андреем давно, это не мешало их отношениям крепнуть.

А что теперь? Что осталось от их дружбы? Холодный камень на могиле безжизненно возвещающий о конце этих отношений? Словно все чувства и эмоции можно было так легко закопать глубоко в землю, так просто засыпать землей все, что они прошли с ним вместе, украсить немыми цветами их мечты и планы, ставя на всем навсегда крест.

Форест запустила руки в волосы и попыталась понять чего она сейчас хочет. Увидеть могилу друга было необходимо для принятия правды, для подтверждения этого ужаса. Но было ли в ней самой столько силы чтобы посмотреть в глаза другу, который отныне будет взирать на нее с серого, мертвого, как сам он, камня?   

[indent] родился в ирландии, но ирландцев не переваривает - во флуде сказали, что это будет забавно, и кто я такой, чтобы спорить ;;

[indent] действительно человек многих талантов, привыкший очень много и очень упорно трудиться ради достижения собственной цели ( даже если та поначалу кажется чем-то из раздела фантастики ), большой поклонник прогресса, во всех «разрушительных» силах техники будь то убивший немое кино звук или всемирная паутина, откинувшая в тень телевещание, видит ещё одно орудие, к которому просто нужно приноровиться ;;

[indent] характер скверный, не женат^тм и не планирует - ему достаточно испорченных жизней женщин, которые на него работают ;;

[indent] незаменимый член «богемского клуба», вербовщик, на его счету лучшие из лучших соискателей секты, держащие это сверхъестественное общество на плаву ;;

[indent] способный сотворить звезду из ничего - мортимер тому подтверждение - но в то же время обладает властью предать любую неугодную «верхам» селебрети забвению посредством собственных методов, мастерски создаёт «альтернативные воспоминания» в обществе не без помощи социальных сетей ;;

[indent] десять тысяч клише и тропов и все про него ( mad artist и truth in television в частности ), если бы видеодром существовал в этой реальности, то лео был бы именно тем, кто в зародыше счёл подобную жесть «забавной». телевидение вызывает рак? ну, тогда интернет - порождает безумие, куда более страшное, чем можно предположить ;;

надвигается буря.

и ему сложно этого не заметить - от прохладного воздуха дыбом встают волоски на шее и вниз по спине, вместе с зябкой дрожью от прохладного, колючего ветра, забравшегося ему под кашемировый свитер. погода в лос-анджелесе лишь изредка бывает настолько неласковой к изнеженным атлантическим солнцем, и сегодня как раз тот день, когда нужно чуть выше поднимать ворот пальто, а руки прятать в карманы. ощущение зыбкой прохлады кажется ему нереальным, почти ностальгическим, странное напоминание о детстве и юности, проведённых в нью-йорке. словно что-то из прошлого, что безустанно следовало за ним по пятам все эти годы, наконец почти смогло сравнять шаг и теперь обитало где-то поблизости среди сумрачных теней и неоновых всполохов вывесок бульвара сансет.

надвигается буря, и мортимер вроде что-то слышал об этом по радио: плюс девятнадцать в сан-франциско, почти так же как в самом городе ангелов, видимо всё побережье накроет штормом или чем-то вроде того. выходные наверняка будут безнадёжно испорчены - для них всех, кто строил планы провести те на диких пляжах возле санта-моники, чего не сказать о финиксе, где на ближайшие пару дней сохранится температура за сорок градусов плюса по цельсию. адское, адское пекло, но даже мысли о жаре аризонской пустыни не могут согреть его сейчас, когда мужчина почти что небрежно покидает салон своего шевроле, оставляя тот на парковке возле недавно построенного отеля «кортез».

вокруг ни души, спокойно и тихо; его спутники - желтый свет фар тех редких авто, что шелестят вдоль тёмной ленты дорог куда-то навстречу сгустившимся сумеркам, и отсветы окон и мутных витрин. он долго глядит куда-то вверх, в сизое небо над кромкой многоэтажных домов, возникающих один за другим в голливудленде. два года назад здесь был пустырь, а теперь частокол из строительных кранов и железные кости новостроек, чётко виднеющиеся на фоне холмов.

мортимер ёжится, трёт ладонями локти в тщетных попытках согреться. если надвигается буря, то ему нужно как можно скорее укрыться хоть где-то.

вывеска «кортеза» слегка коротит, когда мужчина открывает стеклянные двери и переступает порог.

внутри - чуть комфортнее, но больше душно, нежели просто тепло; запахи свежих цветов идут вперемешку со шлейфом чьих-то духов, тяжёлым и почти давящим в своём многообразии нот, всё это вплетается в слегка плесневелый аромат коврового ворса и едкость средства по очистке полов. здесь не пахнет как дома, не пахнет тем местом, где ему в самом деле хотелось бы жить… но в последнее время жизнь мортимера не то что бы особо щедра на варианты того, где он бы мог скоротать ночь в одиночестве. с момента, как мэдди отправили отдыхать в лечебницу для душевнобольных, даже собственный дом кажется чем-то враждебным, где каждый плохо освещённый угол - это угроза, пускай и зачастую надуманная. дом без мадонны - бетонная клетка, из которой будто бы выкачали весь воздух и всё тепло, и среди этих стен он не сумеет отведать покоя, как бы ни старался.

за всей этой суматохой бьющих поддых неурядиц он вновь ощущает себя брошенным на обочине жизни бродягой, для которого счастливые дни, проведённые бок-о-бок с женой - не более, чем полуденный сон, от которого он просыпается посреди равнодушной тоски города ангелов.

всё это, конечно же, блажь. со всем этим он, конечно же, справится, как и с нависшей над ним грозовым облаком бурей. он просто устал, и все его попытки убежать от реальности, воплощённые в сверхурочной работе и бесконечных прослушиваниях, только усугубляют его положение, делая морти нервным и дёрганым. ему бы вечер хоть раз провести за хорошей сигарой и парочкой подёрнутых дымкой стаканов «маккалана», томившегося перед этим лет десять в застенках ароматной дубовой бочки… может быть в компании очередного приятеля, а может юной старлетки, чьё имя он забудет как только выйдет из бара.

возможно, что ближе к пятнице он пораскинет над этим всем чуть более пристально, нежели просто допустит крамольную мысль об отдыхе, пока поднимается лифтом с фойе на свой этаж к номеру, в котором он прячется от мира вокруг уже почти месяц кряду.

механический щелчок ключа, сделавшего свой полуоборот в замочной скважине, кажется оглушительно громким в этой ночной тишине. мортимер вздыхает и толкает дверь номера плечом, та отворяется почти что сразу, лишь на долю секунды застряв в покосившейся от усадки здания раме.

как-то совершенно некстати его настигает мысль о том, что его покойный отец не допустил бы подобного недоразумения всего спустя каких-то три года после открытия отеля для постояльцев.

а ещё ( запоздало почти на полные сутки ) - то, что уходя ему стоило бы оставить открытым окно. воздух внутри номера настолько густой и неподъёмный, что мортимеру на пару мгновений становится нечем дышать.

он оставляет настежь распахнутой дверь и свет в скромной прихожей зажжённым, неспешно снимает обувь, ослабляет удавку галстука, с ленцой стягивает с плечей вязаный свитер. серебряный крестик совершенно по-глупому цепляется за нос, когда мортимер, как и всегда, застревает в горловине в попытках сдёрнуть с себя прилипший к коже светлый кашемир. здесь, в месте где его никто не увидит, кроме разве что поздней горничной, монохромным призраком плывущей вдоль коридора, он может побыть живым человеком, а не лощёной картинкой с мерцающего экрана тв.

это лёгкое чувство - почти панацея ко всем его переживаниям.

что, впрочем, длится недолго. стоит мужчине по памяти подойти к прикроватной тумбочке, чтобы включить стоящий на ней скромный ночник.

осознание, что он в номере не один, приходит вместе с разлившимся по стенам тусклым светом едва живой лампочки, когда ожившие тени ринулись вверх, к потолку. краем глаза он ловит чьё-то движение, одновременно с мыслью о том, что он в западне. страх делает его деревянным, каждый случайный вдох даётся ему с особым трудом. и нет особой разницы в том, как мортимер себя поведёт - тихо и незаметно или же с пижонским вызовом, как сумасшедший, горделиво глядящий смерти в лицо - кто-то ( или что-то ) его уже обнаружил. возможно, куда раньше, чем он сам обнаружил себя.

сидящий поодаль в хозяйском кресле человек не вызывает в мортимере ничего, кроме очередного приступа паники. порой ему казалось, что он почти привык к ней, с той самой минуты, когда решил положить свою жизнь на заклание правосудию, но…

- чем могу быть полезен? - за долотом сердцебиения звук его голоса едва различим даже для него самого. - сэр..?

нет, это будет совершенно нелепо - сгинуть здесь с дымящейся дырой в башке. нелепо, но всё же не настолько, как почти что комичным проблеском мелькнувшая мысль о том, что буря только что настигла его.

В тот день они и правда смотрели Гарри Поттера сидя на диване. Излишне близко друг к другу. Можно даже сказать в обнимку. До Рика не сразу доходит сказанный смысл слов вампира в кабинете потому что он упрямо верит в то, что писатель занят и у него нет времени на Париж. «Значит ты приглашаешь меня в Европу» тогда у него чуть сердце не встало.
«Да…но я понимаю если ты занят. У тебя много дел» Рик будет смотреть в пол как нашкодивший первоклассник. Но Честер каким то чудом соглашается. И следующие три дня похожи на какой-то сумбурный сон полный странных событий.

Не смотря на то, что у Честера есть прислуга, Рик готовит ему. Гоблин не может объяснить причину тяги к кулинарии и отчего он так сильно хочет что-то сделать для вампира, но списывает такое рвение на дорогую итальянскую плиту, роскошный холодильник и ножи из Японии.
Честер за все годы своего вампиризма все же остается собой. Рик узнает в нём какие то качества, что давно были забыты временем. Те самые, которые гоблину понравились при встрече: он заботливый и смешной и очень спокойный. Последнее перевешивало постоянно эмоционального Окса, который аки перекати поле носился по дому чуть ли не по потолку бегая в прямом смысле этого слова.
И спали они….в одной постели. Может потому что так было теплее, а может потому что у Рика была полоса ужасных кошмаров, во время которых он пинался и скулил. Лишь крепкие объятия сзади, прижимающие к широкой груди его как то успокаивали. Хотя на утро Окс ничего не помнил и просыпался на другом углу постели.

Это сожительство, когда они ели вместе, спали вместе, кино смотрели вместе, оно было прекрасным…..но оно тяготило Рика ужасно.
Уже на второй день он начал ощущать этот назойливый голос в голове, который хочет знать природу их отношений. Что кривить душой - это тело вампира, в котором Честер теперь расхаживал, было красивым. Крепко сложенное, облаченное в слегка бледную, нежную кожу, оно привлекало внимание. Но возможно главное было даже не это. Впервые для самого Окса, которому было в принципе плевать под что свое собственное плотское стелить, он смог оценить то, что скрывалось внутри.
Честера можно было назвать многим, но вот сам факт, что вампиру могут понравиться мужчины, оставался для Рика какой-то новостью ломающей ему мозг. Из этого вытекал логичный вопрос - а мог бы понравиться тому такой как сам Окс? Нет…..нет, вряд ли. Окс был комплектом, что не мог понравиться кому угодно, скажем на любителя. И его внешность, которую можно было поменять в любой момент (благодаря гоблинской магии) была лишь половиной проблемы.

Как можно было жить рядом с таким как Честер и не смотреть на него голодными глазами? Рик уверяет себя каждый день, что дело в том, что он просто больной. Да, да, он просто не умеет нормально общаться с людьми. Всю свою взрослую жизнь он провел рядом с мужчинами, которым нужно было от него всегда только одно - секс. Настолько натренировали его эти мужчины, что тело для Окса потеряло какое либо значение. Оно было монетой для обмена - я тебе свое тело, ты мне все мои необходимости. Когда живешь так долго с такими вот потребностями, то отвыкаешь от каких либо нормальных отношений. Здоровых таких отношений. Что они из себя представляют? Окс не знал. Может и никогда не узнает.

День вылета выходит ужасно слякотным. Идет мерзкий влажный снег. Рик чувствует себя промокший крысой, которая нечаянно упала в слив Нью-Йорка и уже пятый день плавает в трубах города отсюда и воняет.
Собирая вещи с утра, Окс прилично нервничает. Не из-за показа. Из-за того, что они летят в пресловутый Париж, город любви, как чертовы друзья. И эта дурь, (как выяснится позже) что он вбил сам себе в голову, начинала прилично раздражать гоблина. Ему нужно или сделать первый шаг, или действительно смириться, что пока он будет ходить по ранвею, Честер будет dick deep в чей-то заднице. Смириться с последним казалось самоубийством, а сделать первый шаг - кишка тонка. Вот он и метался из огня да в полымя.

Перелет, кстати не такой легкий, он спит. Что удивительно. Но может дело в том, что он может положить свою голову на ЕГО плечо, так и уснув закрыв глаза. Честер, как бы пресловуто не звучало, был для гоблина безопасным местом и просто хотя бы за это, тот был ему благодарен.

Посадка поздней ночью. Перелет так выматывал, что хотелось уже залезть в кровать и умереть там. Но Париж встречает их на удивление спокойно погодой. Не смотря на то, что тут немного прохладно, едут они не в слякоть и это уже радует.
Агенство сняло номера для своих моделей сразу в центре. Потому что показ будет проходить прямо под Эйфелевой башней. Там уже все огородили черным забором и заливали подиум - который будет сделан из чистого льда. Баленсьяга никогда не пускала своих моделей по нормальной поверхности. В следующем году кажется пойдут прямиком по грязи.
Рик не знает если Сайкс снял себе номер, он просто тупо пропускает вампира в свой, а там разберутся уже.
Небрежно сбросив свою сумку в кресло, Окс открывает окна утягивая тяжелые шторы в сторону и смотрит на горящую достопримечательность Парижа. Он ни разу не был здесь, поэтому рассматривать Эйфелеву Башню из окна он находит довольно приятным.
Какое-то время он так и стоит наблюдая за бегущими по улице людьми тепло одетыми в плюс восемь. Машины что просачиваются сквозь перекрестки. На короткое мгновение Окс забывает, что не один, а когда вспоминает об этом, вампир по своей привычке передвигаться бесшумно уже за его спиной.
Ладони у Сайкса слегка холодноватые, но не настолько, что бы умереть от температурного шока. Окс чувствует как та ложится ему на плечо, кажется желая привлечь внимание и он совершенно неосознанно накрывает ее своей. Ему не хватает этого. Не смотря на то, что с Паркером у него были просто ужасные отношения, были редкие мгновения, когда тот был не мудак. И они могли просто делать вещи, что делают нормальные пары - держаться за руки, спать в обнимку, целоваться без страха что их кто-то заметит. Окс был полон этой любви, простых контактов и нежности, теперь ту банально было некуда девать.
Опомнившись, Рик убирает свою руку, чувствуя как по лицу начинают показываться зеленые пятна его настоящей кожи, из-за ударившего в поддых смущением. 
- Извини. - говорит он уводя взгляд.
- Хочешь пойти поужинать? - нет, он не приглашает Сайкса на свидание. У них был долгий перелет, гоблин всегда голодный, логично было бы покормить его хотя бы. Тем более сам вампир наверное тоже хотел бы размять ноги после того, как застрял в самолете как улитка в консервной банке.
- Мы могли бы погулять потом? Показ через два дня, но до него у нас прогоны до самого вечера и я тебя почти не увижу. - Париж Парижем, а работа не ждет.
Мерзкий голос в голове гоблина говорит, что как бы ты не переживай, этот красивы мужчина найдет чем себя занять. И эта мразная токсичность, даже самого Окса начинает раздражать в себе. Как говорят американцы - shit or get off the pot - или делай и не выебывайся, или терпи результат своего выбора ничего не делать. Но Окс, он настолько был забит жизнью, что сидеть на заборе не выбрав в какую сторону спрыгнуть, казалось ему самым логичным.
Тем более, как ему может понравиться такое ничтожество как ты?