с к а ж и н а м с к о л ь к о п р и ш л о с ь с к и т а т ь с я
с р е д и т у м а н н ы х м и р о в с к и т а т ь с я
( ч т о б м ы с т о б о ю м ы д р у г д р у г а нашли? )
| он любит гостиную комнату особой любовью. здесь — средоточие семейных традиций, отблески огня и замысловатые тени бродят по стенам, масляным пейзажам на холстах; здесь зимними вечерами зажигают свечи, а в остальное время потрескивают поленья в камине. вместо стены — огромное книжное пространство, стеллажи забиты до отказа, а некоторые книги боязно брать в руки — вот-вот развалятся от ветхости и старости. запах пыльных книжных страниц неизменно сливается с ароматом виски — отец предпочитает исключительно виски после ужина. матушка предпочитает чёрный чай с молоком, а когда американский дух вспыхивает, позволяет себе бокал шоколадно-вишнёвого мартини. впрочем, они крайне редко изменяют своему происхождению, оставаясь гордыми представителями своей нации. на мягкой подушке перед камином привычно разваливается лаки — золотистый лабрадор и лучший друг ретта, подаривший куда больше внимания и любви, чем родители и друзья, которые дружить не очень-то торопились. однажды ретт уяснил, что дружба недосягаема для него; все кругом чего-то хотят: от безделушек до внимания его отца. за всё нужно платить, даже за дружбу. ему совсем не понравилось. входящие в эдакую семейную обитель — люди не чужие, отвоевавшие доверие мистера фицджеральда или заслужившие хорошую дружбу, за которую тоже нечто полагается. дружба всегда гарантирует обеим участникам выгоду, потому взрослые люди любят дружить. ретт ненавидит дружить, едва ли знает людей, сидящих в его любимой гостиной и не догадывается, что они, взрослые, пытаются выстроить его собственную жизнь. прижимается щекой к гладкой шерсти, слушает треск огня в очаге и норовит урвать обрывки бесед, происходящих позади. ему совсем не стыдно улечься на полу в обнимку с собакой, потому что здесь его дом, его территория и жизнь, впрочем, тоже принадлежит ему. когда тебе тринадцать, кажется править миром и быть королём слишком просто, достаточно чего-то хотеть и желаний добиваться.
— эмма учится играть на фортепиано. в следующий раз обязательно сыграет для вас, — уважительно произносит мама, поднимая чашку чая над блюдцем. ретт неслышно фыркает, зная получше всех остальных, насколько хороши сестринские успехи в игре; по его мнению почти профессионала, играть на публику слишком рано, невзначай можно оглохнуть и потерять всякий вкус к высокому искусству. ретт начал играть в одиннадцать и вот уже второй год поднимается на сцену, когда в школе проходит очередное мероприятие. миссис андерсон отвечает скромной улыбкой, ведь улыбаться слишком широко в светском // порядочно-высшем обществе считается дурным тоном; смеяться или х о х о т а т ь вовсе под строжайшим запретом. не дай боже схватишься за живот или покажешь недостаточно белоснежные зубы — от позора не отмыться. в основном, ретт получает удовольствие от мысленного издевательства над каждым правилом, выдуманным взрослыми.
— я бы очень хотела дочь. ты знаешь, какие приятные заботы с этим связаны, — миссис андерсон прикладывает невзначай руку к животу, надеясь на скорые хорошие новости. — но, — она осекается, осторожно смотрит в сторону, и улыбка мечтательно-вежливая на мгновенье исчезает с лица, — это невозможно.
матушка смотрит на неё сочувствующе, не разобрать — искренне или только из необходимости; впрочем, её сердце умудряется вмещать заботу о людях, настоящую; она умеет улыбаться и согревать глазами, быть хорошей хозяйкой в своём доме — никто из персонала не был скандально уволен, лишён заработной платы или достойных рекомендаций. ретту всегда хотелось и хочется верить в то, что его матушка — настоящая, любящая, в отличие от матерей якобы его друзей. тех куда больше интересует стоимость тяжёлого колье на шее или последняя коллекция из дома шанель. вполне вероятно, адалин искренне сочувствует, когда накрывает своей ладонью чужую руку и чуть сжимает её.
— не останавливайся на достигнутом, дорогая. ты заслуживаешь всего, чего желаешь, — уверяет матушка свою п о д р у г у, а после бросает взгляд в сторону парочки около камина; хмурит брови, от замечания удерживается. у них ведь, тёплая, семейно-дружеская атмосфера, которую непозволительно испортить. она знает, сколь важны сыновья. знает, несмотря на то, что их семья не владеет огромным бизнесом, который непременно захочется оставить в семье. мистер фицджеральд возлагает надежды на династию, которая завоюет америку, не иначе. ретту наскучивают женские разговоры скорее, чем думалось, пытается прислушаться к звучанию отцовского голоса вдали. пока женщины разместились на диване, мужчины занимают кресла, окутанные сигарным дымом и алкогольным духом. отец сипло смеётся, а стало быть, в хорошем настроении, безоговорочно доволен сегодняшним вечером. удалось выжать выгоду из дружбы? доволен настолько, что пригласил семью андерсон на все семейные мероприятия, запланированные на предстоящий год. остаётся лишь гадать, чем подкупает отца этот человек, разумеется, помимо огромных, прибыльных владений. ретт кое-что понимает в устройстве мира, где законопроекты способны довести до разорения процветающую компанию, перекрыть кислород как говорят отцовские коллеги. а предвыборные кампании неизменно требуют денег.
— я сделаю всё возможное, чтобы штат не создавал препятствий. к тому же, если за проект не проголосует даже половина сената, он обречён. у нас будет хороший союз, мистер андерсон, — отец торжественно поднимает стакан с виски, но довольно быстро впадает в какую-то отстранённую задумчивость. — раньше такие союзы было принято закреплять. а мы любим традиции. если у тебя родится дочь, ты отдашь её моему сыну? — чуть понижая тон голоса, он смотрит в глаза своему другу, ожидая только положительного ответа; можно подумать — шутка, да только мистер фицджеральд не особый юморист и понимает юмор крайне редко. ретт отрывает голову от тёплого бока лаки, который привык использовать вместо подушки, дабы убедиться в том, что не послышалось. дочерей отдают лишь в одном случае, не так ли? в свои тринадцать он знает // умеет многое, только об этом — ничтожно мало, недостаточно, чтобы понять. огонь в очаге продолжает пылать, поленья — трещать, старинные настенные часы совпадают с сердечным ритмом; он смотрит внимательно на отца и через несколько секунд мир становится прежним. не дождётесь, — заявляет громко в своей голове, падая на пол и скрещивая руки на груди в знак протеста. никогда! разумеется, он не знал и узнает не скоро, что судьба всегда бродит где-то рядом, только бы её рассмотреть, узнать. его отправят в одну из лучших частных школ англии с обязательными поездками на родину в ирландию; он проведёт пять лет вдали от родного дома в бостоне. сокровенная мечта миссис андерсон исполнится — она родит ребёнка и даже девочку. отец будет утешать мистера андерсона нерушимым обещанием — их дети непременно поженятся, дочь это тоже гордость для любого мужчины. легко говорить, когда твоя собственная семья сложилась по картинке на обложке какого-нибудь глянцевого журнала.
пройдёт много лет и однажды всё забудется. . . | |
* * *
он услышал её голос задолго до того, как увидел перед собой. прогремел гром, захлопнулась дверь, грозясь вовсе слететь с петель. неловкий стажёр проливает кофе на только вымытый пол и вынужден вернуться на кухню, чтобы сварить новый. старбакс или другая забегаловка — непозволительно низкий уровень для руководства, зато безымянный бариста — подходит. уборщица явится только вечером, а потому бариста превращается в золушку, которой следует немедленно отправиться за предметами для уборки и стереть с пола уродливую коричневую лужу. наверняка мысленно он проклинает женщину в красных туфлях на высокой тонкой шпильке, которой можно невзначай проткнуть чьё-то сердце. она уверенно расталкивает всех, кто появляется на пути и пытается объяснить, что мистер фицджеральд о ч е н ь занят. сегодня его армия повержена и даже заявление «он принимает вице-президента» едва ли сработает; она едва ли поверит, зная наизусть весь список отговорок, придуманный всем штабом ещё во время предвыборной кампании. отталкивая молоденькую секретаршу, вставшую перед дверью, эмма переступает порог кабинета и бросает сумочку на первое попавшееся кресло, в котором моментами действительно сидит вице-президент или руководитель президентского офиса.
— что у тебя с ней? интрижка? сколько раз было? какого чёрта, братец? — разгорячённо начинает она, следом сбрасывая лёгкое весеннее пальто прямиком на чистенький ковёр. она не стесняется ни голоса поднимать, ни разбрасывать вещи по всему офису, зная о том, что ретт не переносит // не терпит беспорядок; суматоха и отклонение от нормы приводят его в кошмарное состояние настоящего бешенства. — для чего я стараюсь? для того, чтобы ты отшивал хороших девушек и спал со своей секретаршей?! — ударяя ладонью по столу умудряется не отбить руку, а несчастная девочка за дверью вздрагивает и мигом заливается алой краской — все взгляды обращены к ней, осуждающие, удивлённые, озадаченные, равнодушные. спать со своим боссом — обязательное клише, а сенаторы вовсе то и делают, что залетают на первые полосы и страницы журналов, где жирные, скандальные заголовки об очередной интрижке с молоденькой и красивой. тем не менее, ретт снискал славу на другой стороне — верные мужья возвращаются домой в свои штаты с чистейшей совестью, пока их жёны исполняют долг в организации ladies of the senate. даже самое смелое воображение не допустит образ ретта, испачканного скандалом. тем не менее, эмма негодует, непременно ожидая подвоха, после череды измен до того, как отыскался запылившийся клад сокровищ — её супруг, виртуозно одолевающий огненную стихию каждый божий день. вспоминая кроткого, спокойного, но неизменно твёрдого в своих убеждениях марка, ретт поднимает глаза и едва улыбается. даже если распирает от желания бороться за своё честное имя и кристальную репутацию, делать того не стоит. а себе не грех признаться в том, что эмили — хорошенькая, умная девочка, обладающая обаянием. поддаются все, даже новенький стажёр, заканчивающий возиться со шваброй.
— ты будешь отрицать? месяц назад на майами авеню девушка по имени мэдисон ждала тебя чёртовых три часа! две недели назад, монтеррей бар, аманда ушла с каким-то левым парнем, через месяц у них свадьба. ты слышишь? они женятся!
— извини, но я считаю извращением ужинать в ресторане с названием «сексуальная рыбка», и более того, терпеть не могу имя аманда. и то, и другое портит аппетит.
на несколько минут воцаряется тишина, ретт постепенно погружается в работу, того вовсе не замечая. он перестал замечать подобное с первой же стажировки в офисе губернатора, после окончания университета; словно его предназначение, суть существования — исключительное служение народу америки. отец сетует лишь на то, что америка снова получает лучшее. ретт выходит из офиса крайне редко, будь то вашингтон или майами; прогуливается перед началом рабочего дня в ближайшем парке; ездит на велосипеде там, где людей вовсе не бывает, а когда хочется вовсе удрать в нерушимое одиночество — пользуется байком или машиной. пока его коллеги посещают разного рода мероприятия, где положено носить костюм и бабочку, он существует в совершенно другом мире. терпеть не может рестораны, особенно когда его лицо начинают узнавать, просят фотографию или задают глупые вопросы в духе «когда же цены на электричество снизятся». между тем, он не может объяснить что ни черта не знает об электричестве и даже о пробках из-за строительства — не его компетенция. эмма знает брата как никто другой на этой планете; знает, что свидания вслепую — нерабочая опция, постоянно будет сбоить, а даже если ретт окажется в ресторане с девушкой, — всё испортит к чёртовой матери. вновь она приходит к выводу: неисправим. да только не может остановиться, не может не пытаться сделать его счастливым. «но я счастлив» — неизменно говорит он совершенно искренне, удивлённо, не находя на родном лице даже тени доверия. последует тяжёлый вздох, эмма опускается обессиленно на стул и качает головой.
— если бы я выбирала мужа по имени, никогда не вышла бы замуж, — подбирает голову рукой, будто весьма напряжённо над чем-то раздумывает. — эй! девочка-как-там-твоё-имя! — внезапно срывается на нервный крик (самое время заподозрить сестру в том, что она скрывает) в сторону двери и словно чувствуя, на пороге появляется его личная помощница. — я буду кофе и что-то сладкое. пончики? или что вы здесь едите? — взмахом руки отпускает помощницу, пока ретт невозмутимо наблюдает. никогда не вмешивайся, — гласит первое мужское правило в семействе фицджеральдов. — что же, наверное, ты ещё хочешь увидеть своих племянников. есть неплохое предложение: отправить их в англию на весенние каникулы. да, когда ты собираешься взять отпуск от своей чертовой работы. ну как тебе? папа считает, они должны знать свои корни, овладеть британским акцентом, весь список он тебе сам прочтёт.
— сейчас последует предложение, от которого нельзя отказаться? — ретт усмехается, не переставая поражаться насколько изящно играет сестра не только на фортепиано; она играет с мужчинами, которых знает лучше, чем они себя. она — тот ещё манипулятор, каким была с самого рождения. он крутит в пальцах шариковую ручку, внимательно глядя на неё. он слишком любит своих племянников, а это почти что приговор всегда исполнять то, чего хочет она.
— спектакль в пятницу, билеты в сумочке. у тебя же выходной в субботу? чтобы никуда не торопиться, выпить после, понимаешь? — её губы в тёмно-красной помаде растягиваются в лукавой улыбке. эмма относится к тем смелым женщинам, которые выйдут посреди рабочего дня с красной помадой на губах и будут чувствовать себя на самой вершине; они способны на подвиги и кажется, родиться мальчишкой в этой семье следовало именно эмме. — тебе понравится. я уже заказала костюм, просто замечательный, бархат, как тебе нравится. считай это искуплением за грехи.
ему оставалось только согласиться.
[indent]
and . . .
the stars c a m e o u t t o f i l l u p t h e s k y
t h e m u s i c y o u w e r e p l a y i n ' r e a l l y b l e w m y m i n d
в фойе воздух напитан парфюмами, звоном золотистых украшений, бокалов с шампанским и голосов — люди разбредаются повсюду, то и дело обмениваясь со знакомыми сдержанными рукопожатиями, вежливыми улыбками. словом, сегодняшний спектакль для особенного зрителя, как и выбранный сестрой театр. бродвейские постановки в майами — сенсация. «сенатор фицджеральд, как же давно мы не видели вас», — слышит он от каждой едва знакомой персоны, на чьи слова сестра силится улыбнутся, а мысленно наверняка обругивает всеми известными ругательствами на всех выученных языках. она предпочла бы отдать кому-то другому прерогативу напоминать брату о том, что даже люди его профессии должны где-то появляться, иначе избиратели никогда не узнают за кого следует проголосовать. быть может, сегодняшним вечером эмма нацелена на поиски той самой особы, которой собирается передать свои обязанности. марк опоздает, потому она держит ретта под руку, дабы тот не спрятался где-то в уборной или не занял место в зале раньше положенного времени.
— то, что ты получил местечко в конгрессе — чудо, с твоей-то нелюдимостью, — произносит она тихо над его плечом, до которого благо дотягивается в туфлях. упорно продолжает улыбаться, как положено любой женщине в этом обществе. они кружат вместе среди знатной толпы ещё некоторое время, прежде чем волна из парфюмов и вечерних платьев хлынет в зал. у них выкуплено самое дорогое место — в партере, первый завидный ряд. отчего-то ретт простодушно упустил вероятность того, что сестра задумала больше, чем приучить брата к искусству заново. когда он играл с ней на фортепиано в последний раз? едва ли кто-то вспомнит.
опускаясь в кресло, обитое алым бархатом, ретт облегченно выдыхает, словно самая нестерпимая пытка окончена; перспектива просидеть два с лишним часа в кресле кажется безупречной: ни вежливых разговоров о погоде и ценах на нефть, ни притворных улыбок, ни лиц людей. ему по душе спокойствие, наплывающее постепенно, и плечи опадают, и по спине катится последняя волна напряжения, обещая ничего кроме приятных впечатлений. в младшей школе он самолично принимал участие в спектаклях, а будучи студентом интересовался последними светскими событиями в городе, не упуская поставленных любимых пьес; а потом вечер потраченный на развлечение высокого сорта превратился в вечер совершенно бессмысленный. а потом изменилось многое. быть может, часть души жаждет вернуть время, когда всё было иначе. вернуть себя. вернуть нечто утерянное, знать бы только что именно. ничего кроме ожидания комфортного времяпровождения. здесь развеивается запах духов и дышится свободнее. открывается потрясающий вид на сцену, словно делаешься участником другой жизни, другой истории. эмма, сидящая рядом, накручивает волнистый локон на палец и поглядывает на брата с озорством, словно бы они вернулись в детство и задумана очередная шалость.
— если будешь так смотреть, я попрошу попкорн, — ретт улыбается беззлобно, нехитро, не замечая ничего, кроме привычного сестринского взгляда. она хорошенько ударяет рукой по плечу, прежде чем свет начнёт угасать. на коленях сестры покоится букет бархатных роз, столь гармонирующих с обивкой и цветовой гаммой театра. бог знает, для чего они здесь: тайный воздыхатель у неё (которого однажды она этим же букетом предпочтёт избить) или кто-то знакомый состоит в труппе? он не обращает внимания, устремляя взгляд на сцену, где вот-вот начнётся действо.
она появилась на сцене и напомнила ему розу, одну из тех, составляющих пышный букет. она т а к далеко и т а к близко одновременно. на протяжении всего времени он смотрел исключительно на неё, прислушивался исключительно к её голосу, усиленному в пространстве сцены; он тайком от самого себя ожидал только её появления, теряя сюжетную нить, теряя суть слов, теряя и находя свою душу. на неё хотелось смотреть неотрывно, вечно, завороженным взглядом. у неё были длинные, струящиеся мягкими волнами волосы, которые отливали янтарём и порой вспыхивали то солнцем, то пожаром; у неё были тёмные, проникающие внутрь глаза — каждый взгляд ловил, желая задержаться в этом мгновении. каждый зрительный взгляд отпечатывался в сердце. она проживала жизнь в маленьком мире, вовсе не на сцене посреди реквизита, на пару с другими актёрами. он довольно быстро позабыл о том, где находится и что перед ним происходит. её голос в песне льющийся, заставлял хотеть только одного — слушать // слышать бесконечно. когда объявили антракт, эмма щёлкала пальцами перед его глазами определённо не единожды, прежде чем он очнулся // проснулся, будто всё, что было до — сон, из которого не хочется выбираться. он не знал, что бывает таким отчаянным романтиком. не признавался себе до последнего, пока не погас свет, не сомкнулся занавес, надёжно пряча актёров и её фигуру. никогда не говори «никогда», верно? тринадцатилетним мальчишкой он не знал об этом; не знал и когда навещал родительский дом на каникулах, краем уха слыша рассказы о проказнице моне; говорили, она походит характером на эмму и матушке было чем поделиться с миссис андерсон. не знал, когда они провели лето вместе и ей было всего лишь пятнадцать, а он получил должность в палате представителей. и разумеется, не знает до сих пор, имея крайне дурную память. увлечение вспыхивает быстро, незаметно, будто ты оказался в забавной романтической комедии, пропагандирующей любовь с первого взгляда. не любовь, разумеется не любовь, потому что любовь — как минимум выдумка; ему всего лишь понравилась девушка со сцены, как и доброй половине зрителей, если не каждому. эмма ударяет острым локтем в плечо, воодушевлённая успешно выполненной миссией. ретт смотрит в одну точку с лёгкой, глупой улыбкой на лице.
— хочешь, познакомлю? сейчас они выйдут на поклон, лучше, когда вернуться за кулисы. у тебя даже цветы есть, — она скидывает брови, указывая на букет, лежащий на коленях.
— и что я скажу? такой девушке? — отчего-то не сопротивляясь, он поднимает затуманенный (очарованный) взгляд на сестру, словно надеясь на её мужество и поддержку. дурак. она снова вскидывает вопросительно брови. — такой красивой. перед ней у меня точно язык начнёт заплетаться. эй, она — не избиратель, мне не нужен её голос, здесь совершенно иная ситуация.
— ты прав, поэтому, я всё устрою. просто подари цветы. господи, ретт, не изводи меня, поднимайся.
ему оставалось только послушно подняться, подхватить букет и пойти за ней следом. оказывается, ты дружище, не умеешь общаться с женским полом.
уважаемые гости обязательно известны принимающей стороне, а потому за кулисы их пропускают весьма приветливо и услужливо. где-то маячили знакомые лица, которые непременно вспомнились бы в иных обстоятельствах, не случись «красивой девушки» в его жизни. наверное, он готов ужинать с ней в ресторане с самым странно-диким названием. наверное, он готов, даже если зовут её амандой. букет шелестит в руках, сердце бьётся будто бы на пару раз чаще нежели обычно. на пути к гримёркам встречается цветов море — на поклоне актёры уносили их заодно с плюшевыми медведями целыми охапками. аплодировали громко. наверняка у такой актрисы поклонников достаточно и каждая подобная мысль подбивает собственную самооценку. достаточно ли ты хорош?
— дорогая, это был лучший вечер в моей жизни! — восклицает эмма, находя наконец-то её, оказывается хорошую знакомую. ретт ничего не замечает, стоит позади, наблюдая за тем, как сестра обнимает девушку-без-имени. она готова затянуть в объятья первого встречного, однако, здесь совершенно особенный случай. — помнишь, обещала познакомить со своим братцем? ретт-зануда-фицджеральд, — указывает на него рукой, снова бросая в положение, когда непозволительно бездействовать. ретт делает несколько шагов вперёд, отдаётся в плен карих глаз и протягивает охапку роз в крафтовой бумаге. несколько позже он поймёт. позже.
— я давно не бывал в театре, но теперь... мне бы хотелось это исправить. благодаря вам.
— если мона не получит награду как минимум за это, я буду судиться, скажите только с кем!
мона. мона. мона.
сердцебиение учащается. м о н а. разве совпадение? разве могла быть д р у г а я мона?
