"Дорогой Джей!
Ромео стал совсем плох. Если так пойдет дело дальше, то он не переживает грядущую зиму и не выйдет из спячки. Поэтому, пока еще есть время, сегодня на рассвете, мы с ним отправляемся в путь.
От драконьей тоски есть лишь одно лекарство - полёт. И, либо он выкарабкается, либо... либо это будет его последний полёт.
Прости, что не попрощался лично. Знаю, что ты сказал бы, что это глупость. Даже Джоанна так считает. Но я не могу по другому.
Позаботься о Шорохе.
Если все будет хорошо, мы вернемся на гнездовье валлийцев через два дня.
Твой Лиам".
Лиам ненавидел длинные письма, а потому написал строго, по делу, и отправил Шороха с письмом ровно за пару минут, как сам закинул за плечо рюкзак с вещами, поправил хаффлпафский шарф и, хлопнув Ромео по боку, оседлал метлу. Через мгновение огромный ящер и маленький волшебник взмыли в воздух и устремились вперед, в море. Вслед им, с утеса, тоскливо зарычала драконица.
***
О драконьей хандре писали много, но все больше с какой-то философской точки зрения. Уважаемые авторы, до того подходившие к драконьей науке весьма обстоятельно и конкретно, едва дело заходило о хандре, тут же пускались в философские размышления, рассуждая о месте дракона под небом. Они пытались заглянуть в мысли колоссальных ящеров, что, по мнению Лиама, было изначально глупой затеей, ведь разум дракона и разум волшебника были так же не похожи друг на друга, как алмаз и янтарь. Один - кристальный, прочный и самодостаточный, второй мягкий, податливый, а у кого-то с пузырьками воздуха и разными тараканами.
Что-то более конкретное, чем простые измышления и бессмысленные философские размышления, написал русский волшебник из Колдостворца, Айван Гончарофф. Его способ был до гениальности прост: если суть драконьей магии - полёт, то, чтобы разжечь драконий огонь, нужно заставить дракона летать. Один дракон летать не будет, ему нужен тот, кто будет рядом, не даст уснуть, не позволит сесть, в минуты слабости будет подгонять, кричать, шуметь, злить, поддерживать, смотреть в глаза. Тот, кто будет тормошить и тот, кто не даст покоя. И тогда, примерно на второй день, драконья суть проснется и воля к жизни вернется к ящеру и он захочет домой.
Или нет. И его пламя погаснет навсегда.
***
"Я должен попробовать."
***
Сначала, Ромео не хотел лететь, его то и дело приходилось тормошить. Лиам хлестал его заклинаниями, мельтешил перед глазами, кричал, отвлекал, заставлял гнаться за собой, лишь бы увести подальше от острова. Дракон упрямился, рычал, не хотел слушаться, но каждый новый удар крыльев, казалось, становился увереннее. Когда Лиам почти уже выдохся, Ромео вдруг поспешил набрать высоту. Готовый к этому, Лиам устремил метлу следом, кутая лицо поглубже в зачарованный плащ. Встроившись в ледяные потоки воздуха, Ромео расправил крылья и отдался им, лишь изредка открывая закрытые глаза. Лиам знал, что дракон проверяет, рядом ли он - член его стаи.
Ведь так далеко драконы не летают в одиночку.
А если летают, то не возвращаются.
***
Под носом у Лиама выросла сосулька, волосы покрылись тонкой ледяной коркой. Согревающие чары и огненная вода в термосе не позволяли ему замерзнуть внутри, но снаружи он напоминал кусок льда. Ромео, защищенный чешуей и магией в крови, не считался с ним, ведь по его драконьему мнению тот, кто поднял его в воздух, мог сам о себе позаботиться. Море было так далеко внизу, что его не было даже слышно, а гигантские волны с такой высоты казались просто молочной пеной. Сколько прошло времени, он не брался судить. Солнце уже тонуло за горизонтом, но на такой высоте лучи уже почти не согревали.
Лиам выудил из сумки бутерброд, только чтобы ветер тут же выбил его из рук.
***
Даже на такой высоте, ночное небо оставались так же далеким, но все же смотрелось совершенно иначе. Росчерк млечного пути разрезал небосклон, словно тканевой полог, а из него, словно капли серебряной росы, сыпались яркие-яркие серебристые звезды, и походило это вовсе не на астрономические карты, а на отражение фей в поверхности пруда..
Ромео сбавил темп и опустился ниже, к морю, Лиам умудрился наконец снять перчатки, поесть и выпить бодрящего зелья.
Огромный месяц завораживал. Таким большим с земли он не казался никогда. Лиам на секунду вообразил себя лунтеленком, и, набравшись смелости, отпустил руки с древка метлы, расправил их, словно крылья, и подставив лицо морскому ветру и свету луны, закрыл глаза. Ромео рядом, кажется, делал тоже самое.
Сердца гигантского ящера и маленького волшебника, кажется, бились в унисон.
***
К утру, Ромео снова набрал высоту. Он летел уже совсем уверенно и быстро, словно знал, куда. Лиам едва успевал за ним, то и дело падая в воздушные ямы. После ночного единения, Ромео, кажется, ожил, и теперь решил испытать скорость на вкус, выторяя в небе виражи и и восьмерки. Лиам лишь завороженно смотрел за танцем своего друга в лучах восходящего солнца и не замечал, что его волосы и ресницы снова покрывались изморозью.
***
Они встретили кита.
Ромео пролетел прямо через фонтан воды, выброшенный морским хозяином. Лиам завороженно слушал песню пучины, а Ромео рычал ему в унисон - низко, гортанно. Когда огромный кит выпрыгнул из воды, окатив их брызгами, волшебник едва удержался на метле, а Ромео вошел в штопор, разбрызгивая капли вокруг. В них отражались его янтарные глаза, а в брызгах заблестела радуга.
"Плыви с миром, морской хозяин".
"Лети с миром, хозяин небес".
Что рядом с ними маленький волшебник? В состоянии ли он оценить всю красоту их песни? Способен ли увидеть все цвета этой радуги?
***
Лиам чувствовал, что устал. Зелья работали, но с каждым разом все меньше и меньше. Все запасы пищи были или съедены, или принесены в жертву морскому ветру. Месяц убывал, но звезды оставались такими же яркими. Лиам держался крепко. Он чувствовал, что они на верном пути, но хватит ли ему сил не упасть в море?
***
Когда солнце взошло снова, Ромео протяжно завыл.
Драконы не владели речью, но этот рык мог означать только одно.
"Д О М О Й".
***
Лиам уже не знал, в какой стороне дом, но он не сомневался, что Ромео знает дорогу. В глубине глаз ящера больше не было тоски - ни капли. В них, как и прежде, пылал огонь и, кажется, это чувство было заразительным. Пусть Лиам смертельно устал. Пусть он, кажется, намертво примерз к метле, но сердце его билось, кровь была горячей. Кажется, полет лечил от тоски не только драконов.
Он уже знал, что сделает, когда вернется.
Знал, кого поцелует и обнимет крепко.
И не отпустит никогда.
***
Буря пришла внезапно. Ромео набирал высоту и Лиам пытался тоже, но в метлу ударила молния и она вспыхнула, а следом вспыхнула и палочка. Лиам падал вниз, в море. Говорят, что перед смертью перед глазами пробегает вся жизнь. Лиам же не увидел ничего.
Он смертельно устал.
***
На исход второй ночи, Ромео вернулся на остров, но вернулся один.
***
Быть может, перед глазами Лиама не промелькнула вся жизнь потому, что ему не было суждено умереть. Страхующие чары в метле замедлили падение, а приземлился, подхваченный крыльями бури, он не в морскую пучину, а на крошечный скалистый остров. Будь Лиам в сознании, он мог услышать песню шелти. Во сне виделась ему женщина в пучине морской - она пела колыбельную на древнем языке и, кажется, лишь эта колыбельная уберегла его от смерти.
Пришел он в сознание уже утром. Живой. Практически невредимый - чего не сказать о палочке и о метле.
Это было настоящее чудо. И обязан Лиам им был гостье из сна. Кто же она?
В рюкзаке было последнее согревающее зелье. Раздевшись и развесив мокрую одежду сохнуть на скалы, Лиам одним глотком осушил зелье. Остров был крошечный - три скалы и несколько деревьев, здесь не водилось никого, кроме морских птиц.
Но, после драконьей терапии, Лиам знал точно только одно: он не хотел умирать.
Возможно, он сделает плот, а если надо - отправится в вплавь.
Передохнет немного лишь.
Воля к жизни в нем горела как никогда ярко.
***
В одном драконолог из России был прав. Полёт - лучшее лекарство от тоски.
✦ 
