Тупое, неловкое общение, которое возникает после слишком длительного перерыва, стерлось, как счет с доски, когда игроки заканчивают партию в дартс. Есть выигравший и проигравший, а еще две пинты пенного пива, чтобы отметить общий успех, посмеяться и вспомнить, как кто-то попал прямо в «яблочко», а кто-то отвлекся на шум толпы и промазал. Шиена всегда была для Джейми самой близкой подругой и ни время, и расстояние не могли стереть эти границы, хрен то там, не на тех девушек нарвались. Салли была рада узнать, что Росс вернулась в город, одно смс за другим, сначала аккуратно, подбираясь и прощупывая почву, а затем все больше и больше. Будто время замерло на месте с момента их последнего разговора, с момента покрашенных волос, ногтей, новых парней и старых любовников «чисто по пьяни», между ними ведь ничего больше не может быть, Ши бы ее не осудила, также, как и Джейми подругу. Ничего не изменилось для Джейми, трепет и огромная привязанность, будто пожар снова разожгли в ее душе, как в раз в самое нужное время. Эй ты там, наверху, мужик в белом халате, если ты и правда есть, спасибо тебе за такую подругу.

Реабилитация и группа анонимных наркоманов по вторникам, стали для нее привычными в графике дел, она начала жить «новой жизнью» и готова была не бросаться на амбразуру, а ступать маленькими, но уверенными шагами. «Бармен, бухта, помощь» - звучали для Салливан, как своеобразный спасательный круг от Шиены, ее тихая гавань среди искушений, которые маячат в глазах, ведь ей иногда хочется снова испытать те самые ощущения эйфории, которые отправляли в нирвану и блаженное спокойствие, а признаться страшно, снова вляпаться в это дерьмо страшно. Ты не трусиха Джейми, успокойся.

Ее бэйджик был уже местами потерт, она не первый раз в светлом зале на втором этаже большого комплекса, где проводят группу анонимных наркоманов, сегодня вторник и как всегда она пришла к своему месту, чтобы поделиться с другими бедолагами судьбы, не потому что надо, а потому что в голове начали зреть правильные мысли: она не хотела сорваться снова, потому что не хотела снова проходить через круги ада.

- Как дела Джейми? – куратор мягким голосом обратилась к девушке, а та меж пальцами крутила очередной трофейный жетон, скоро она может гордиться своими достижениями «не употребляю уже 11 месяцев» - словно выиграла олимпийскую медаль и горда собой.

-Сегодня увижусь с подругой, мы с ней шесть лет не виделись, она предложила мне работу в баре, у нее сейчас временные трудности, поэтому это пойдет нам на пользу обеим, - и она действительно так считала. За что ей не нравились эти группы – одно и тоже слушать по третьему, четвертому и пятому разу…наркотики зло: написано на заборе, в интернете и на лицах самодовольных дилеров, когда они передают дурь, все знают об этом, все наркоманы знают о том, что наркотики зло, но такое желанное, сколько уже можно трепаться об одном и том же?

Они еще час обсуждали проблемы разных людей из клуба, выпили кофе, поговорили, это было традиционным ритуалом после. Крэйг пожелал ей удачи, сорокалетний мужчина, который потерял работу, печень, семью и детей, в попытках восстановить свою погную жизнь он начал делать неплохие шаги, в его руках был жетон с надписью «не употребляю уже 18 месяцев». Заслуживает ли каждый из членов клуба прощения и второго шанса? А Джейми?

Сердце начинало стучать чаще, при виде таблички «Бухта», аутентичное и классное по атмосфере место, Салли даже не успела войти во внутрь, стояла в паре шагов от двери не решаясь открыть дверь.

Да что с тобой творится? Ты не сраная трусиха, Джей! Войди в дверь.

Она боялась выдать себя и боялась осуждения со стороны Шиены. Какой была ее жизнь за это время? Возможно, она узнает об этом за кружкой пива, возможно за сигареткой, которую она выкурит и не одну, возможно жизнь подруги были более сложной, чем жизнь Салливан, когда та покатилась под откос, она не страдала по этому поводу, она не хотела жалости и презрения глаз, которые раньше ее любили. С братом отношения не самые лучшие, с родителями тоже. С бывшим разошлись пару лет назад, а потом случайные связи, повезло, что не подцепила венерические заболевания, когда готова была отдаться любому за порцию. Джейми болела, но вылечилась, Шиене об этом знать не обязательно.

Нет, нет, нет, совсем не обязательно.

Дверь бара открывается и с улыбкой на лице Салливан вваливает внутрь.

-Разрази меня гром, если я сейчас же не обниму мою классную девчонку! – границы и правда стирались. Все словно вернулось на шесть лет назад и было таким относительно нормальным. Она крепко обняла блондинку, один Миссисипи, два Миссисипи, три Миссисипи… и стояла так слишком долго, плевать. – Даже не представляешь, насколько сильно я скучала по тебе. – в ней мало что изменилось: она стала еще более красивой, женственной, но не мягкой, как хотелось бы многим, никто в этом мире не смог бы сделать Шиену Росс покладистой, трепетной принцессой, она скорее королева разбойников, которые и пинка дадут, и у костра погреться пустят. Салли рассматривала малышку Ши пристально, а на лице идиотская улыбка от радости, в последнее время их было не так много, таких радостных встреч.

– Выпьем? – она развела руками, мы же в баре, – но на работе я пить не буду, – подняла руки вверх, и посмеялась. Обещать этого точно она не могла, но старалась бы не выползать со смены как свинья. Группа анонимных алкоголиков собирается по четвергам, ей это не подходит, слишком много тайн на одной неделе.

Джейми не сразу заметила опасный огонек в глазах Шиены, тот самый, от которого слишком хорошо и приторно прекрасно. Тот самый, о который она боялась обжечься, но сама прилетела на огонь.

А может ей просто показалось?

Вот дерьмо. 

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

ПОЛГОДА НАЗАД.

Вместо того, чтобы ехать на вечеринку, я бы предпочёл полениться и поваляться дома в постели, посмотреть дурацкое шоу, вроде Гриффинов или как люди поют в караоке, но руководитель лейбла, Бен Филдс, настоял, что хотел бы меня видеть и пришлёт водителя. Перед зеркалом я уложил лаком волосы, мешковатые спортивные штаны были сброшены на огромную кровать и я теперь стоял в узких чёрных джинсах и в свободной футболке с большим вырезом, открывающим ключицы. Я выглядел пиздато, на десять баллов, профессионально скрывать усталость - это то, чему научила моя работа.
В машине моё внимание привлёк мини-бар, и в дороге я увлечённо вынимал бутылки и рассматривал этикетки с французскими буквами. В моих глазах впервые за последний час возник неподдельный интерес, пробка вылетела с громким хлопком и пенистое шампанское хлынуло на кожаное сидение и задело мои джинсы. Пузырьки разбежались по сидению. Я не заморачиваюсь брызгами на одежде - немного взмокший рокер, пропитанный дорогой выпивкой, особенный гость - для Бена это должно выглядеть ещё вкуснее. Посмеиваюсь и подношу горлышко бутылки к губам. Делаю жадный глоток.
Большой особняк Бена производит впечатление, дорога украшена светодиодами. Окидываю взглядом контингент, где-то здесь должен быть Бен, но замечаю, что слишком много человек смотрят на меня. "Разве прилично так пялиться?" Здесь было много знаменитостей: модели, актёры, поп-музыканты, крупные менеджеры, золотые бездельники - все были в дизайнерской одежде и блёстках, но небрежных, расслабленных рокеров, пожалуй, не было. И в своих верёвочных браслетах я действительно привлёк внимание.
- О привет, Дейв, - увидел знакомое лицо, наши ладони соприкоснулись и мы тут же заключили друг друга в объятия.
- Чёрт возьми, Джастин, как я скучал по тебе, парень. Кажется, будто буквально несколько месяцев назад вы были начинающими музыкантами, живущими музыкой, а теперь такие мифические персонажи, все только о вас и говорят. Быстро летит время. Знаешь, твоя музыка - это маяк, который не даёт утонуть в трудные дни. Ты научил нас жить, а наши души летать. Просто легенда... нужно сказать о тебе Бену, он уже давно ищет тебя, - я закатываю глаза.
- Спасибо за твои слова. Но ты же знаешь, в этой индустрии так сложно им верить. Просто приходите на концерт, если нравятся песни, - я подмигнул. - Дорого не внимание, а роялти и продажи билетов.
Я замечаю парня с охуительной задницей.
- Хм, а кто это? - спрашиваю, остановив заинтересованный взгляд на Шоне. - Он горячий и действительно чертовски привлекательный. Кто-то новенький.
- Это Шон, могу путать, он хотел с тобой поработать.
- Поработать надо мной или подо мной?
- Звучит двусмысленно, я не сильно разбираюсь в вашем слэнге. Что бы это не значило, он хороший пиар-менеджер, Джастин.
Интересно, могу ли я украсть его телефончик. И насколько он порядочный. Я оставляю Дейва и мягкими шагами иду к Шону.
По пути я становлюсь свидетелем обычных разговоров и грязи обо мне. "У них какие-то нездоровые отношения с Виктором Грейсом". "Я слышал, он такая дешёвая шлюха, вроде звезда, а никакого самоуважения и таинственной недоступности, просто ищет быстрого перепихона. Поехал с Робертом после первого же предложения. Причём сам намекнул. Только они вошли, сбросил свою кожаную куртку с какими-то побрякушками  на стул, открыв плечи с татуировками. Сказал что-то тупое по обстановочке и сразу "ну что, покажи мне свою спальню, детка". Парни заржали. "Мой приятель говорит, он ртом надел на него презерватив и в целом такой резвый, прямо как на сцене, девчонки намного быстрее выдыхаются, когда объезжают твой член в отличии от рокеров. А ещё он был в эротическом белье и с пробкой в заднице, мой друг просто выхуел, а он своим слащавым голосом спрашивает "что-то не так?" Действительно, что тут не так? "Да ладно, вы пиздите, я слышал, он не даёт в зад и предпочитает девушек".
Меня подташнивает, кого-то вообще интересует та музыка, которую мы пишем? Она над всей этой грязью.  Кое-что из этих историй было правдой, что-то абсолютно наглой ложью.
- Привет. Как тебя зовут? Раньше не видел тебя на вечеринках Бена Филдса, - дразнящая ухмылка, слегка прищуренный взгляд, свидетельствующий о флирте, и словно непроизвольно прикусываю губу. Знаю, что этот жест обычно работает стопроцентно. Но мои планы портит подлетевший друг Шона с напитками.
Он что-то говорит, моё игривое настроение слегка гаснет, и я больше не напоминаю сексуального хищника, а просто улыбаюсь мило и доброжелательно этим парням. Решив, что не хочу общаться с другом Шона, я сворачиваю беседу и отчаливаю. И получаю в спину очередной нож из колючих слов.
- Я подумал тебя нужно выручать. Ещё немного и этот парень набросился бы на тебя.

Через некоторое время мы встречаемся на балконе, на крыше особняка за сигареткой. Сжимаю сигарету в зубах, огонёк зажигалки скользит сквозь кончик.
- Что это за парень? - спрашиваю, глядя как Шон прикрывает глаза и затягивается сигареткой. Пожалуй, скучаю по его лукавому и немного пьяному взгляду, но можно немного рассмотреть его лучше. Не знаю, хочется ли также угадать по вкусу на губах, какой напиток он пил. С Шоном просто приятно болтать и смеяться. Изучаю аккуратный маникюр на ногтях, вернее смайлы, нарисованные чёрным лаком на средних пальцах, он следит за собой. Я никогда не красил ногти, но должен был признать, Шону это очень шло, и добавляло сексуальной привлекательности. Не уверен, что это сработало бы в моём случае, я был таким... простым, самобытным рокером-бунтарём. - Так опекает тебя, - выдуваю струйку сигаретного дыма. Я предпочитаю - гвоздичные. Мы - на холме, внизу - город.
Он оказывается нормальным. Мы расслабленно курим, болтаем о музыкальной индустрии, приятно с кем-то поговорить больше пяти минут, многие так зациклены на себе, что просто не выносимы. Хотя не уверен. но возможно, ты бы мог попробовать поговорить со мной о себе. Я спрашиваю, как удаётся совмещать ночную жизнь с работой и не выглядеть как зомби? Днём нужно быть всегда сконцентрированным. Это мои мозги медленно, но верно уничтожались веществами, бессонными ночами. Он наверное занимается какой-то аналитикой, сраными цифрами и переговорами.

Знакомство привело ещё к паре встреч. Из-за моего гастролирующего образа жизни, мы видимся совсем не часто, но наши тусовки были весёлыми. Парень с разогрева, Холден, проиграл в казино все деньги. Он был в отчаянии, мы лишь пожимали плечами. Не могли же мы выложить ему деньги из своего кармана, но он почти был готов об этом попросить. Мы много пили, я узнал о Доминике. Брови домиком.
- О сожалею, она сука. Но все девушки рано или поздно возвращаются, когда у них что-то приключается, если ты не конченный неудачник.
Когда на телефоне всплыло облачко с сообщением и приглашением увидеться для Шона, я схватил его и ответил девушке. "Да, конечно, было бы неплохо!"
- Что? У неё неплохая аватарка, - мои пальцы забегали по экрану телефона, согласовывая дату.
Мы когда-то путешествовали на мотоциклах за город, нашли небольшое кафе, и он рассказал о своей клиентке - Сиенне. Как я понял, что это девушка с непростым характером и ещё более сложной судьбой, хотя Шон не распространялся много и отвечал довольно односложно. Он говорил таинственно, что не может сказать что-то плохое или хорошее, каждому самому нужно попробовать этот фрукт и сделать свои выводы. Это была интересная тема, которую к моей досаде он обходил стороной, возможно, всё связано с каким-то договором, заключённым между ними.

Через пару месяцев я понял, что Шон - тот человек, у которого я мог бы спросить профессионального совета, когда узнал, что видео в сортире про меня и Бена существует и находится не в руках доброжелателя.
Я лично попросил его встретиться в баре.
- Привет. Я буду в городе только в субботу. Я понимаю, что у тебя могут быть планы. Но я буду чертовски рад тебя увидеть. И на самом деле мне нужен кое-какой совет.
Мы заказываем выпить и я молча курю уже вторую сигарету. Мои пальцы слегка дрожат, это началось в детстве и особенно проявлялось, когда я сильно нервничал. Хотя и фанаты по микрофону в руках иногда замечали, что что-то не так. В этот раз на мне не было футболки, открывающей вид на татуировки, и вырезов, из-за которых торчала маленькая игривая змейка волос на груди, вместо этого - лёгкий кардиган с длинным рукавом, закрывающим часть кисти руки, из-под него торчали крупные кольца на пальцах. На мне - лёгкий шарф, расслабленно висящий на вечно больном горле. Немного красные глаза из-за наркотиков.
Я не мог начать разговор, хотел убедиться, что это такая же дружеская встреча как и всегда - Шон не торопится и не делает мне одолжение.
Большой палец пробегает по стакану, собирая конденсат.
- Как всё прошло с той девушкой, с которой забили свидание в прошлый раз? - спрашиваю я, стараясь не выдать, что немного нервничаю и мои мысли забиты всякой посторонней глупостью.

Неделей назад.

Глухой хлопок двери, рёв мотора удаляющейся спортивной тачки Эйдена Филдса. Инес заходит в дом, никого не находит и выходит соблазнительной походкой на задний дворик в белых туфлях с высокими каблуками, джинсах с завышенной талией, в которых её задница выглядит просто охуительно, в завязанной небольшим узлом рубашке, открывающей вид на загоревшую кожу и в солнцезащитных очках, спрятавших часть лица, видно только пухлые губы. Под тёмными стёклами скрыт последнее время грустный взгляд. Когда нет камер, она не выглядит как дикая рокерша и металлистка, способная раскачать с микрофоном мужчин, с тревожным шумом райд-тарелок за спиной, без всех этих тяжёлых цепей, колец, юбок, корсетов. Матиас, который занимается участком, любуется женщиной и думает, что у неё нет возраста, она выглядит как настоящая поп-рок-звезда и мотивация для многих женщин. Она бы потрясающе смотрелась на обложке. Кукольная, хрупкая внешность, пьянящие, кофейно-карие глаза. Ей не обязательно раздеваться, чтобы выглядеть сексуально. Её душа состоит из музыки, по глазам видно, что у неё есть план и мечты, к которым она идёт. Только сейчас она будет топтаться на месте, играть в кошки-мышки одного музыканта, люблю-не люблю, потратив кучу времени. Но может всё не так?
Матиас вспоминает, как Джастин недавно разговаривал с Беном на кухне на повышенных тонах на тему есть ли срок годности у женщин-певиц.
- Какого хрена ты сомневаешься в моём вкусе, Бен? Почему ты не занимаешься её карьерой, а сплавил её сыну?
- Ты просто её трахаешь, Джастин. Ты просишь меня за девчонку, которую трахаешь. Она может записываться в своё удовольствие, выступать в клубах, но тебе этого мало, ты просишь меня сделать её супер-звездой.
- Она уже звезда. Ты обещал. Ты такой гандон, Бен, как ты можешь такое говорить, это просто готовый судебный иск. Лана Дель Рей тоже популярна, ей вроде 36. Я на четыре года младше Инес, ты и меня скоро кинешь?
- Кто знает, а? Я подписывал рокера бунтаря и ловеласа, а не влюблённого, преданного придурка.
Очень сильный хлопок дверью, Матиасу больше не было слышно ни слова разговора, может потому что он оглох. Но Бен уступил, потому что туры Luv Guns до сих пор прибыльные.

***

Я швыряю телефон, он катится по графитовой поверхности стола, и падает на пол. Провожу рукой по волосам. Мне не нравятся молодые певицы, они такие пустые, не могут сами писать тексты, меня пугает снижающийся интерес к U2, к другим легендам, стоит проявиться первым морщинкам. Подписываются всё новые законы о толерантности. Нельзя ущемлять права женщин, права сексуальных меньшинств, ужасен эйджизм и бодишейминг. Но в музыкальной индустрии по-прежнему ничего из этого не работает. Только культура отмены работает как надо, если ты сорвался, если тебе тоже хочется выместить боль и у тебя в руках телефон и пароль от твиттера и допитая до дна бутылка, ты что-то пишешь и точно напорешься на осуждающее общество. Гораздо безопаснее сорваться на водителе, который проехал несколько метров и не остановился с тобой рядом. Ты просто шипишь на него и кидаешь в салон окурок. Гораздо проще сорваться на близких. Ты иногда ведёшь себя как придурок, когда остаёшься наедине со своими мыслями и ударяешься о решётки клетки.
Ты звонишь в скорую, когда находишь тело начинающего певца Колина в крови, которого лейбл заставил скрывать в тайне личную жизнь и ориентацию. Ты помогаешь собрать стадионы бывшим легендам, ведь когда-то они привили вкус, мурашки бежали по телу при прослушке их записей. В тебе пока достаточно харизмы, чтобы не давать фанатов усомниться в себе, когда ты просто "на разогреве".
А теперь, а теперь... Похуй. Всё равно приятно, что мы старше, это лучшие годы, мы хорошо понимаем людей и учимся понимать друг друга. Мне впервые нравится творчество Luv Guns, несмотря на мнение критиков, я больше не сомневаюсь в себе. Мне нравится альбом, который мы подготовили, я в него верю. Я не знаю, сколько мы ещё будем на плаву с Инес в этом бизнесе, но наверное пора признать, что мы нашли друг друга и не позволим друг другу упасть.
Я вспоминаю, как едва не текут слёзы, когда я слышу мою песню, которую она поёт с нужными интонациями. Она так красиво двигается в студии, плавное женственное движение бёдер, никакой резкости, чувственные губы рядом с поп-фильтром, красивые тёплые мечтательные глаза. Я мог бы не выступать, если бы мои песни исполняли так красиво. Из-за сигарет и кокаина мой голос становится хуже. Инес - моё вдохновение, посреди безвкусных записей и модных битов. Может быть, когда-то я сто процентно погружусь в продюсирование.
Я поднимаю с пола телефон, не царапинки.
- Бен, я могу подъехать по поводу альбома Инес?

***

Инес ставит сумку и садится на диван, на патио, чем-то увлечена. Матиас не уверен, что она не ввязывается в дерьмо. 
Гольф на крыше, бассейн у дома, просторные комнаты, участок - за этот дом заплачена большая цена. Роскошный автопарк, огромная домашняя студия звукозаписи, Матиас откладывает в стороны садовые инструменты и садится рядом с Инес, закончившей болтать по телефону.
Лучи солнца красиво касаются лица певицы, а волосы поблёскивают. Он следит как она вешает очки за ворот рубашки, и снова эти немного грустные глаза. Матиас знает, что виной тому чёртов тур, снимает тяжёлые, большие перчатки, но не решается обнять певицу. Он знает, что породистые кошечки могут выпускать коготки, когда от них этого не ждёшь.
- Хочешь чай? По версии живших тут рокеров, он очень хорош для голоса, правда, что бы они понимали, всегда только так гробят свои вокальные данные, - с патио мужчина заныривает на кухню и довольно скоро выносит чайник. - Приедет скоро твой музыкант на великолепном Range Rover'е Пола, он всегда опаздывает, хорошо, когда не на неделю, - говорит мужчина с истерзанными работой руками и делает чай для Инес. Протягивает чашку с мерчем, на вкус с мятой. - Ты можешь приходить сюда чаще, когда Джастин будет в туре. Это красивое место, оно всегда вдохновляло музыкантов. Когда-то в этом доме жил Джейкоб Саммерс. Легенда рок-музыки. Джастин любил его стиль. Джейкоб просил не продавать этот дом солисту ненавистной для него группы Luv Guns. Но у О'Брайена есть список кумиров, к величию которых он несмотря ни на что хочет прикоснуться, и чёрт возьми он вычёркивает оттуда имена по порядку, хотя почти все они его терпеть не могут. В последнем туре он заработал достаточно, чтобы оплатить наценку и выкупить этот дом. Он также выступит на Арене в поддержку старика Джейсона Теддера, который раньше был на вершине, а теперь не собрал бы стадион без Luv Guns. При этом он тоже воротил нос от Джастина. А один раз даже его толкнул при журналистах, когда О'Брайен пытался подобраться к нему поближе для автографа. Я поражаюсь, как Джастину хватает мужества прощать этих тщеславных козлов. Впрочем, любимую студию Саммерса он уже переделал. Правильно сделал! Так и в музыке: может быть эти старики и смотрят на его растущую популярность и любят говорить, что, о ужас, им не верится, что они оказали большое влияние и теперь в каком-то роде ответстенны за это преступление - музыку Luv Guns. Но Джастин всегда всё делал по-своему, даже когда вдохновлялся ими. И это недооцененная музыка, которую трудно с кем-то сравнить.
Матиас тоже пьёт чай, вытягивает ноги немного расслабляясь, а потом посмотрев на Инес говорит:
- Мне кажется, вы действительно научились ладить. Он мне как сын, и я так счастлив видеть его наконец-то счастливым. С красивой и умной женщиной, Инес, - "Я так надеюсь, что он не облажается" - последнее добавил грустный взгляд мужчины.  "Хотя я знаю, что так оно и будет".
Грубыми руками с царапинами Матиас взял фотографию, лежащую перед Инес.
- Обложка твоего нового альбома? Надеюсь, позовёшь на концерт. Из того, что Джастин давал мне слушать, я большой фанат. Это ужасный, грязный бизнес, полный зависти, амбиций. Никогда не сомневайся в себе, детка, что бы они не говорили. Даже самые хорошие люди, иногда поддавшись низким чувствам, и вытворяют полное дерьмо!

Шесть дней назад

Я прислоняюсь к фасаду дома. И жду, когда Матиас подойдёт ко мне. Нервоз Бена Филдса, что продажи с альбома Инес не отобьют аванс передаётся и мне. Руки в карманах, чёрные очки на глазах. Матиас снимает их с меня.
- Не прячь от меня взгляд, так я не вижу, когда ты хитришь, а это почти всегда. Не люблю людей с двойным дном.
- Ты итак не узнаешь, тут актёр без Оскара, - показываю на себя большими пальцами на разных руках, поблёскивают кольца от Юрмана.
- Инес - одна из твоих подруг, которая мне, пожалуй, действительно нравится. Она не слишком доверчивая, не слишком разговорчивая, немного диковатая и хрупкая, но вы так друг на друга смотрите. Не пытается ничего спиздить из твоего дома. И ты стал намного спокойнее. Тебя не уничтожает ревность. И что-то мне подсказывает, что это не из-за решения жить в окрестностях Сакраменто.
- Ты прав. Разве может быть так хорошо с одним человеком, Матиас? Так комфортно с Инес. Спасибо, что присматриваешь за ней.
- У тебя туры, не растеряешь свой голод, хищник? тяжело вздыхаю, я роюсь в заднем кармане, достаю сигарету и зажигалку. Закуриваю. Делаю затяжку.
- Не всегда же быть засранцем. Хотя это прикольно и людям это нравится. Инес говорила, что они любят честность, но нихуя. Она так верит людям и это заводит.
- Это должен был быть секс на одну ночь, - выдуваю струйку сигаретного дыма и болтаю об Инес мечтательно. Смеюсь расслабленным, лающим смехом. Рисуясь запрокидываю голову. - Мы сразу же поняли, что не подходим друг другу. Ей в нос врезались запах виски, сигарет, когда мы столкнулись на фестивале, её запах тоже был твёрже, чем у моей сладкой подруги Элли, по которой я тосковал. Но это безумие, я просто провалился в это. Я был так пьян, чёртово головокружение от страстного секса в отеле, от развратных комплиментов моему члену, от её языка, губ. Из-за алкоголя чувства только усилились. Её мягкие волосы в пальцах. Наши загоревшие тела в зеркале. Кожа к коже. Как было хорошо внутри неё. Хочу об этом рассказать всем. Я написал бы целый альбом про этот секс.
Матиас смеётся, я всегда так честен.
- С этим лучше повременить, пока не будешь уверен. Ты уже публиковал новость на первой полосе в журнале, что хочешь бросить курить. И через неделю закурил.
Я смеюсь.
- О да, самая нелепая коммерческая новость. Она стоила лейблу десять тысяч долларов. Я на блядской игле одобрения, если не объявлю публично, то точно побороть привычку нет шансов.
Мы - это большая ошибка. Но мы тянемся друг к другу, преодолевая преграды. Она полюбила зелёный чай, а я иногда травлю свой организм кофе, хотя мне и не то чтобы можно было это пить. Что там нахрен лактоза, глютен? Моя диета очень ограничена, мне почти ничего нельзя.
Я и раньше это знал, но сейчас ощущаю каждой клеточкой тела - ошибки совершать приятно. Приятно быть человеком, который успевает жить и дышать, пока его облаивает скучное однотонное общество. Плевать на то, что они осуждают, если можно скрыться в любви. Прижаться к груди. Если можешь взять одну из самых своенравных, принципиальных девушек, сильных певиц, то что стоит трахнуть весь мир?
Мы ходим в магазин с винилом рядом и обсуждаем наши взгляды на музыку. Интересно, мы когда-нибудь выберем пластинки друг друга? Или предпочтём ограничиться глянцем с обнажёнными телами друг друга на обложках и грязных заголовков, интервью о сексе.
Нет, мы медленно идём в правильном направлении.
Когда-то мы скинули одежду при свете и просто показали друг другу карту шрамов, полюбили их, они больше не болят, приятно когда подушечкой пальцев слегка пробегаешься по ним и восхищаешься ими, приятно чувствовать щекочущий шёлк языка, приятно, когда только один человек может сделать больно. Мы поселились в мыслях друг друга, мы пишем друг другу текстовые сообщения во время встреч. Пока это только "обожаю и скучаю", и куча смайлов. Но это большой шаг.
- Она не слишком ли нежная и чувственная, чтобы играть по правилам Бена Филдса?
Я чувствую как мой нервоз усиливается. Этот лейбл никогда не умел работать с талантами. Они всегда устраивали скандалы.
- Не переживай и поменьше кури. Твой голос становится грубее.
- Ты заметил, что мой голос стал грубее? Что это, забота? - в моих глазах появляется азарт.
- По-моему, ты пьян? Ты пьяный утром? - Матиас приближается ко мне, а я притягиваю мужчину за крест на шее для поцелуя [чёрт побери, он верующий?] Его ладони ударяются о стены в разных сторонах от меня, а дыхание тяжёлое. Лицо красное.
- Ты должно быть сумасшедший. Сконцентрируйся на Инес, тебе не нужно её подводить.
- Я... - Матиас вглядывается в моё лицо, а я хватаю солнцезащитные очки из его кармана.
- Чёрт побери, ты действительно пьяный.
- По-моему, ты забыл о рамках своих обязанностей, - я выпрямляюсь и выхожу с внутреннего дворика. Мне стыдно, я прикусываю губу. Хочется уволить Матиаса, я знаю, что буду вздрагивать каждый раз, когда он теперь будет разговаривать с Инес.

ПЯТЬ ДНЕЙ НАЗАД

Я узнаю об Инес из рассказов от других людей, которые чуть больше болтливы, чем остальные. Мне нравится слушать. Хотя Фиби, Эйден, парни из группы не особо доверяют какие-то тонкости личных разговоров мне. Иногда работает только курение гашиша, мы откладываем гитары, закручиваем джойнты, передаём друг другу, кашляем, выдыхаем дым друг другу в рот. И просто болтаем под музыку Боно.
Я пока не умею задавать правильные вопросы. Хотя иногда она их ждёт, глядя на меня дразнящими, лисьими глазами, от которых сносит голову. 
Мы проводим время вместе, вот мы сидим рядом, промокшие после ванной, любуюсь на её острые плечи. Инес поддерживает меня после разгромных рецензий, но я отвожу взгляд, я не люблю, когда она видит как мне нанесли сильный удар. Женщины не любят видеть своих мужчин, когда они еле залечивают раны. Я прячу взгляд. Я хочу огрызаться, что мне не нужна поддержка, но на самом деле нужна, мне становится тепло. Мужчины часто пытается забрать переживания за двоих, но иногда приятно, что та, кто рядом видит, что ты не железный и итак на себя слишком много взял. 
- Разве люди любят искренность? - я издаю смешок. - Я не знаю, что им надо! Они такие разные, нарциссы, извращенцы, женщины в неудачном браке. Чем больше для них делаешь, тем меньше они ценят, чем чаще посылаешь их нахрен, тем больше они бьются в экстазе. Действительно ли кто-то понимает, что я вообще хочу сказать? - мы совсем рядом, наши носы почти соприкасаются, дыхание довольно частое и я улыбаюсь. - Мои песни для конкретных людей, которые поймут. Они не всегда светлые, - хотя мне нравится, как Инес говорит о том, что я как огонёк. Мы целуемся, я сгребаю её в объятия, если это так, я надеюсь, что ей тепло.
Она полностью дополняет меня. Хочу всегда слышать эти банальные слова поддержки, видеть в глазах восхищение и преданность.

Когда-то я спасался от тревоги и призраков, преследовавших меня по всему Лос-Анджелесу. Сбежал от красивых машин по неоновым улицам, раздетых девушек в витринах стриптиз-клубов, баров, где люди пытались забыться. Здесь был чище воздух, но я начал скучать, я не был "ангелом, упавшим с небес", как писали многие мои слушатели. Я довольно скоро начал чувствовать голод по оргиям, душащей ревности и любви, ссорам, вечеринкам, алкоголю. Сожги мою тачку, выбей стёкла в моём доме, попытайся оттолкнуть от меня всех моих друзей, подбери слова, из-за которых я пожалею. Но здесь у меня появилась новая игрушка. Девушка. С принципами, с мечтами, со своими порядками, немного взбалмошная, обидчивая, но переступающая через себя и прощающая мне недостатки [или незамечающая их], с красивым голосом и сексуальная. Отдававшаяся целиком и полностью. И телом, и постепенно раскрывающейся душой.

Три дня назад.

Чем ближе к туру, тем больше я его хочу. Или не хочу.
Не знаю.
Как можно выложиться на сто процентов, если начинаешь разваливаться на части, и одну из них тянет в Сакраменто.
В голове беспорядок.
Иногда мне кажется, я хотел бы провести ещё пару месяцев в постели. Мы ещё так много не попробовали.
Но потом я понимаю, что не смогу жить без выступлений. Если однажды таблоиды перестанут обсуждать мои выходки, я просто перестану существовать. Sold out по всем датам. Критики уже купили билеты на первые ряды, поставив будильник и повякав об этом в соцсетях, что за такой посредственной музыкой нужно устраивать настоящую охоту. Я пропущу выход альбома Инес, меня не будет рядом на вечеринке, когда она с представителями лейбла будет это отмечать. Меня не будет рядом, когда нужно будет держать её за руку и поздравлять с победой или помогать пережить небольшое поражение. Рядом будет кто-то другой.
Что будет с этими отношениями? Я снова возвращаюсь к наркотикам. Инес более чувствительная, чем она пытается показать.
Нам нужно поговорить, но сегодня закрытая вечеринка, одна из самых первых, куда мы вырываемся вместе. Это тоже важный момент, хотя голова забита другим. Инес в красивом платье, шампанское в вёдрах. Своим вырезом, задницей, каблуками и красивыми худыми ногами она привлекает взгляды. Мы часто вместе занимаемся спортом в домашнем зале по часу-два в день, чтобы выглядеть как грёбанные звёзды.
- Кажется, тебя можно поздравить с рекордными продажами.
- И даже чем-то большим, между вами с Инес Ферри что-то явно происходит?
Все такие чопорные.
- Ну вот какая-то кучка снобья теперь знает о нас. Разве это не то, что ты хотела? Ты довольна? - спрашиваю я, надеясь услышать категоричное "нет". Но в этом плане моя Инес ведёт себя как типичная девчонка, получившая дорогой подарок за охренительный отсос. И на самом деле мне кажется это милым. Ей хочется, чтобы мы выглядели парой.
- Оо, только не этот взгляд, - смеюсь я.
- Какой? - она строит глазки и отхлёбывает шампанское.
- Такой, - любуюсь её губами, ладонью щипаю за ягодицу. Это платье не оставляет никакого места для воображения.
- Будто ты хочешь, чтобы я пробовал дерьмовое шампанское с твоих губ, и долбил твою маленькую, узкую дырочку, пока ты не закричишь, стоя на коленях и опираясь на ладони, - невинно шепчу ей на ушко, обжигая дыханием.
- Вы такая красивая пара,- кто-то вдохновлённый нашими перешёптываниями подходят.
- Инес, если устанешь от Бена Филдса и его манеры руководить артистами, то я твой большой поклонник и всегда готов заняться твоей карьерой. Все мы знаем, что Бен Филдс - далеко не джентльмен, у него нет никакого музыкального вкуса, он просто жадная ищейка денег.  Вот мой номер.
Инес становится более уверенной, чем когда только приехала в Америку. Она больше разговаривает с другими людьми. Лучше справляется с языковым барьером. И я не знаю, к лучшему ли это.

Утро.

700 евро за VIP-билеты, 300 - за обычные, за час продаются стадионы, а вместо моих единичных выходных Бен Филдс добавляет дополнительные даты, где это возможно, но полностью не осознаёшь сколько ты стоишь, пока утром не просыпаешься от влажного язычка, очерчивающего полоску под ухом, обжигающих приятных слов, дорожки поцелуев, покрывающей спину, рук по-собственнически обнимающих тело. Приятно обволакивающего мягкого, медового и мелодичного голоса одной из лучших вокалисток "Доброе утро", моё дыхание становится чаще, я закусываю губу, прищуриваю глаза, от удовольствия и от солнца уже проникающего в окно. Она играет с моим телом, полностью отзывающимся на прикосновения. Мурашки, движения мышц. Я не верю, что мы смогли пройти сложный путь - от её тоски по мужу, от моего недоверия к людям, от неумения поговорить, к моменту, когда близость доставляет только удовольствие. "Должно быть, ты и правда меня любишь, раз простила почти-измену". Губами касается моей спины в шрамах, оставленных фанатами, разными любовниками, слащаво-мрачных татуировок.
От Инес пахнет какой-то выпечкой и гелями после душа, голова кружится от запаха, таю и вздрагиваю от этих ощущений. Мне нравится её запах. Мягкая грудь прижимается к спине, я забываю какой сегодня день и почему я хотел игнорировать тревожное утро, её пальцы ловко бегут по моим бёдрам, она такая опытная в ласках, они оказываются на V-образных мышцах, я слегка подаюсь бёдрами, мне так хочется, чтобы руки скользнули ниже и уделили внимание моему члену.
- Инес, - мурлыкаю я её итальянское имя. Поражаюсь сколько власти у неё над моим телом.
Ловко переворачиваюсь, дышу всей грудью и смотрю из-под полуопущенных ресниц: она красивая, говорит мне комплименты. Красивые вишнёвые губы. Наши взгляды встречаются, но сегодня глаза не горят обычным огнём. Наверное, как и мои немного гаснут. Чувствую страх. Она пытается быть сладкой, но я чую, что-то не так. В самых уголках кофейных карих глаз. Нет той дерзкой нахальной улыбки, хотя и есть этот развратный румянец. Наши сердца быстро бьются, но я чувствую, что мы оба напуганы. Когда-то я подслушал как  Пол О'Нил сказал Инес: "Ты можешь думать, о чём угодно, но Джастин всегда будет ставить Luv Guns на первое место".
- Привет. Ты очаровательнее, - отвечаю я. - Ты выглядишь сексуально. - Её улыбка становится более сладкой, а моя ещё немного сонная.
Я играю с её волосами, и какое-то время мы просто лежим рядом, хорошо рассматривая друг друга и тяжело дыша.
Нам надо поговорить, не так ли?
Подушечки немного грубоватых пальцев скользят по ложбинке между грудями, не слишком хорошо спрятанными под одеждой, спускаясь к плоскому животу и ниже. Кожа как шёлк, такая нежная. Отзывчивая. Она любит нежность в постели, полгода слишком много для нас обоих.
- Ты опять что-то приготовила, - закатываю глаза. - Ты слишком стараешься, я это не заслуживаю, - шепчу я.
Я даже сомневался, должен ли я сказать "прощай", уезжая в тур. У меня подготовлен прощальный подарок.
Но вдруг она тоже сомневается?
Вдруг это просто последний день, когда мы по сценарию должны быть идеальными любовниками. И потом вспоминать периодически подробности этой связи?
Я буду. Начиная с фестиваля, с её подката, с залитой алкоголем в машине одежды, с телефонного номера на зеркале [как банально], но у меня такого не было.
Может быть, мы оба - немного слащавые, тактильные, фальшивые обманщики.
- Ммм, - я ловко забираюсь наверх, перевернув Инес за миллисекунды, кровать немного поскрипывала под нами. Девушка быстро утратила лидерство, оказавшись на худых лопатках. Но разве это не заводило её? Когда она меня провоцировала и дразнила прикосновениями. - Всегда хочу тебя, - Рядом вибрирует телефон. Хрупкие запястья девушки придавлены к поверхности кровати, грудь сексуально вздымается и опускается от тяжёлого дыхания, мягкие тёмные волосы раскиданы по постельному белью, глаза блестят. Поговорить или снова доставить друг другу удовольствие? - Вопрос в том, чего хочешь ты.
- Мне кажется ты не всегда честна, малыш. Идеальных людей не бывает, - я кусаю внизу уха. Одно из запястий уже свободно, когда мой язык скользит по её шее ниже, к ямочке между ключицами.

Сколько баксов стоит одежда, соскользнувшая, с ласкающими уши глухими шорохами, с ухоженных тел, перемешавшаяся на полу, поблёскивающая застёжками, молниями и камнями? Посчитает E!News, заснимет засосы на открытых участках кожи, когда мы окажемся на улице в солнцезащитных очках, кэжуал шмоте и в лёгких шарфах. Обсудят очертания члена в моих узких джинсах, прикинут сколько гордости у Инес и как дела с карьерой. Гиены успевают везде: ударяются с камерами о стекло машин, стреляют адрес у частных детективов и дежурят у ворот домов, копаются в нашем мусоре, ведут гламурную летопись как выглядит свобода, страсть, распущенность и безумие. Их внимание подарок или бремя? Их внимание только разжигает влечение; ласкающие прикосновениями по манящим изгибам, о которых мечтают фанаты, тело желанной всеми девушки принадлежит мне, и её мокрая п-да. Они никогда не узнают как охуенно она звучит, когда касаться её там пальцами. 
Ровный загар, отсутствие лишних килограмм, отсутствие лишней совести и границ. Смесь пьянящих запахов дорогих парфюмов, сигарет, коктейлей, лака и гелей. Когда-нибудь продадим истории о звёздном трахе Late Late шоу, когда не сможем отбить аванс. Эгоизм у знаменитостей сверкает так же ярко, как огромное количество фанатских украшений на теле, они следят на каком концерте оденут их презент.
Тебе хочется запомнить каждый момент? Каждый запах. Каждый звук. Попробовать на вкус солоновато-сладкую кожу. Дорожки языком, прикусить мочку уха, шептать грязные слова. Кто знает, есть ли здесь камеры, возможно, они тоже пишут свою историю? Ты будешь думать обо мне, котёнок? В красивых чертах лица не прочитаешь ответ. Замкнутая, развратная девочка. Мои пальцы уже в её соках, когда маленькой шлюшкой жадно насаживалась на них пиздой, лишь бы продлить трение влажной, нежной плоти. Прищуриваю наглые глаза, вульгарно облизываю пальцы пухлыми губами, поблёскивают кольца от солнечных лучей.
- Мой любимый вкус. Когда-нибудь напишу о нём в автобиографии на рождество. Почему-то все знаменитости однажды начинают страдать этой хренью. Может, это заразно? - дерзкая усмешка, но на щеках ямочки.
Больше бельё не трётся о её чувствительные соски, но им не приходилось долго скучать, они уже облапаны моими собственническими прикосновениями. Хочется тебя потискать. Мягкая плоть умещается в ладонях, она подаётся навстречу касаниям. Приятно сжимать её сиськи.

- Спокойно, - удерживаю Инес за подбородок, когда ведёт пальцами по чёрным картинкам на коже, скользит по кубикам пресса. Вызывая напряжённость в мышцах; электрические касания, просто таю, добавить бы ногтей по коже, ногтя на указательном пальце, скользящего по члену и оставляющего красную дорожку. Но сейчас она мне портит игру. В глазах опасные искорки, моя ладонь опускается на шею, хотя для нас обоих табу - прелюдии с придушениями. Немного строю из себя мудака, хотя очень аккуратен, слегка сжимая её горло. Приятно чувствовать власть. - Теперь моя очередь тебя трахнуть, ты существуешь только, чтобы доставить мне удовольствие, - твёрдо говорю я.
Запястья врезаются в вибрирующую от музыки стену по разные стороны от её головы с взъерошенными волосами, в которых ещё недавно были мои пальцы, пока рисовала на опухшей головке члена узоры умелым влажным языком, поджигала теплом рта, так глубоко заглатывая почти на всю длину. Твёрдые и игривые соски подскакивают вместе с аккуратными сиськами, когда лопатки врезаются в стену. Она тяжело дышит. Угощает видом своей слабости, своего тела. Что-то шипит на итальянском, выгибаясь у холодной стены. Девочка, привыкшая заводить стадионы, с огромной энергией и драйвом, не так-то тяжело тебя и удержать, м? И взять.
Не знаю, её акцент больше подходит для грязных словечек в постели или пения?
- Чем больше бесишься, тем выглядишь сексуальнее.
Смеюсь, мягкий протест подавлен.
Наслаждение и боль в карих глазах, когда мои пальцы оттягивают соски, не боясь обидеть. Я знаю, какая чувствительная у неё грудь, щипаю сиськи, превращая их в тугие, нежные пики, потерявшие форму, такая послушная тёлочка. Честно говоря, мне нравится, когда Инес немного мучается, это за то, что дала повод сомневаться в себе, закусывает губу, улавливаю рваное дыхание.
- Умница, кажется, поняла, - говорю в очередной раз выворачивая потвердевшие розовые соски. Играя в вырывающуюся бунтарку, она заводила меня и будила новые стороны. Быть грубее, жёстче, решительнее. Кто знает, какие грани можем перейти, но мне это нравилось.

- Не отпускай меня, ни за что.
- Держись, - скользнув лопатками по стенке, оказывается в руках. Она знает, что моя физическая подготовка вполне позволяет заняться сексом в этой позе, спасибо силовым тренировкам. Влажная головка пробегает по складкам, Инес сексуально хнычет, извивается от нетерпения, крутит бёдрами, пытаясь насадить себя на меня. Скольжу опухшей, широкой головкой по плоти рядом со входом, пронзаю влажные складки, постепенно раскрывая её. Совсем близко, но не проникаю в неё. "Пожалуйста", - в её глазах, с её губ. Тоже схожу с ума от этих ощущений, её кожа как бархат, сердце стучит слишком быстро и болезненно, но реакция Инес - подарок. Подаваясь бёдрами вперёд, ввожу только кончик члена, даю ей привыкнуть, он довольно большой, затем вытаскиваю его.
Мне тоже хочется продлить эти касания и ощущения. Но дразнить и мучать её - бесценно.
- Нравится, когда ты просишь, ты можешь делать это грязнее, — тихо говорю я, продолжая медленно скользить в Инес, с каждым разом погружаясь глубже в горячую, мягкую плоть. Каждый раз, когда член входит и выходит, она начинает терять терпение, ей хочется больше, быстрее, глубже.
Худые ноги, крепко сцепленные в лодыжках, опираются о мою задницу, которую уже видел на записях весь мир, никакого эксклюзива. Они давят. Её бедра начинают встречать каждый толчок. Толщина члена отлично наполняет её; растягиваю и замираю, ощущая как охуенно она сжимает меня мышцами, получая в награду рваное дыхание и стон. В ней тесно. Хорошо. В этот момент люблю её. Почему секс так много значит? Какого чёрта делаешь с моим телом? Каждый дюйм члена зажат в плотном, мягком плену напрягшихся стенок, как и моё сердце тяжело стучит от удовольствия.
О чёрт, детка, да. Издаю тихий стон и прикусываю губу, я теряю себя, в глазах похоть, позволяю ей наслаждаться моей слабостью. Она хочет, чтобы таким меня видели фанаты. И правда, им нравится, когда я слабый.
Задница в больших ладонях. Красные круги от пальцев на нежной коже. Всё глубже толкаюсь в мягкое тело, начинаем эту безумную скачку. Направляю, быстро трахая её членом и вращая бёдрами. Ещё! Ещё! Быстрее! Больше не устойчивый, неторопливый темп, погружаемся в ритм секса, наслаждаемся контактом кожи к коже. Сморщенные, твёрдые соски царапают кожу. Схожу с ума от этого трения. Чертовски тугая, я тяжело дышу и начинаю терять полный контроль, вбиваясь в хрупкое, популярное тело с обложек. Она тоже послушная кукла в моих руках, держится за мускулистые плечи, царапает ногтями, всхлипывает. Оставляет любимые шрамы. Горячее дыхание щекочет кожу, когда она тяжело дышит, насаживаясь на меня, двигаясь вверх вниз почти по всей длине.
Быстрые, ритмичные фрикции. Срываются стоны и отскакивают от стенок ванной комнаты. Задыхаемся; жадно хватаю воздух, приоткрыв губы, его мало. Она ёрзает на мне, движется бёдрами навстречу, непредсказуемость её движений дарит новые яркие ощущения. Перемешивается тяжёлое дыхание, влажные поцелуи, пошлое хлюпанье, каждый раз, когда член оказывается внутри неё. Капли пота путаются в волосах. Она втягивает меня внутрь стенками влагалища.
Зеркала улавливают как быстрые толчки превращаются в отрывистые беспорядочные движения, ебёмся как животные, я схожу с ума. Грубо врезаюсь в тело, навстречу удовольствию. Нравится ли ей, что шумный; мог быть таким же бешенным, как на сцене, она знала это, когда доверила мне своё тело на фестивале, она видела энергию, ярость. Физическая зависимость переплетается с эмоциональной.

Мы целуемся, мне приятно это, теплота её языка, крадущегося вдоль моего. Нежные поцелуи благодарности за каждое мгновение близости.
Это больше похоже на любовь, а не те страстные поцелуи у стены.
Инес.
Похуй, что у нас есть прошлое. Забудем ли о нём?
Детка, её кайфовая грудь в моих ладонях.
Я плохо понимаю, что мы здесь забыли. Кажется, мы должны были выступить. Чёрт, у меня проблемы. Я чувствую слабость во всём теле после продолжительного марафона. Неужели я должен вспомнить как петь?
- Шрамы значит, что я выжил, - хмыкаю, цитируя песню из топа-билборд своей бывшей. Повернувшись спиной к зеркалу, изучаю красные полосы. По телу разливалась приятная усталость. - Котёнок умеет выпустить коготки.
Она тянется рукой к одежде, а я просто делаю фотографию, не слишком запариваясь насколько нагло и неправильно это выглядит. Не знаю зачем, просто хочется оставить в памяти. Изгибы тела, мягкая плоскость живота - произведение искусства с оставленными мной красными пятнами, которые возможно превратятся в небольшие синяки. Буду вспоминать как трепетало беззащитное тело у стены, её томный взгляд из-под пушистых ресниц.
- Ты тоже можешь меня сфотографировать, если хочешь.
Телефон на полку.
Я обнажённый,  по телу раскиданы татуировки. Шрамы и татуировки на v-образных бёдрах.
Вода сквозь пальцы. Прозрачная и тёплая. Инес подходит и останавливается рядом. Наши взгляды встречаются на поверхности зеркала.
Какое-то время мы молчим.
- Насколько это в порядке вещей, раздвигать ноги перед незнакомцами в чужих домах?
Может быть, звучит слишком грубо. Но я не знаю как спросить, это обычный вопрос. Мы не так хорошо друг друга знаем, мы не можем говорить о доверии. Она моет руки, я оказываюсь сзади и накрываю её руки своими, ворую часть воды.
Я поглаживаю задницу, приятная наощупь, тяжело отлипнуть, и щипаю за ягодицу.
- Маленький секрет. Я люблю твоё тело, - говорю на ушко, обжигая дыханием. Мой наркотик, новая зависимость и каприз, который снова приведёт в ужас лейбл.
Мокрые руки скользят по животу [от пупка по нежной коже лобка] и я снова касаюсь нижних губ, смывая с них следы секса. Потираю пальцем её промежность.
Инес всегда стремится к контролю и только, когда понимает, что парень сильнее, расслабляется. Она любит чувствовать силу и подчиняется. 

Она одевается.
Я в последний раз бросаю взгляд на зеркало, в этот раз на себя, так странно видеть фальшивого парня с билбордов. Так было хорошо сегодня контролировать её. Контролирую ли я свою жизнь? "Твоя жизнь состоит из концертов, музыки и секса. И ты всегда задаёшь вопрос, почему никто не уважает тебя? Но ты сам не уважаешь себя".
Чужие злые слова на репите.
Что Инес чувствует, когда смотрит в зеркало сама? Мы смотрим, но видим разное, как в философском камне.
Я понимаю, что ненавижу эти вечные стрелки на глазах, эту причёску в виде скорпиона. Ощущение, что находишься на витрине. Пытаться всем нравиться. Нужен ли кому-то талант, высокие ноты, интерес к тому как складывается в твоём воображении мелодия? Им нужен этот немного изящный стиль, длинные рукава, украшения, скинни, неоновые ангельские крылья на сцене за спиной. Лилово-фиолетовые гламурные обложки, атмосфера на шоу и гламурный мерч.

Воспоминания душат:
"Ты должен нравиться и парням и девушкам. Это имидж". "Добавь плавных движений во время выступлений".
"Хорошо, что ты себя ненавидишь настолько сильно, чтобы позволить сделать то, что я хочу".
Ты не можешь ни слова сказать из-за трусов во рту, которые тебя попросили надеть во время первого фестиваля. Очертания колеса обозрения, браслеты на руках посетителей, гитарные рифы, летняя мечта. Кончик члена, который касается тугого колечка мышц и врезается в твоё тело. Куча наркоты в тебе.

Я никогда не умел оправдывать ожидания. Отрываюсь от зеркала, отталкиваюсь от раковины с пренебрежением, довольно быстро привожу себя в порядок, и открываю стучащемуся Полу в ванную комнату. Застёгиваю ширинку, когда он заходит. Он когда-то говорил, что это самое забавное зрелище, когда я пытаюсь влезть в свои джинсы.

Пол знает, чем мы здесь занимались и даже не думает строить джентльмена. Он пялится, находя на наших лицах, телах, всё больше признаков случившегося здесь секса. Дождался пока здесь стихнет возня. Его взгляд прожигает и меня, и Инес.
- Пахнет сексом, - давлю смешок.
- Инес, уделишь немного времени? - Пол лыбится и нахально и оценивающе осматривает Инес, пока она поправляет на себе одежду. - Расскажешь о Марко? Как он сюда проник? Джастин, оставишь нас?
Я не хочу быть погружённым в темы, которые мне неприятны, только в красивую итальянскую рокершу.

— Я не понимаю, как такое могло случиться с моей дочерью! — Мать говорила по-змеиному тихо, почти шипела. Она застала Филиппу на пути к общежитию, остановила где-то между студенческим и преподавательским крылом, и даже не дала возможности им обеим скрыться в комнате от посторонних глаз. Теперь редкие студенты, проходящие мимо, то и дело глазели на них, едва ли не сворачивая шеи по пути. — Мы с отцом вкладывали в это столько сил и средств, и теперь ты говоришь мне, что оказалась в слабой группе?! — Она повысила голос, и теперь любой, проходящий мимо, мог услышать, о чём они разговаривали.

Филиппа знала, для чего это. Её мать любила представления и питала слабость к «публичным поркам»; в её глазах это выглядело как нечто прекрасное: таким образом она публично стыдила объект своей злости и считала это хорошим уроком, чтобы в будущем человек не совершал тех же ошибок. И с Филиппой это, как правило, работало — ей становилось нестерпимо стыдно перед людьми, которые на них глазели и слушали, открыв свои поганые рты, пока её прилюдно унижали. Но не в этот раз.

В этот раз её почти трясло от злости оттого, что её собственная мать не могла сделать и пары шагов, чтобы просто закрыться в комнате и спокойно поговорить. Филиппа вдруг отчётливо увидела в этом её трусость — она словно боялась, что, окажись они один на один, и она просто сдастся и проиграет; не сможет выиграть спор, сдаст позиции, окажется в уязвимом положении. Чего она, конечно, никак не могла допустить, ведь её целью было покарать и унизить, доказать всем свой статус и превосходство. Филиппа внезапно, — впервые за всю свою жизнь, — отчётливо увидела это в её взгляде, но притом ощутила такое невыносимое бессилие, зная, что ничего не может с этим поделать, что ей вдруг резко захотелось разрыдаться. Упасть перед ней на колени и спросить: «Что?! Что ещё я, чёрт возьми, должна сделать, чтобы ты смотрела на меня не как на объект твоих грёбаных амбиций, а как на твою дочь?!»

Вместо этого она лишь опустила взгляд резко заслезившихся глаз и попыталась обхватить себя руками за плечи, словно в попытке успокоить.

— Мам, давай не здесь, — сказала тихо и хрипло, чувствуя на себе все эти чёртовы любопытные взгляды и желая лишь поскорее убраться из этого коридора.

— А что?! Тебе стыдно? Очень надеюсь, что стыдно! Столько потраченных сил и времени, и всё впустую! На эти деньги мы могли бы купить целый коттедж, если бы ты вдруг сразу сказала, что тебе не интересна вся эта чепуха с танцами!

«Так чего ж не купили?» — мысленно огрызнулась Филиппа. Она терпеть не могла, когда мать начинала попрекать её потраченными на её образование деньгами, и в то же время понимала, что ничего не могла с этим поделать. В конце концов, мать ведь права — они действительно потратили целое состояние, водя её по всевозможным танцевальным секциям, школам, мероприятиям, конкурсам,

которые были нужны только им.

Она вдруг вздрогнула от этой мысли. В голове чёткой чередой пролетели последние годы её жизни: то, как мать старательно пыталась выпихнуть её на сцену любыми силами, как она жадно хваталась за любые кубки и медали, и с каким остервенением пыталась протолкнуть Филиппу во всяческие дорогие лагеря, где могло бы объявиться телевидение. Как сдержанно и сухо она улыбалась, когда Филиппа занимала призовые места — словно так и должно было быть, словно это — её заслуга, а не заслуга её дочери. Как своим взглядом и короткой похвалой она требовала всё больше и больше, постоянного прогресса, и каждый раз ей, как будто бы, становилось нестерпимо мало.

Филиппе вдруг захотелось наорать на неё. Сказать, что она, чёрт возьми, никогда и не спрашивала у неё, а чего она вообще хочет. Сказать, что слова воодушевлённой четырёхлетки «я тоже хочу танцевать» — вовсе не показатель единственно верного ориентира по жизни, на который можно было тратить все свои грёбаные силы и средства. Сказать, что они хотя бы были счастливы, когда у них не было всех этих денег, которые можно было бы тратить на сраные кружки, группы и танцевальные конкурсы.

— Ну, что ты так смотришь на меня? — уже тише спросила мать, замечая её взгляд. — Я задала тебе вопрос, так будь добра ответить на него.

Филиппа улыбнулась.

— Конечно, мам. Мне очень стыдно, — сказала она, поднимая на неё взгляд исподлобья. — За тебя.

Звонкий удар пощёчины эхом разлетелся по всему коридору. Зеваки, до этого просто шедшие мимо, начали замедляться, словно увидели самое интересное шоу в своей жизни. Голова Филиппы дёрнулась в сторону и тут же принялась краснеть, но Филиппа не подняла руку, чтобы потереть удар и скрыть его от остальных.

«Да пошли вы все. Нравится шоу? Отлично, тогда смотрите», — зло подумала она, смаргивая непрошенные слёзы.

— Так и знала, что однажды ты вырастешь и убьёшь меня! — тут же принялась причитать мать, картинно хватаясь за сердце. Это выглядело так наигранно, что Филиппа лишь поджала губы и стиснула зубы. — Как можно говорить такое собственной матери. Да если бы не мы с отцом, тебя бы здесь вообще не было!

— Тогда надо было лучше предохраняться, но что сделано, то сделано, — прошептала Филиппа себе под нос, и кроме неё, к счастью или к сожалению, этого никто не услышал.

— К твоему сведению, — продолжила мать уже тише, выпрямившись в спине и неожиданно спокойно. — Мы с отцом обсудили эту ситуацию и решили, что ты больше не будешь учиться в этой школе.

Филиппа вздрогнула всем телом и резко подняла полный ужаса взгляд на мать. Нет. Они не могли лишить её этого!

— Ни я, ни отец не намерены тратить ни копейки на образование, которое тебе не нужно, раз уж ты даже не пытаешься стараться. — Мать поджала губы, окидывая её с ног до головы каким-то странным взглядом. — Все твои карточки будут заблокированы сегодня вечером. Позвонишь отцу, когда соберёшь вещи, и он отправит за тобой водителя... Конечно, если не решишь оставаться и жить на стипенднию.

Мать сухо улыбнулась. Сердце Филиппы так бешено билось в груди, что она практически не слышала ничего вокруг, а в голове билась лишь одна мысль: «Я не могу вылететь отсюда сейчас. Не сейчас, Аллах, пожалуйста. Только не это!» Видимо, заметив её панику и ужас, мать впервые за долгое время как будто бы смутилась и смягчилась. Её острые черты лица вдруг стали мягкими и гладкими, и она шагнула чуть ближе, сжимая плечо Филиппы.

— Я знаю, что тебе больно, но, поверь, мы хотим для тебя только лучшего, — тихо сказала она, поглаживая её плечо большим пальцем. — И мы бы не стали этого делать, если бы видели, что тебе это действительно нужно. Но если танцы — это, в конечном итоге, не твоё, то мы просто постараемся найти занятие по душе, ладно?

«Не моё? НЕ МОЁ?! Я потратила на них всю свою жизнь! Я...»

Больше ничего не умею.

— Мам, пожалуйста... — тихо и хрипло. — Я хочу заниматься танцами...

Мать наклонилась к ней ближе и неуверенно улыбнулась.

— Так докажи это, — сказала она просто, после чего резко развернулась на каблуках и направилась к выходу из школы.

Филиппа привалилась плечом к стене, тяжело дыша. Холодный ужас сковал всё тело, стоило ей только представить, что она вернётся домой, позорно проиграет, так и не сможет добиться того, чего так отчаянно хотела. И даже не узнает, а хотела ли вообще. Нужно ли ей это было? С самого начала. Нужны ли ей были эти танцы и победы, или она просто следовала желанию родителей, даже не задумываясь над тем, чего хочет на самом деле? Ледяной страх, который сковывал её тело, когда она думала об отчислении подсказывал, что — да. Нужно было. Может быть не так, как это видели родители, и может быть не так, как требовала от неё мать, но ей всё ещё нравилось заниматься танцами, и она хотела остаться несмотря на Айлин и её дебильное решение распределить Филиппу в слабую группу. Теперь, когда у неё была свобода, и выбор действительно был её собственным выбором, — без всяких оговорок и без всяких «но», — Филиппа вдруг задумалась... А чего она вообще хочет?

— Ты в порядке? — Толстяк, имя которого Филиппа всё время забывала, подошёл к ней с такой осторожностью, будто она по меньшей мере могла бы откусить ему голову. Она тяжело сглотнула ком в горле, но так и не нашла в себе сил, чтобы ответить, а потому просто растерянно кивнула. — Я просто хотел сказать... Твоя мама, она... Не права. Ты офигенно танцуешь. Я думаю, мисс Шен отправила тебя к нам не потому, что ты плохо стараешься, а потому что, ну...

Филиппа наблюдала, как краснею его щёки, и вся обратилась во внимание. Как странно. Раньше она бы просто ушла, но теперь ей как будто нужно было услышать хоть какие-то слова поддержки. И она с нетерпением ждала, что же скажет этот толстый мальчик, имени которого она, к своему стыду, даже не смогла запомнить, потому что была слишком увлечена... собой.

— Мне показалось, что ты слишком зажата. У тебя офигенно получается, когда ты танцуешь, и с техникой всё классно, но ты как будто стесняешься себя, что ли.

— Разве я похожа на человека, который себя стесняется? — тихо и устало выдохнула она, хрипло рассмеявшись.

— Прости, это просто мне так показалось. Не хотел тебя обидеть!

— Я не обижаюсь.

Толстяк смущённо потупил взгляд в пол и тяжело вздохнул.

— Будет не круто, если ты уйдёшь. Мне и другим тоже нравилось смотреть, как ты танцуешь. Хоть ты ни с кем и не общаешься... Но всё равно. У тебя так классно получается! Вот... Это я и хотел сказать. Извини если задел там или побеспокоил.

— Спасибо... Что поддержал, — сказала она, и, не дожидаясь его ответа, зашагала к себе в комнату. Филиппа редко говорила кому-то «спасибо», и оттого это ощущалось втройне странно. Наверное, толстяк стоял у неё за спиной в полном замешательстве, но она даже не хотела оглядываться, чтобы убедиться в этом. На сегодня ей уж точно хватило впечатлений и около-панических атак.

«А ведь если бы не он, то паническая атака могла бы случиться... Интересно... Она все считают меня снобом? Он сказал, что я ни с кем не общаюсь. Как будто это что-то плохое. У меня просто нет времени общаться. Как же тупо, боже!»

Мыслей в голове было слишком много, и под вечер Филиппа просто начала сходить с ума. Всё случившееся за последние две недели свалилось на неё, как снежная лавина, и когда казалось, что хуже уже быть не может, — оно становилось хуже. Филиппа из раза в раз прокручивала в голове слома матери, слова Айлин, даже слова толстяка, и под конец ей хотелось просто орать. Открыть форточку, встать на подоконник и наорать на весь этот долбанный мир, потому что сваливать на человека столько дерьма всего за две недели — это, чёрт возьми, несправедливо.

Но вместо этого она решила выбрать тот путь, который всегда помогал очистить голову от лишних мыслей раньше. А именно — направилась в танцкласс в надежде, что там никого не будет, и просто убиться в тренировке. К несчастью, её надеждам не суждено было сбыться: уже подходя к студии, Филиппа услышала звучавшую оттуда музыку, и молилась лишь тому, чтобы занявшим танцкласс была не Айлин. Проходя мимо спален других студентов, она думала, что если вернётся назад, то в самом деле просто свихнётся, а потому сдаваться и просто уходить по факту того, что в танцклассе кто-то есть, она уж точно не собиралась.

К счастью, в студии была только деревенщина, которую, кажется, звали Ками. В голове Филиппа давно уже окрестила её Поттером, но в последнее время они сталкивались довольно редко.

«Малфой и Поттер будут тренироваться в одной студии, какая ирония... И вообще, почему я Малфой? Никогда даже не задумывалась об этом. Интересно, а Поттер в курсе, что Гарри и Драко половина Хогвартса шипперят?.. М-да, я определённо поехала головой, если думаю о такой херне».

Она потёрла переносицу и вздохнула. А потом шагнула наконец в студию. В голове тут же всплыли слова толстяка: «Хоть ты ни с кем и не общаешься...»

— Привет. — Филиппа даже выдала подобие дружелюбной улыбки и чуть склонила голову. — Ты сейчас только ошибки закрепляешь, а не тренируешься. — Она встала совсем близко, а затем бесцеремонно передвинула ногу Ками и обхватила её руку своей. — Видишь. Твоя нога не должна двигаться отдельно от корпуса, как будто ты металлоискателем золото выискиваешь.

Она отошла в сторону, давая деревенщине самой выполнить связку правильно, а затем задумчиво постучала пальцем по щеке. За последнее время на неё свалилось столько проблем, что прямо сейчас погрузиться в чужие, чтобы забыть о своих, ей казалось ну просто великолепной идеей. Правда, она не знала, как сказать это вслух, потому что никогда этого не делала. Жар подступил к грудной клетке, когда она набрала в лёгкие воздух, а затем пробрался выше, к подбородку и в особенности к щекам.

— Если хочешь... Я могла бы... Ну, типа, помочь тебе с тренировкой. Я просто знаю эту связку, не подумай, что я зазнайка.

«Аллах, что хрень я несу?! "Не подумай, что я зазнайка". Да я Грейнджер! Тьфу, блин».

— Короче, — ещё сильнее смутилась она. — Я могу помочь тебе. Во-о-о-т.

Она отвела взгляд в сторону и сложила руки за спиной, слегка раскачиваясь с носка на пятку.

Ричард до сих пор понятия не имеет, как унять весь спектр чувств, бушующих у него внутри. Сам себе он удивляется — и как ему только до сих пор удается сохранять такое внешнее спокойствие? Ричи умеет показывать свои чувства, но больше любит проявлять это в своих поступках и действиях. Он не колеблется в своем решении приехать сюда. Больше не колеблется. Стоило ему увидеть Нарциссу, как все сразу же встало на свои места. Он пытается быть осторожным, однако понимает, что все медленно и стремительно начинает выходить из-под контроля. Свой тремор [от волнения] пытается скрыть за букетом цветов, лишь крепче усилив хватку. Еще чуть-чуть и этого было бы достаточно, чтобы сломать стебли этих хрупких лилий.
Конечно, ему бы хотелось, чтобы в этом зале они были только одни. Тогда бы ощущение, что целый мир принадлежит только им одним, окончательно утвердилось в сознании Ричарда. Первые признаки внутренней паники охватывают его, как только он замечает здесь посторонних. Считать так, казалось Ричи какой-то высшей степенью безумства, ведь если кто и был здесь лишним, то лишь он.
— Могу смотреть вечно на две вещи: на тебя и на тебя, держащей лилии. Но не на человеческие зубы, — не задерживаясь с ответом, говорит Ричард. Стоп, это он что, пытался только что пошутить?
— Прости, я думал, ты репетируешь здесь одна. Или я явно перепил на той вечеринке, — хотелось бы ему почесать затылок неловким движением после, но в последний момент Ричи отказывается от этой идеи. В конце концов, он не герой американских ситкомов начала 00-х годов. Да и просто не герой.
— Только не сади со мной в одном ряду свою мать или моего отца, — шепчет он вполголоса, стараясь не рассмеяться так, чтобы было слышно даже в родном Бостоне. — Боюсь, я тогда не смогу бросаться в тебя восторженными овациями или вовсе заболею в премьерный день, — но, конечно же, Ричард бы так никогда не поступил. Он явился бы даже с температурой под сорок градусов и адским жаром, зная, насколько для Циссы важен ее род деятельности.
— Тогда нам лучше бежать, — улыбается он. — Кажется, я и есть тот самый, который только что собирается тебя переманить. Как думаешь, я сильно влип?
Наконец, Ричарду удалось отбросить в сторону все свои лишние переживания и мысли. Теперь он такой, каким всегда боялся себя показывать перед остальными, но не перед ней. Представление из масок только что успешно закончилось. И пусть барьер, ограждающий Ричи от эмоциональной боли, который возвело его сознание почти десять лет назад, чтобы защититься и не сойти с ума от разрыва с Нарциссой Винтер, еще не сломан, но эта стена уменьшилась в разы.
Иногда [по нечетным дням недели особенно] Ричард ненавидит себя за то, какой он есть. Часто вспоминая школьные годы, Ричи смело может сказать, что всегда, всегда был очень общительным и гиперактивным ребенком. Однако в жизни что-то пошло не так и теперь он стал эдакой концентрацией сверхсерьезности и занудства в одном теле. Может, ему стоит обратиться к психологу там и походить на тренинги для интровертов?
— Да, к-конечно, — запинается Ричи, но моментально реагирует на просьбу Циссу, поворачиваясь к ней спиной, дав ей время на то, чтобы переодеться. Соблазн подглядеть был велик. Но как только эта сцена показалась  Ричарду классическим приемом из кино, этот пыл поубавился. Ему хватило лишь одного ее прикосновения к его руке, чтобы мурашки покрыли все его тело. Хотел бы он знать, что там, в голове у Нарциссы, чтобы понять: она делает так нарочно или неосознанно?
Ричи не понял, как его голову вновь заполонили философские вопросы и разные мысли от мала до велика. Порой ему кажется, что если отключить мозг, жизнь покажется куда проще в отличие от того, как усложняет ее он себе. Как там говорят, ты сам себе самый опасный враг?
— О-о, через черный вход? Чувствую себя мелким преступником или тем, кто хочет остаться для всех незамеченным. Понимаешь, тебе все равно придется перед всеми, потом объясниться? — надеюсь, никто не заметил эту ехидную ухмылку на лице Ричи, которая проскользнула так же незаметно, как частицы с противоположным зарядом отталкиваются друг от друга.
Он так и не решается приобнять ее за талию. Поэтому когда они шли через другой выход балетной студии, со стороны казалось, будто идут брат и сестра. Впрочем, фактически так и оно почти и было.
Какой же ты все-таки дурак, Ричард.
— Ну-у, там не то, чтобы чисто мой бизнес. Мы с другом, с которым познакомились в медицинской школе, решили ввязаться в эту авантюру. Он богатый, а я умный — стандартная схема успешного дела, — смеется Ричи. Так искренне и так беззаботно. — Но идея с кафе мне очень нравится. Как раз ничего не ел с самого утра. Идем?
В милой уютной кафешке, на которую указала Цисса, было вполне спокойно и атмосферно. Внутри она, конечно, не была больше, чем снаружи [все же, это не ТАРДИС Доктора Кто], но тем ценнее такие места были для Ричи. Что-то в них всегда казалось ему таким одновременно простым и родным. И все равно он редко куда выбирался, чтобы было с чем сравнивать.
Ричард настоял, чтобы столик выбрал он сам. И пусть свободных мест было более чем достаточно, Ричи все равно выбирает тот, что находится почти в конце помещения, возле окна и с закрытой перегородкой от посторонних глаз и лиц. Он всегда любил эти столики возле окон. Когда почти каждый прохожий заглядывает, но только ты их видишь, а они тебя нет. Каждый сходит с ума по своему, однако виделось Ричи в этом что-то забавное, хотя объяснить, откуда у этого растут руки, он все равно не может.
— Что ты будешь? Я плачу и это даже не обсуждается, — почему-то теперь серьезным больше полуминуты быть не получается, а гневный укор сменятся на привычную улыбку. Незаметным движением Ричард заглядывает во внутрь своего бумажника, чтобы убедиться, что средств для такого широкого жеста у него хватит. Надеется, что в этом заведении принимают карты или хотя бы банкомат стоит где-то здесь неподалеку.
Себе же он заказывает обычный кофе без сахара, совсем забывая о том, как минутами ранее откровенничал с Циссой о том, что с утра ничего не ел. Это было правдой, но даже сейчас Ричи все равно не смог бы ничего съесть. Собственный желудок ему сейчас напоминал рев мотора. Мотора, чьей движущей силой являлся комок из нервов, расплести который не под силу даже героям Олимпа из Древней Греции.
— Можно я тебе задам вопрос, который не покидал меня с тех пор, как мы встретились на той дико-странной для меня [до сих пор] вечеринки перед свадьбой наших родителей? Я думал, такое только в психологических триллерах показывают, б-р-р. Но не в этом суть. Как я понимаю, ты уже долго живешь в Лос-Анджелесе? Искала ли ты встречи со мной? Я пойму, если нет. Потому что я и сам почти о тебе забыл. А сейчас... сейчас все так сложно, что мои привычные устои просто рушатся.
Проговорив все на одном дыхании, Ричард сам не ожидал, что осмелится спросить такое вслух. Каждое слово, вышедшее из его уст, было сказано не по его собственной воле. Он бы предпочел молчать и дальше ближайшие сто, а то и двести лет. Однако переполняющие тебя эмоции —  та еще дрянь.
И портить что-то у Ричарда Дэнема получалось лучше, чем созидать.
«Прости, если все испортил. Я — болван», — так бы написали на его могиле. 

UP

Форум:
https://miamiclub.ru/
Текст заявки:
https://miamiclub.ru/viewtopic.php?id=10#p148626
имя: на ваше усмотрение
внешность: Jaime Lorentel / henrik holm / freddie thorp / fionn whitehead / andre lamoglia / ansel elgort / noah centineo*
возраст: 24-25

Вместо взгляда в глаза только звуки голоса,
часовые пояса, взлетные полосы
Друг к другу тянутся сердца,
как два разных полюса,
даже сиамским близнецам легче быть порознь

[indent] У тебя чудесные изгибы шеи и подбородка, а твои голос всегда дрожит, когда легкое волнение окутывает его. Мы с тобой так долго вместе, что моя-твоя любимая работа – не помеха нашему безумию.

  [indent] Сегодня далеко ты, покоряешь океаны [а может небо? тебе открыты тысячи миль пустыни, когда месяцами торчишь на раскопках], а завтра – очередная командировка в экзотическую страну, чтобы снова мое тело и тело партнерши запечатлелись в объективе оператора. Мы живем по разным полюсам, но постоянно тянемся друг к другу. Где искать убежище? Где прятаться?

И как бы злые языки эту пару не поносили,
это была невиданной силы любовь, это было красиво.
Они говорили друг другу удивительно нежные вещи,
казалось, нет на планете более любящих
мужчин.

[indent] Нас не принимали. Осуждали. Тебе пришлось оставить семью ради меня [я про родителей], забросить рюкзак на заднее сидение моей машины и переехать ко мне. Мы смеялись на эротических фотосессиях, смеялись, когда дубли с валькирией шли крахом. Ты поправлял ей на сиськах грим, пока мы готовились к очередной сцене и говорил о том, что эта девочка единственная, порно с которой ты смотришь [ну я думаю, что ты имел в виду гетеро порно]. Я бы даже ревновал, если бы не знал ее также хорошо, как и ты. Так как вы познакомились?

[indent] Что там до слухов о нас, то наш остров часто посещают приливы. Очередные сплетни от «близких», приписывание чужих постельных заслуг или ты мне изменяешь в своих командировках, а я кроме валькирии на работе и тебя по вечерам – нахожу время для легких интрижках. Когда настал в наших отношениях кризис, ведь сколько я помню – у нас всегда все было х-о-р-о-ш-о.

[indent] Давай придумаем твое идеальное предложение любви и сердца? А потом как ответственные почти молодожены наймем организатора, декоратора и на берегу озера сделаем нашу свадьбу. Там будет не более тридцати, нет, пятидесяти самых близких человек. Твоя маленькая племянница будет идти впереди тебя и рассыпать цветы, а наша подруга валькирия – станет на этот день твоей подружкой жениха. Как тебе? Идеально?

[indent] Завываю тут под Нойза, прописывая стекло. Сложность профессии и нет понимания. В шаге от алтаря и отступление. Нет, мы дойдем до того, как валькирия заботливо заколет на твоем пиджачке бутоньерку, будет тебе в этот день как мама (или отец), которые не приняли тебя таким какой ты есть.

[indent] Я нервно буду ожидать тебя там. В месте начала нашей семейной жизни. Потом отступлюсь еще не раз, но буду падать к твоим ногам и просить о пощаде. Тебе повезло, блин, твой козырь - моя партнерша, которая больно может больно ударить, если узнает. Физически и морально. Но мы же справимся, правда?
Внешность - на выбор. Остальное - обсудим.

Ваш персонаж:
https://miamiclub.ru/profile.php?id=36
элвин лидделл, 21 год, студент

Пример поста

Сириус Блэк родился в самой ужасной семье - по мнению Бродяги. Он ненавидел свою неуравешеннуюмать, ужасного отца, но очень любил своего младшего брата - Регулуса Блэка и это было исключением. Регулус Блэк был искренним парнем, но мать все испортила и превратила младшего брата в идеального сына, который слушается Вальтбургу. Она заставила его поверить в Темного Лорда. Сириус лежал на больничной койке, и не мог понять, почему Снейп ещё тут. Волшебник же ненавидит Блэка, но все еще находится рядом с Бродягой. Наверное в мыслях он хочет, чтобы Блэк пропал, или его исключили из Хогвартса навсегда. Если Сириуса исключат их Хогвартса, то у него отнимут палочку, а потом сломают её, а ему этого не хотелось. Ему хотелось учиться тут до конца. Тут его друзья - Джеймс Поттер, Ремус Люпин, и даже Питер, которого он иногда плохо с ним поступает. Северус Снейп - это их общий враг, но Сириус Блэк влюбился в этого черноволосого волшебника, а говорить о чувствах никому не может, даже своим друзьям, которые ненавидят Нюниуса. Это прозвище дали ему мародеры, и Сириусу было стыдно за этот поступок. Сириусу было стыдно за все поступки мародеров, и конечно за этот поцелуй. Все таки Блэк не смог сдержать все свои чувства в себе. И постоянно показывал себя с плохой стороны. Постоянно унижал своего "врага" Снейпа, но в их шалостях и розыгрышах не участвовал Ремус, ибо не хотел скандалов.

- Северус - Блэк решил все рассказать своему врагу, но он не мог собраться с силами. А врагу теперь? Если Сириус влюблен, и кажется слишком давно. Он все чувства держал в себе, и пытался как-то сдерживать их в себе, позволяя унижать Северуса, надеясь, что это ему поможет.

- Северус - снова заговорил Бродяга с волшебником. - Прости, не знаю, что на меня нашло - он мечется и не знает, рассказывать Снейпу о своих чувствах или держать все в секрете. Ему было с каждой их стычкой становится слишком сложно сдерживать себя перед Северусом. Однажды он сорвется и все узнают его большую тайну, которую он давно скрывает. Сириус Блэк все-таки решился на этот поступок, который возможно принесет возможно много боли, или наверное счастья. О своих чувствах он никому не говорил, даже своим лучшим друзьям. Сириус постоянно говорил мародерам свои тайны, но тут он стал скрывать свой важный секрет.

- Снейп, я сожалею, что я делал тебе больно намерено, но у меня была причина - волшебник решил постепенно говорить Снейпу правду, чтобы не шокировать слизеринца. - Я влюблен в тебя, Северус. И давно скрывал эти чувства - проговорил волшебник свой секрет, который скрывал слишком долго. Ему не хотелось никого видеть и Бродяга накрылся одеялом. Он не видел шокировного лица Северуса Снейпа, который был в шоке от признания своего обидчика. И даже не слышал как закрылась дверь в больничного крыла. - Сириус, ты как себя чувствуешь? - Бродяга убрал с лица одеяло, осмотрелся в поиске Снейпа, но не нашёл его, а в больничном крыле была только медсестра. Ушёл - с грустью подумал волшебник, смотря грустный взглядом на молодую женщину. - Не плохо, но ещё все болит

ceux qui rêvent

Сухие шершавые пальцы Шейна пробегаются по коленке, и Бланш считает до пяти - только бы выдохнуть. Касание несёт тепло, уют и уверенность, что всё идет как надо. Под столом, она тянется к его пальцам мизинцем, и по-детски отчаянно хватается - лишь бы не отпускал. Ёрзает на стуле - вытягивает ногу так, чтобы никого не задеть и чуть вывернуть лодыжку на бок. Расшитые ландышами и васильками гетры из верблюжьей шерсти приятно греют, но для растяжения связок этого мало. Когда Бланш придёт домой, то натрёт cheville вьетнамской мазью с ядом скорпиона, и завтра же запишется на приём к доктору Вонгу - если кто и поставит её на ноги к выходным, так это Джон.

Мама Шейна хлопочет вокруг стола и суетится: в центр, в хрустальную вазочку для конфет, водружает boîte с пирожными, выставляет пирог и гранённые стаканы. Изредка, она украдкой косится на Бланш и тут же в смятении отворачивается. Неловкость первых встреч давит пушниной манто на плечи. Шейну она так и не признаётся - знаешь, я ещё никогда не знакомилась ни с чьими parents.

Сильви Арно выставляет на стол одни фарфоровые вазы с орхидеями, если её не устраивает, как прислуга справляется.

- Ой, Бланш, а я рядом сяду, - сияя, объявляет Кира и придвигает стул. Эрин ей вторит. - Это Лана!

Приходиться разорвать спасительную сцепку с Шейном. Бланш осторожно обхватывает закалённую чикагскими буднями барби, расчёсывает спутанные волосы и привычным движением перевязывает пластмассовую грудь бантом.

- Вот, - улыбаясь, возвращает она страдалицу Кире, - la belle.

В тёмно-зелёных хитрющих глазах Киры вспыхивает восхищение, и она отправляется шушукаться с Эрин. Кеоганы рассаживаются за стол - Мона избавляется от домашнего фартука и поправляет накрахмаленный воротничок платья в клетку. В приглушённом янтарно-масляном отсвете кухонной лапы искрятся ажурные розетки на сетке выцветшей кружевной скатерти.

Вопрос Ифы застаёт Бланш врасплох.

- О, ну что вы, - она по-лебединому склоняет голову набок. - Ваше curiosité вполне обосновано и закономерно. Дело в том, что...

На Бланш уставляются пять немигающих пар глаз - даже притихший Коннор отрывается от книжки и, не отрываясь, готовится узнать, как же всё это вышло.

Бланш робеет.

- ...моя подруга Мариан...

- Мариан! - восклицает Коннор. Голос у него ребяческий и совсем тоненький. Бланш даже стыдно признаться, каким она воображала младшего брата Шейна. - Наша Мариан! Мариан Кавана?

- Верно, - кивает Бланш и поспешно прячется за кружкой чая. - Ох, миссис Кеоган...

- Мона, - смущённо поправляет хозяйка, - называй меня просто Мона, милая.

- Мона. Великолепный чай. Очень ярко выражен вкус мускатного ореха... Вы добавляете сливки?

- Да, да, - нетерпеливо перебивает Эрин, - так откуда ты знаешь Мариан?

- Мариан работает в театре декоратором и иногда помогает в пошивочном цеху. Мы познакомились во время подготовки к "Спящей Красавице". Мне досталась партия Феи Сирени, и она помогала на примерке костюма...

Кира не выдерживает и буквально наваливается на стол с локтями.

- Так ты правда балерина? - глаза у неё округляются блюдцами. - Правда-правда? И училась в балетной академии? Всам-мса-де-лиш-но?

Довольная тем, что выговорила такое сложное слово, Кира плюхается обратно на стул под строгое покашливание матери.

- О, ну, - Бланш заминается, - на самом деле, я занималась в двух академиях. В Хинсдейлской танцевальной школе и в Брюсселе...

- В Брюсселе, - эхом вторит Эрин. - В Бельгии!

Обескураженная Бланш поспешно уточняет:

- Мой отец бельгиец. Я часто проводила с ним летний сезон. Чтобы не отставать...

- А сейчас, Бланш, вы ещё учитесь? - с мягкой улыбкой вступает Ифа. У неё изящные, точёные черты лица, просвечивают вены под кожей слоновой кости и плещется печаль под ресницами.

- Балету - уже нет. Сейчас я солистка. Но посещаю Чикагский университет, факультет театроведения. Изучаю балет и оперу двадцатого века...

- Ой, ну ясно-ясно, - очевидно равнодушная к студенческим будням Кира направляет разговор в нужное русло, - а что с Мариан?

Лана с бантом гордо восседает у сахарницы. Бланш промокает уголки губ салфеткой и несколько морщится, пытаясь вспомнить всё по порядку.

- Что ж, Мариан попросила помочь меня с переездом. Вечером мы зашли в паб, и там оказался Шейн с друзьями.

Ифа и Мона одновременно бросают на виновника встречи выразительный осуждающий взгляд.

- Мариан поздоровалась с Шейном и представила нас друг другу...

("Гандонище", кричит через барную стойку и половину паба Мариан, "где моя сотка? Сука, сотку верни!")

- ...но то была лишь мимолётная встреча...

(На "бомжур, дамы" Шейна Бланш машинально отзывается «bonjour, ça va?»; "и на подружку мою не пырься!", пыхтит Мариан.)

- ...и где-то неделю спустя, я вновь приехала к Мариан. На лестнице мы столкнулись с Шейном, и Мариан попросила помощи, вынести диван...

("Руки вынь из жопы и пиздуй помогать стаскивать рухлядь! Ишь чё выдумал, девки тут спины надрывают, а этот шалберник...")

- ...уже стемнело, и Шейн вызвался проводить меня до метро...

("А щас ты берёшь и провожаешь её до станции, и если я узнаю, что вёл себя не как джентльмен...")

- ...а после мы стали общаться. Вот и...

Вот и мне улыбнулась Луна.

Бланш неопределённо поводит плечами и утыкается носом в чайную кружку. Кира скисает - рассказ её явно разочаровывает.

- И что, - скорбно протягивает Эрин, - и даже морду он никому не начистил? Никому-никомушеньки? Ну Ше-е-е-ейн...

Внешность: Tom Hardy (но не не сильно принципиально, готова обсуждать)
Имя: на ваш выбор
Возраст: 35+
Ты со мной уже больше 5 лет, а я все еще тебя недолюбливаю и мечтаю избавиться. Понятия не имею, для чего тебя нанял мой покойный супруг, я себя вполне безопасно чувствовала, но факт остается фактом. Уверена, ты не только прикрывал мое тело от пуль, но и сдавал мой поминутный маршрут мужу. Зачем не знаю, в неверности замечена не была, деньги без конца не тратила. Бесишь. Пиявка. Сейчас я осталась одна. Супруг (якудза) скоропостижно скончался, и я как никогда нуждаюсь в твоих услугах. Начала ли тебя ценить больше? Не знаю. Будешь ли и сейчас прикрывать мою спину от врагов, тоже не знаю. Хотелось бы верить, что тех денег, которые я тебе плачу, плюс дань уважения покойному начальнику не позволят тебе сменить сторону. Личная жизнь в твоем полном распоряжении (в свободное от меня время, разумеется). А если серьезно, планы большие. И стекло, и экшн, а может однажды я к тебе проникнусь, как ты того заслуживаешь. Твое отношение к своей персоне оставляю на усмотрение. Мне кажется, неплохо было бы сыграться, и куда там что выйдет. Не хочу навязывать ни плюс, ни минус.
Не пишу много конкретики и нюансы характера, поскольку ты мне нужен в мой сюжет, но я буду руками и ногами за, если у тебя будет и свой личный. Играть тебе, поэтому вложи в персонажа все, что посчитаешь нужным. 

Внешность: Michael Fassbender (но не не сильно принципиально, готова обсуждать)
Имя: на ваш выбор
Возраст: 45+
Можно просто написать, что ты красавчик, добавить, что мы неплохо смотримся вместе, и закончить заявку. Но, не все так просто. Мы действительно хорошо смотримся вместе, и из нас получился неплохой тандем. Ты был партнером покойного супруга в Штатах, но фактически чаще всего дела с ним вел через меня. С американцами проще, у вас нет предрассудков, что если между ног не болтаются яйца, то каши не сваришь. Ты мне понравился с первого взгляд. Говоришь четко, по делу. Твое слово имеет вес не только у твоих подчиненных, но даже я готова прислушаться и найти удобный компромисс для обеих сторон. Ты человек слова и дела, это покрепче подписи на бумагах. Но что нас будет связывать дальше? Без супруга в Японии сделать имя сложно, невзирая на хорошее отношение ко мне, мало кто решается вести дела с женщиной. А ты? Прикроешь мою жопку? Покажешь этим узкоглазым, что со мной можно иметь дело? В долгу не останусь, нас многое связывает в прошлом.
Не пишу много конкретики и нюансы характера, поскольку ты мне нужен в мой сюжет, но я буду руками и ногами за, если у тебя будет и свой личный. Играть тебе, поэтому вложи в персонажа все, что посчитаешь нужным. Мне главное иметь связи в Америке, могучую мужскую спину для прикрытия женской задницы ну и просто хорошего соигрока рядом) 

Бессилие от того, что не можешь помочь человеку. Бессилие от того, что не можешь помочь самому себе. Бессилие от того, что ты понятия не имеешь, куда и как двигаться дальше. Все что ты умеешь, это бороться. Неважно против чего и с кем, не важно ради чего, но это единственный смысл жизни, который остался и который помогает существовать.
Николь стояла под холодными каплями, пытаясь привести в чувство Вертера. Она понятия не имела, что нужно делать в таких случаях, никогда не сталкивалась ни с сильным алкогольным опьянением, ни тем более наркотическим, да и вообще откуда возникло такое желание спасать чужую задницу, тоже было не понятно. Но она боролась. Боролась за Люпина, потому что сам он за себя бороться давно перестал.
Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, - та самая фраза, которую Ник говорит всем, кто ее о чем либо просит. Но что сейчас было не так. Почему она  беспокоится о человеке, которого не знает и дня?
Кажется, мужчина начинал приходить в себя. Он стал тверже стоять на ногах, более осознанно глядя на блондинку, а не сквозь нее, самостоятельно держался руками за ее талию, уже не опираясь спиной о стену.
Люпин долго смотрел на Ник. Слишком долго. Из-за чего девушка даже перестала его хлестать по щекам, пытаясь расшифровать код, зашифрованный в его взгляде.
Руки Вертера стали жестче и сильнее притянули ее к себе, словно теперь уже не она его держала, а он ее. Складывалось ощущение, что он хотел что-то сказать, может быть извиниться, а может быть послать куда подальше, потому что то, что с ним происходило, не касалось никого, кроме него самого. И где-то глубоко внутри себя хозяйка дома понимала, что не имеет никакого права навязывать ему свое видение жизни, свои правила, не имеет права вытаскивать его со дна, если он сам хочет утонуть как можно глубже.
Но вместо слов, мужчина притянул ее еще сильнее, заключив в кольцо своих рук, и поцеловал.
Очередное состояние шока, к которому за сегодняшний день вполне уже можно было бы привыкнуть. Николь никак не успела отреагировать, потому что она ожидала какого угодно поворота событий, кроме того, что происходило сейчас. Похоже, Вертер сам находился в таком же состоянии, потому что его губы едва касались  губ девушки, не пытаясь ими завладеть  или получить взаимную реакцию. Его глаза гипнотизировали, словно стараясь получить ответы на свои вопросы. От Николь реакции не последовало, лишь дрожь ее тела усилилась втрое. Слишком долго под холодной водой. Слишком сильно эмоциональное напряжение сегодняшнего дня. Слишком давно ее никто не целовал, пусть даже поцелуем это назвать было сложно.
Все прекратилось так же быстро, как и началось.
— Николь. — пара продолжала смотреть друг на друга, не решаясь отвести взгляд. Ванная комната сейчас являлась эпицентром вселенной, в котором уже который раз за сегодня все переворачивалось с ног на голову — Мне жаль.
Николь что было силы залепила Люпину очередную пощечину, только на этот раз цели привести его в чувство не было. Гнев, боль, обида. В это простое движение руки было вложено все, что она думала и хотела ему сказать.
-Тебе жаль?!,  голос дрожал, но звучал весьма громко, заглушаемый лишь звуками капающей воды.
-Что именно тебе жаль? Что ты собирался уйти, вопреки своим обещаниям? Или что у тебя хватило мозгов и совести наглотаться какой-то дряни?, - голос Николь переходил на крик, --А может быть тебе жаль, что ты меня поцеловал?!, -Николь стояла в мокрой одежде, тяжело дыша от обиды, злости, разочарования. Капли стекали по ее волосам, лицу, телу, но до этого не было ровным счетом никакого дела. Какая разница, мокрые они стоят в душе, или сухие в гостиной, ничего из того, что сегодня с ними двумя произошло, просто не должно было случиться.
Ник буквально шипела, выплевывая в Вертера каждое слово:
-Не смей…извиняться!, - она схватила мужчину за футболку, ощутимо толкнув его в грудь, - Никогда не смей извиняться за то, о чем ты не жалеешь.
Бёрч с силой толкнула Люпина к стене, не давая ему возможности от нее отойти, надавив на его грудную клетку своими ладонями.
-Ты- мужчина! Умей отвечать за свои поступки и брать за них ответственность. Если ты забыл, каково это, то я тебе напомню!, - прокричав последнее слово, теперь уже Николь поцеловала Вертера. Ник не спрашивала на это разрешения, она брала то, что считала в данный момент нужным, жадно впиваясь в его губы и не заботясь о том, комфортно ли ему. Отчаяние, боль, обида, пустота, которую она хотела срочно заполнить хоть чем-нибудь, чтобы не сойти с ума.  В этом поцелуе была вся гамма чувств, которые она испытывала в данный момент. Она выплескивала из себя все, что копила все эти годы, требовательно целуя и кусая уже припухшие губы Люпина. Только когда собственные начало болезненно щипать, а кислород в легких близился к нулю, Бёрч отстранилась, пытаясь перевести дыхание, и внимательно взглянула в глаза несчастного.
-А теперь, ВОН!, - ее голос снова задрожал. Слишком много потрясений и эмоций для одного дня и для одной женщины.
-УБИРАЙСЯ!, - Николь то ли кричала, то ли просила. В голове смешались все события последних двух лет и сегодняшнего дня. Она уже не понимала кто она, что она делает и зачем. Она просто хотела, чтобы все поскорее закончилось, чтобы она снова заперлась внутри себя и никогда и никому больше не показывала своих слабостей. Он уйдет. А Она вырвет в очередной раз куски своего сердца и выкинет его на обочину прошлой жизни. Чтобы наверняка. Чтобы больше никогда не возвращаться.

Рейч снимает шлем, пихает Скотта им в грудь «забирай», ему нравится. Целует в засос, кто-то выворачивает голову, проходя мимо.
— Люблю тебя, — щелкнув зубами у его носа, Рейч усмехается, он сваливает в свой рехаб, лечить таких же, как она сама, психов. Её он приручил, и с ним Рейчел совсем ручная. Скотт ловит девятый круг кайфа, пока её руки перебирают чувствительные точки на его теле, пока её рот опускается на его член. «Ещё, детка.. давай ещё», — просит он. «Окей, док»..

Рейч бьет профессионально. Этого хватило, чтобы он влюбился. У Рейч хороший удар, — «ты умница, кошечка», — говорит ей Стив, самый постоянный мужчина в её жизни, к которому она возвращается постоянно. Он ловит перчатку, — одну, вторую, — показывает «peace», берет кеш, скрывается за дверью. Рейч сидит на полу, вытянув ноги, закидывает голову назад, смотрит вверх, смеётся почему-то. Бокс — это то, что она любит по-настоящему, совсем не Скотта. Листает фотки в облаке телефона, натыкается на одну из. Сворачивает и бьёт смартфоном о пол сильнее, чем нужно. Вот блять. Проверяет экран, натыкается ещё раз.

— Эй, все нормально? — Стив ходит туда-сюда, не особо обращая внимание, но удар его привлекает.
— Да, — отвечает Рейч и встаёт слишком резко, — я пошла. Увидимся.

Скотт забирает её секунда в секунду на своем байке, он надёжный. Самый надёжный, и Рейчел это ценит.
— Порядок? — спрашивает, уловив изменения в лице.
— Да, — отвечает Рейч, и знает, он точно в курсе — не в порядке. Спросит ещё раз потом. Блядские минусы отношений с психотерапевтом, он вскрывает её мозг изо дня в день, и видит насквозь, а Рейч простая — простая, как экспрессивная картина широкими мазками. Что хотел сказать автор? Рейч и сама не знает.

— Снова? — спрашивает Скотт.
— Да, — отвечает Рейч, её снова тянет. Голод сжирает её изнутри. Снаружи она сидит на одном месте, на его кухне с отсутствующим всё ещё столом, у барной стойки, внутри — рвётся к дозе до дрожи. Он видит этот голод в её глазах, вот только это другой голод. Шон — другая её наркота. Воспоминания о нем бьют по мозгам разрядом тока, как скакнувший внезапно разряд в проводке, и проводка плавится. Это была очень милая фотка, на ней они были счастливы, как вполне себе комфортная парочка. Но ведь так не было никогда. Этот mood фальшивый насквозь, — фальшивый, фальшивый, фальшивый,—  и она гонит его от себя. Гонит-гонит, но прогнать не может. «Порядок?» — спрашивает Стив. Черт возьми, Стив, нет, нихрена не порядок!

Бродячей кошкой приходит в его район, точно знает — где может его найти. Долго стоит напротив, потом закидывает ногу на ногу, упав на место для таких, как она кошек. Шон появляется спустя пару часов, Рейч курит, отвернув голову. Он не сразу её узнает, наверное. Когда поворачивается, — узнаёт. «Ну здравствуй, милый», — протягивает руку, — «Не поможешь?»
Встаёт рядом с ним, словно привидение, и поднимает подбородок. В мозг бьёт его запах, голодный мозг ловит любую блядскую мелочь, которую хочет сожрать. Рейч качает головой, — «нет». Нет-нет-нет. Сглатывает.
— Мне нужна твоя подпись, — бьёт в его грудь тонкой папкой бумаг. — Я хочу развестись.
Она должна это сделать.

Скотт много раз спрашивал об этом, а ей не было дела до его волнений. «Когда?» — не сегодня. «Когда, Рейч?» — не сегодня. «Когда, Рейч, черт возьми!?» — его триггерило, ведь он знал всё об их больных отношениях. «Черт возьми, Рейч», — он швырнул в неё кольцом, — «Ты моя». Это не было предложением, она просто сидела на его кухне и снова курила. «Это предложение?» — спросила почти бесцветно. «Ты моя», — повторил он.

— Всего одна подпись, — им нечего делить, но вот блять, она испытывает адский голод. — Шон, просто поставь её.
Кивает, убеждая себя, что так нужно. Её ожидает совсем другая жизнь, со Скоттом, его байком, обжитой квартирой, возможно — детьми и собакой. Скотт — про будущее, Шоном она болеет. Нет, это неправда, Рейч излечилась.

Но всё равно тянет к нему свои руки, притрагивается несмело, словно проверяя, что он действительно рядом. Одёргивает, обжигаясь. Не так — в страхе обжечься. Ведь бывших не бывает, а Рейчел — наркоманка, очень сильно подсела. Рейчел-Рейч, так на что ты подсела?
— Ну и как ты? — спрашивает, как бы между делом. Словно совсем не интересно. Не интересно, пока в башке колотит блядский миллион вопросов. Где, с кем, сколько раз. Знает его не хуже, чем Скотт Ридли знает её. Блять, Шон.. Рейч соскучилась.

Одергивает себя снова, поднимает тыльной стороной ладонь на уровень его лица, на безымянном пальце кольцо, уже другое. Из какой-то нормальной жизни. Бывших — не бывает, но Скотт обещал ей эту чертову нормальную жизнь, когда впервые сказал «здесь не надо пристегиваться, детка, но лучше надень шлем». Байк Kawasaki, доставка готовой еды, графики и планы на уикенд — теперь её новая реальность, в которой можно что-то планировать. Но реальность разрывает, когда она стоит напротив него, опускает ладонь. Куда-то на его лицо. В последний раз — била наотмашь.
Блять, Шон..
Не стоило Скотту так легко её отпускать (но он просто не знал, куда собирается его наркоманка и откуда вернётся, обдолбанной в край).

— Мой парень сделал мне предложение, поставь подпись и свали из моей жизни, — легкое поглаживание прерывает резкий шлепок. Ударила совсем слегка, пальцы мазнули по щетине, вот блять.. глаза её голодные. Уже забыла, как с ним трахалась, но очень хочет ещё. Бесится где-то внутри своей маленькой коробки рехаба, сглатывает, — Шон, так тяжело не сорваться. Смотрит на него спокойным взглядом, но очень голодными глазами, говорит равнодушными словами.

— Помнишь, ты спрашивал, чего я хочу на самом деле? Я этого хочу.

Молчание было бы неловким, если бы она не сменила свой номер давно.

— Не думала, что ещё когда-то тебя увижу.

Разочарование и равнодушие: эта зацепка тоже не сработала, Карлотта была два дня назад. Хотя, что бы ей помешало прийти позднее, тише и незаметнее? Чтобы – что?
Ей вдруг стало совсем все равно, кроме Джона. Почему он звонил, почему не брал трубку когда звонила мать?
Говорили, у нее крепкие нервы. Анна и сама так думала, но сейчас ее единственный ребенок, человек, за которого она не раздумывая, отдала бы жизнь, возможно ждал помощи. Она чувствовала себя жалкой, беспомощной отвратительной матерью. В мозгу пульсировала единственная мысль: «Домой, срочно».
Профессионально заточенный мозг услужливо подбрасывал версии, одна хуже другой. Вдруг то самое ее дело, из-за которого пришлось отсиживаться в Хитроу? Ее тогда, спасибо шефу, спрятали от беды, хотя и пришлось подпортить послужной список. Может быть, стоило оставаться там до конца карьеры, не высовываться?
Если вспомнить все ее дела, минимум десяток негодяев до сих пор хотели бы видеть детектива уже на том свете, а о Джоне и говорить нечего. Мальчишка, который думает, что вокруг скачут розовые пони, а мир полон исключительно света и добра.

Женщина незаметно разозлила ее.
- Сын мистера Барроуза сотрудничает с полицией и ищет своего отца, - отрезала Смолл, - не волнуйтесь так. Спасибо за помощь, мэм.
Свирепея, Смолл стремительно вошла в комнату.
- Ну, и что Вы делали вчера ночью у отца в квартире, Винсент?! – это могло бы быть криком, не говори Смолл одними лишь губами. «Мэм» наверняка торчала рядом за стеной и ловила каждый звук внутри.
- Только не надо мне песен о тотально подслеповатых соседях и глупых, задающих тупые вопросы, полицейских, ладно? Не врите, скажите как есть. Он был здесь, он был жив? Я очень спешу. Повторяю: очень. Говорите быстро, пока без протокольных заморочек. С рассветом гарантирую Вам только тыкву, большую неподъемную тыкву, мистер Барроуз.