— Забини, какого черта тебя здесь носит? — хриплый голос после сна прорезал пространство спальной комнаты. Сам Малфой лениво подтянул к себе вторую подушку, которая лежала рядом, пока Блейз бесцеремонно вытащил из под его головы первую. Он предпочел опустить на глаза маску для сна обратно и проигнорировать существование лучшего друга, — Передай Тинки, что за вторжение в Мэнор без моего разрешения можно получить носок.
Ухватывая одеяло и резко дергая на себя на прикроватную банкету, Блейз насмешливо парировал:
— Меня впустила твоя дорогая ле маман. Драко! Ты не можешь игнорировать собственную свадьбу.
— Отвали, я не выспался из-за вас, черти, — вторая подушка улетела в лицо Забини и попала точно в цель. Малфой закинул руки над головой и подтянулся вверх, цепляясь за изголовье. Вид был помятый. Сощурившись от резкого света, Драко потер переносицу большим и указательным, пытаясь заслонить остальными пальцами лицо. Его режим сна не позволял ощущать себя комфортно в девятом часу утра. В последние полгода он пропадал по заданию Лорда почти каждую ночь — многочисленная аппарация, перемещения по порт-ключам, неудачные попытки в анимага и мир, в котором Малфои по-прежнему не принадлежат самому себе — его любимый коктейль повседневной жизни под названием "Драко Малфой и очередной план Лорда"
— Твой любимый коктейль от Нотта, — отвлекая  Малфоя от своих мыслей, нагло прыгая на кровать рядом, Забини буквально всучил в руку Драко склянку с зельем, — И давай без этих вот гримас, Малфой.
— Ты давно в Нарциссу стал играть? — отмахнувшись от зелья, Драко презрительно поджал губы, поморщившись, — воняет бомжами Уизли, не меньше. Что это? — он недоверчиво повел бровью, пытаясь визуально оценить содержимое.
— Теодор переодевается в колдомедика и патентует все подряд. Это из первой партии его антипохмельных зелий, которые не только убирают последствие бурных ночей, но и дарят воодушевление на весь день, компенсируют отсутствие сна и.. что-то там еще, я уже забыл.

В комнату влетел увесистый громовещатель, заставляя Гринда недовольно ухнуть от непривычной тяжести письма.
Кислотно-красное письмо взлетело к потолку и трескнуло, буквально раздуваясь на глазах, превращаясь в огромную пасть с бумажными зубами.
"НЕ ОЖИДАЛ, МАЛФОЙ? ДУМАЛ Я НЕ ПОМОГУ ТЕБЕ В ТАКОЙ ДЕНЬ?"
— Блять,  — Драко возвел глаза к потолку, — почему вы такие идиоты, — отставив зелье, он потянулся за палочкой, намереваясь дропнуть громовещатель, но тот куснул Малфоя за запястье, продолжая:
— "ТЫ ПЛОХО СЕБЯ ВЕЛ ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ, ПОЭТОМУ Я.. НЕ СДАМ ТЕБЯ ТВОЕЙ БУДУЩЕЙ ЖЕНЕ, ДРАКО И ПРИШЛЮ ТЕБЕ ЗЕЛЬЕ, КОТОРОЕ ВОЙДЕТ В ЛЕГЕНДЫ ВСЕГО МАГИЧЕСКОГО МИРА. ПЕЙ. ПРОБУДИ В СЕБЕ ГЕРОЯ. НАСЛАДИСЬ ЭТИМ ДНЕМ."
— Я тебе что, Поттер? — протянул Драко бумаге, придавливая его рукой к поверхности постели, — Придурок Нотт, почему сам не пришел, не знаешь?
— Будить тебя, Малфой? — Забини хохотнул, — в логово зверя соваться — себе дороже. К тому же, Теодор помогает твоей матушке с поставкой свежих цветов из Амстердама, Шафики у него в долгу. Ты хоть знаешь, что она любит белые каллы? Пей давай, у нас столько дел сегодня.
— Откуда столько бодрости, Блейз? — впрочем, он все же осушил склянку до дна, поморщившись от травянистого зелья с болотным послевкусием, — Каллы, пионы, да даже если и розы, какая разница?
Драко машинально вспомнил образ Астории, пытаясь отрисовать черты лица в своей голове. Не выходило. Гринграсс была статной блондинкой — таких называли породистыми. Забавная ассоциация, словно доберманы Малфоя, которые заводчики старательно искали по всему миру, пытаясь подогнать их родословную под стать будущему хозяину.
Кроме высокого роста и светлых волос ничего не вспоминалось. Она была.. классической? На ее фоне он практически помнил каждый изгиб тела Пэнси, мог рассказать за какое ухо Паркинсон заправляет прядь волос и какое у нее настроение в зависимости от интонации голоса.
— Ты мог бы хотя бы попытаться ее узнать, Малфой, — заметил Блейз, подхватив со стола Драко снитч, который Малфой поймал в свой первый матч в Хогвартсе.
— Зачем? — он искренне не понимал и даже не пытался это скрыть, — мои люди купят ей все, что она захочет, стоит ей только бросить взгляд на то или иное украшение в любом магазине. Ее лицо украсит все полосы местных газет. Она станет самой богатой женщиной Британии и взамен подарит мне сына. Зачем мне что-то узнавать о ней? — Малфой резко перехватил снитч, который повис в воздухе над ним, — У нас море дел по заданию Лорда, вот о ком я бы хотел что-то узнать на самом деле.
Хмыкнув, Драко запустил снитч в сторону Блейза и скрылся в дверях ванной комнаты.

Зелье действительно подействовало. Он помнил бессонную ночь и пошлое слово, которое казалось ему неуместным — мальчишник. В его планах было позвать Пэнси — взамен он получил пощечину от мисс Паркинсон и обещание больше никогда с ним не пересекаться. Было немного жаль.
Клубы дыма, аппарация в шумный Лас-Вегас, самые красивые девушки из выпуска Ильвермони, огромное бескрайнее поле и тысячи меток — только не черных, а искрящихся букв из фамилии "Малфой". Он трахал какую-то девушку на берегу океана и смотрел не на ее изгибы, а на то, какой красивый рассвет сегодня, смотрел до последнего, пока не заслезились глаза. Драко давно не ощущал себя столь живым и свободным. И, пожалуй, за эту свободу он был благодарен своим друзьям.

Последующие приготовления проходили без него. Блейз репетировал речь в качестве свидетеля, его то и дело оттаскивали подруги невесты; Нотт с Нарциссой размеренно давали интервью и комментарии к будущим статьям, которые должны выйти вечером; Гойл аппарировал из замка Гринграссов и пытался передать Малфою запонки, которые Грегори заранее заказал у Пэнси. Если бы Пэнси знала, кому она их делала — она бы отказалась принять заказ. Драко был уверен.

Церемония восхищала. Он не знал деталей и не особо в них погружался, но, если быть честным, это заворожило бы любого. Малфой оказался в назначенное время в назначенном месте — словно с картинки, улыбаясь непринужденной улыбкой. Мэнор собрал весь цвет и сливки Британии. Для их свадьбы был воссоздан огромный купол с зачарованным потолком в виде созвездий, лучший симфонический оркестр воспарил над гостями, платье невесты было одним из самых дорогих не только в Британии, но и за пределами. Зал утопал в цветах — гости утопали в слезах восторга и счастья от вида жениха и невесты.
Малфой впервые бросил взгляд на Асторию, когда подошел к алтарю.
Она стояла в лучах закатного солнца — это было единственное пожелание Малфоя, которое всенепременно и неминуемо исполнили. Верх платья облегал тонкий стан — у его жены была тонкая талия и длинные ноги, которым могли бы позавидовать все присутствующие гости. Он был уверен — они и завидовали. Так и должно было быть.
Рядом, пристально и недоверчиво смотря, но улыбаясь губами, стояла Дафна. Драко повел бровью, отмечая этот момент. Блейз лыбился во все тридцать два. Проговорив свою речь, выслушав речь Астории, их родителей, свидетелей, кого-то еще (Малфой перестал вслушиваться в эти слова), Драко ослабил галстук, когда официальная часть сошла на нет. Несколько снимков для газет — его рука сжалась вокруг талии жены, ощутимо накрывая область поясницы. Он чувствовал мятный запах ее губ даже на расстоянии — доли секунды, но все же.
После последней вспышки, Малфой стремительно вышел на балкон, значительно устав от шума. Он убрал улыбку на минуту, не больше — его нашли гости вечера. А дальше все закружилось — деловые партнеры, союзники по политическим играм, друзья, бывшие одноклассники, приглашенные гости из других стран и жеманные эскорт-леди, которые таяли сахаром, когда целовали его в щеку. Малфой говорил и улыбался, улыбался и говорил — и все повторялось по новой.
Этот день закончился так же быстро, как и начался. Он игнорировал новоиспеченную жену все несколько часов мероприятия, но находил ее ровно в тот момент, когда нужно было получить поздравление от Министра или бабушки Астории. Идеальный мужчина должен обладать идеальными манерами и очаровывать даже пожилых дам.

Танцуя с матерью, Малфой услышал шепот Нарциссы:
— Я помню свою свадьбу, Драко, — в ее глазах появились слезы, но она быстро моргнула, непринужденно улыбнувшись уголками губ, — ты так похож на молодого отца. Я горжусь тобой.
Драко замер, не зная, как отреагировать, но в следующую секунду сделал изящный поворот в танце, закружив Нарциссу, чтобы никто не заметил его ступора. Сдержанная в жизни, она фактически никогда не позволяла себе подобные сантименты в жизни и на публике.
— Не уверен, что свадьба — тот повод, который может вызвать гордость, мама.
— Мне тяжело покидать Мэнор и оставлять тебя. Я горжусь тем, что ты вырос.
— Вы можете не уезжать, я уже говорил об этом.
— Драко, малчик мой, после этой ночи поместье будет твоим. Закон крови нерушим. Это знали все наши предки и это ценим и оберегаем мы с твоим отцом. Вам пора, — Нарцисса кивнула в сторону больших часов. Полночь накрывала зал, сменяя окружающую обстановку на более нуарный ритм. Все гости продолжали веселиться, но знали о традиции свадеб Малфоев — в 12 часов молодожены должны были отправиться в их общую спальную комнату и провести ночь наедине друг с другом.
Малфой кивнул, отмахиваясь от хитрых глаз друзей, которые пытались гримасничать.
Он нашел Асторию на балконе. Та разговаривала с сестрой и еще одной незнакомой ему девушкой. Она едва бросила взгляд на Малфоя.
— Нам пора, — он прервал чужой диалог, нахмурившись, перехватывая ее за ладонь и уводя за собой, чувствуя сопротивление, — что не так?
— Я не закончила, — она упрямо посмотрела на Драко, высвобождая руку.
Он подумал, что она не так проста и покорна, как кажется внешне. Доля секунды. Малфой позволил ей договорить, фыркнув про себя. Что за строптивость?
Астория вышла через три минуты — плавно вкладывая в его ладонь свою руку. Это она или он ведет ее вверх по лестнице?
— Ты знаешь о том, что нас ждет? — Малфой пропустил девушку в комнату, закрывая дверь следом, убирая галстук с шеи, не особо смотря на жену.

[indent] Какой-то частью своего сознания он понимал, что сам же себе и вставляет палки в колёса.
[indent] Если он по-настоящему хотел внедриться в стаю Фенрира, то ему как раз наоборот стоило бы положить огромный болт на свои собственные хотения и прислушаться как раз к тому, чего ожидали другие. А другие-то как раз хотели видеть рядом с собой такого же оборотня, как они сами, а не сопливого мальчишку, который морщит нос, едва услышав об их обычаях.
[indent] Слишком человечного. Слишком цепляющегося за свою человечность, в то время как они сделали всё, чтобы отречься от мира, предавшего их. Рем понимал, понимал конечно же, что ему не нужно противопоставлять себя всем остальным – а напротив, доказать им всем, что он такой же, как и они. Их брат по духу, если угодно. По крови. Вот только добиться такого на практике оказалось намного сложнее, чем можно предположить. На словах-то план был хорош: идёшь в стаю к Фенриру, рассказываешь о том, как хреново тебе живётся среди людей (не то чтобы в этом месте пришлось много и как-то особо изощрённо лгать), и вот ты среди них, поскольку сам оборотень, да, знай внимательно слушай чужие разговоры да выходи на связь в строго отведённое время и передавай услышанные сведения. То, что будет полезно для Ордена.
[indent] Но этот достаточно простой план в итоге стопорился о личность самого Ремуса. Его же наоборот растили совершенно домашним мальчиком, наоборот прививали ему мысль, что среди людей будет только лучше. И в какой-то степени так оно и было – кто ещё мог похвастаться тремя друзьями-анимагами, которые освоили это сложнейшее искусство ещё на пятом курсе, будучи, в сути своей, ещё совсем детьми? И сделали они это ради него. Чтобы в полнолуние Ремусу не было одиноко. Чтобы он мог выходить за запертые двери Воющей хижины и резвиться под лунным светом вместе с псом, оленем и крысой.
[indent] Это ли не чудо?
[indent] Но пока он здесь, ему придётся об этом забыть. Хочет он того или нет.
[indent] Примирить свою гордыню, отказаться от прежних привычек и действительно стать одним из этой стаи, пока всё окончательно не пошло прахом. Сколько времени он тут уже торчит? А сколько ещё проведёт? У него есть шансы всё испортить в любой момент.
[indent] – Не знаю, – наконец после некоторого раздумья произносит Ремус, неловко пожимая плечами, – не помню. Я не очень помню, что со мной происходит, ну, во время обращения.
[indent] Тут он говорил чистую правду – обычно о деталях своих похождений Рем узнавал со слов Мародёров, которые как раз-таки свои воспоминания прекрасно сохраняли. Рем почти ничего не помнил. Только какие-то обрывчатые образы, слишком смутные и мало понятные, чтобы счесть их за полноценные воспоминания. И не сказать, чтобы он как-то об этом жалел. Даже если в память и просачивались какие-то странные образы или запахи, всё это достаточно быстро стиралось другими, более яркими впечатлениями, и ровно до следующего полнолуния Ремус благополучно забывал о том, что он оборотень.
[indent] И жил, как самый обычный человек.
[indent] Он, впрочем, всё равно старался не терять бдительности и продолжал внимательно следить за действиями Нериссы. Эта штука, которую он несколько мгновений поджигал по её велению, теперь активно дымилась. Где-то внутри что-то тлело, вероятно какие-то травы, которые, впрочем, не сгорали дотла за одно мгновение, и теперь этот дым собирался в одно туманное облако, которое постепенно накрывало их с Нериссой с головой. Невольно Рем втянул ртом воздух и с непривычки закашлялся.
[indent] Кашель помешал ему разобрать, что там было намешано в этом запахе. Рем ощутил только нечто травяное и терпкое, что забило ему глотку и отчего на глазах выступили слёзы. Откашлявшись, он сделал глубокий вдох и вытер рукавом повлажневшие глаза, хотя их всё ещё немного пощипывало.
[indent] Когда он задышал нормально, то голову как будто немного повело. Рем тихо охнул, чувствуя, что тело словно стало непослушным, мягким и ватным – как будто он оказался огромной плюшевой игрушкой с нелепыми длинными руками и толстыми ногами, набитыми до упора ватой.
[indent] Что-то было не так.
[indent] – Что... там подмешано? – с трудом произнёс Ремус, чувствуя, что ему даже языком шевелить становится сложно.

— Сегодня мы с Флетчером...
Ой. Я без Флетчера.

Всё начало сентября на шестом курсе Мирон ходил мрачнее тучи, несмотря на то, что жизнь стала в разы проще в моменте, ведь из его расписания разом пропали трансфигурация, зелья, защита от темных искусств, астрономия и прочая скучная поебота, по которой он не смог нагрести проходного балла для продолжения занятий.

Его откровенно все бесили.

Бесили преподы, особенно деканша, которая вся такая из себя сделала ебальник куриной жопой и выдала за завтраком второго сентября: "Я ожидала от вас лучших результатов, мистер Вогтейл!". Ну нагрубил он ей в ответ немного и схватил за это штрафные баллы, но а хули она ехидничает, когда и без неё было тошно? К тому же, не ей ли на профориентировании на пятом курсе Мирон заливал трясогузкой о том, что хочет стать рокзвездой и вертел он на не_волшебной палочке все эти теории магий и сложносоставные зелья? Тому, кто может превратить ноты в гребаное произведения искусства совершенно ни к чему размениваться на пустяки и превращать пуговицы в жуков.

Бесили одноклассники, особенно те уебки, которые подходили и спрашивали Мирона, где Флетчер. Он им, блять, что, секретарь этого Флетчера, доверенное лицо ирландской жопы? Съебался их Флетчер делать бабки и оставил Мирона тухнуть тут — вот где Флетчер, рожа предательская. После того, как Мирон шмальнул прямо и точно в пятую точку одному такому вопрошающему фурункулюсом и тот два дня не мог сидеть, несмотря на старания медсестры, дебильные вопросы испарились сами собой.

Бесили Мирона даже его почитательницы, которые в его непривычной задумчивости и молчаливости, а так же в том, что он прекратил посещать заседания школьного хора, увидели некую странную романтику. Ну, ебанашки. Но что с них взять?

Словом, не происходило почти ничего хорошего, пока однажды, за завтраком, Мирон вдруг не получил весточку с воли. Какая-то угашенная, пропахшая мандрагоровым дымом сова сперва насрала ему в тыквенный сок, знаменуя благую весть, а потом грохнулась на колени, протягивая лапу с конвертом. В конверте было письмо от одного приятеля Мироша с Лютного, который вдруг вспомнил, что Мирон как-то проставился за него, и решил вернуть должок — но не деньгами, а билетами на охуенный маггловский фестиваль, на который сам не мог попасть по причине, что его теперь разыскивал Скотленд-Ярд.

"Ну спасибо тебе, братка!" — накарябал Мирон наскоро ответ прямо во время завтрака, привязал письмо обработано к лапе шизанутой совы,  сунул ей куриный окорочок в клюв на дорожку и, на зло всем квиддичистам, отправил её в полет.

Билета было два — один Мирону, второй Флетчеру, но Флетчер рыжий ирландский предатель. Всю пару по заклинаниям Мирон, вместо того, чтобы практиковать умиротворяющие чары, изучал своих одноклассников, а на перемене прошептал Хитченс, на которую и пал его выбор, как на флетчерозаменителя (только лучше, ибо не предательница), что ждёт её после обеда на поле для квиддича. То, что у нее там могли быть какие то занятия, его не особо волновало — такой шанс упускать ей было нельзя.

Явился Мирон с опозданием, ибо на обед он заявился с дорожной сумкой и пихал в неё пироги и печенья, а это заметила МакГоногалл и ему пришлось перед ней оправдываться. Сумку с припасами отстоять не удалось, однако смыться все же получилось, и вот уже, с метлой в обнимку, Мирон шагал к условленному с Хитченс месту.

— Эта МакГо меня уже заебала, — говорит он подруге вместо приветствия, безралично глядя, как она пишет матерное слово на деревяшке. — Доебалась до меня в главном зале, мол, нельзя с собой жратву в таких масштабах таскать. Вот скажи мне, ей че, жалко? У меня, может, голодное детство. Ладно, похуй. Дай прикурить.

Сделав затяжку и выпустив дым, Мирон, без лишних предисловий, деловито поправил свою маггловскую косуху, в которую нарядился сразу после скандала с деканом, смахнул с рваных джинсов грязь и запрыгнул на метлу. Со всеми этими приебками он забыл, что не обрисовал Хитченс саму суть авантюры — в голове Вогтейла все уже гремело панк-роком.

— Ты готова? Ну полетели!

Ами сидел на голой больничной койке, держа руками голову и смотря куда-то перед собой. Он не слышал разговора рядом, видел только какое-то движение. Он отключился минут десять назад, и его кофе средней степени паршивости уже давно остыл. Пить это точно было невозможно.

— Эй, ты идёшь?
Он не заметил, как Морган и Джереми встали.
— Нам ещё нужно зайти в лабораторию, профессор наверное ещё там, он обещал дождаться отчётов. Ты будешь сегодня сдавать?

Ами протянул что-то нечленораздельное и мотнул головой. Ему не хотелось сейчас каких-то лишних вопросов и внимания от своих друзей. Благо они это понимали и не пытали его насчёт того, когда он успел всё доделать и как он себя чувствует. Особенно о том, как он себя сейчас чувствует.
Никак. Не сейчас.

Он встал, поправил свою белую мантию и вылил кофе в раковину. Это была изначально провальная идея – второй день ему кусок в горло не лез. Думал, что хоть кофе как-то поможет, но… нет. Передумал.

С того момента, как Аврора оказалась в Мунго, он не мог ни на чём сосредоточиться. Как будущий медик, он должен был держать в голове десятки деталей и подробностей, касающихся больных. И он прекрасно помнил, что она ела, когда они в последний раз встречались, и как держала руку на животе. И что дыхание её было тяжелее обычного, что он принял за побочку последнего триместра беременности… Но совершенно не мог предположить, что это приведёт их сюда.

Теперь он корил себя за то, что был недостаточно внимательным, особенно сейчас, особенно в её состоянии.

Месяц назад погиб их брат. Он убит во время теракта. Магическая Британия до сих пор пребывала в шоке и трауре, Министерство проводило расследование, в Пророке писали про первые задержания. Тогда всё Мунго было приведено в боевую готовность, коридоры были заполонены больными и их родственниками, тут и там раздавались то крики, то чей-то плач.

Ами был здесь, когда всё случилось. Он был одним из первых, кто увидел Армана. Надежды там не было никакой.

Последующие дни он провёл дома, готовясь к похоронам. Он всё ещё плохо понимал, что случилось и что это значит конкретно для него. Пару лет назад не стало его отца, теперь – старшего брата… А сейчас он заполнял отчёты и параллельно ждал, не потеряет ли ещё и сестру.

Ей стало плохо в ночь на вторник. Разумеется, Ами не было рядом, и он впервые в жизни был рад, что сестра была вместе с Ним. Фоули быстро доставил её в Мунго и сообщил родным. Ами не требовалось долго собираться, на тот момент он всё ещё был в лаборатории. Домой он не хотел, тем более у него накопились отчёты...

С тех пор прошло полтора дня и новостей практически не было. Аврора спала, за её состоянием и состоянием ребёнка следили круглосуточно. Ами не сомневался в профессионализме местных врачей, но собственное бездействие и невозможность на что-либо повлиять его убивали!

В груди зияла серая пустота, а по крови разливалась тревога. Он мог бы хоть сто раз прочесть все статьи, которые нашёл про её диагноз и симптомы, но он не знал, как на лекарство отреагирует её тело и что же станет с малышом.

Аврора была на седьмом месяце. Слишком рано, чтобы вызывать роды и слишком поздно, чтобы всё прерывать. Она бы им такого не простила, да и сам Ами надеялся, что вопрос не станет ребром. К счастью, у Авроры был муж, которому придётся в случае чего решать… Но он, Ами, всегда будет той тенью, через которую она будет смотреть с горечью.

Эйвери зажмуривается и после трёт глаза. Он слишком мало спал… или слишком долго не спал. Все детали уже не имеют значения. Он вновь спускается на первый этаж и следует по до боли знакомым коридорам. Раньше он здесь не бывал, теперь его отсюда не выгнать. Он слышит голоса и сперва не может связать одно с другим. Этот голос не из этого места. Его голос принадлежит лаборатории, он курирует их курс и комментирует составы их зелий и… тем не менее он здесь.

— Увеличьте дозу на 0,5 мг и, пожалуйста, впустите в комнату воздух. Мы не хотим, чтобы мать и ребёнок лежали в духоте. Мистер Эйвери!
— Профессор!

Тот лишь кивнул ему и передал медсестре назначения. Прошёл мимо Ами и полетел по коридору – быстрыми, уверенными, элегантными движениями обходя толпу.

Ами проследил за ним взглядом, чуть дольше, чем было необходимо. Его присутствие с одной стороны удивило Ами – его семья и его… учёба ранее никогда не соприкасались друг с другой. С другой – оно вселяло в него надежду. Ами не раз видел, как работает Кристофер: быстро, уверенно и чётко. Снимает показания, раздаёт указания, контролирует процесс. Никогда не остаётся дольше, чем это необходимо, а значит, если сейчас он ушёл, Аврора была в порядке.

Ами выдохнул и заглянул, наконец, в палату. Аврора казалась такой умиротворённой и спокойной, тревога, наконец, ушла с её лица. Она дышала ровно и ничто не говорило о том, что день назад врачи боролись за её жизнь и жизнь её ребёнка.

«Поправляйся, пожалуйста. Мы вас ждём,» – Ами сжал руку сестры и пошёл к выходу из палаты.

Навстречу ему вышла женщина. Он не мог её ни с кем перепутать – Амарант Фоули, старшая сестра мужа его сестры.

— Мадам Фоули, — он слегка ей кивнул. — Аврора в порядке, она спит. Ребёнок тоже… в порядке. Но может быть он также спит.

Ами провёл по непослушным волосам. Какой позор, и он - теперь глава семьи Эйвери...
Всё-таки сон – это хорошо. Ему тоже стоит попробовать.