Лима встречала жарким солнцем и шумными улочками. Тристану была по душе такая смена атмосферы, вечно чопорный и дождливый Лондон надоедал. Мужчина сменил длинные рукава и мантию на более простую футболку, которую приобрел в местной лавке. Мантии здесь были не в таком обиходе, как дома, однако он приобрел одну с охлаждающим заклинанием. Было довольно необычно. Он уже нашел себе наставника, ведь тайны создания порошка Перуанской тьмы манили его, да и в прочем другие редкие артефакты тоже. Сильвио был не слишком сговорчивым, однако талант и настойчивость Слагхорна сделали свое.

Сегодня у него как раз был выходной, ведь Сильвио отправился на день к семье. Собственно Тристан не слишком расстраивался по этому поводу. У него был повод прогуляться по городу, купить несколько редких книг, попрактиковать его пока очень ломаный испанский. Кафе на небольшой площади приглянулось ему сразу, он устроился в тени небольшого зонтика и просматривал приобретенную книгу за чашечкой ароматного кофе. Обычно он предпочитал чай или что-то покрепче. Однако в Перу кофе был явно более популярным напитком. Тристан немного теряется в книге, но девушку за соседним столиком замечает, как только официант приводит ее к столику.

Девушка была невероятно красива, по разговору Тристан тут же услышал французские нотки в ее акценте. Мужчина чуть улыбается, а спустя какое-то время подсаживается к ней за столик.
- Вы здесь в отпуске или по работе, мисс? Мужчина говорит на французском довольно свободно, хотя практики давно не имел. - Не думал, что встречу здесь кого-то из Европы. Он улыбается и спешит представиться, ведь еще не успел сделать это. - Меня зовут Тристан Слагхорн. Надеюсь я вас не очень потревожил.

Слагхорн бросает взгляд на ее книгу, ему любопытно, что она так увлеченно читала. Артефакты... Занятно, по сути его новая покупка отличалась лишь направлением, его куда больше интересовали зелья. Хотя в артефактах тоже был свой шарм. Мужчина улыбается, чуть смещает пальцы от названия книги. Тристан от чего-то даже не задумался, что она может быть не волшебницей, но ее книга развеяла его сомнения, поэтому он показывает ей и свою книгу.

Небольшой букетик небесно-голубых немофил в её руках слишком контрастировал с тёмной материей пальто, она непроизвольно хмурилась, вновь и вновь возвращаясь мыслями к предстоящему выходу в свет и перебирала весь список необходимых приготовлений, — в таком виде Марджори вполне сошла бы за задумчивую и очень скорбящую родственницу, решившую навестить не так давно ушедшего близкого человека. Но это было неправдой. "Марджори, Марджори, Марджори. Что ты делаешь тут?", — гулко отдавалось в мыслях с каждым шагом. Кладбище, разумеется, не самый лучший выбор места для прогулок. Особенно для молодой девушки. Особенно для замужней молодой девушки. Особенно для той, что совсем недавно сменила свою фамилию.   

— Место себе присматриваю, — почти беззвучно отвечает волшебница сама себе, растирая руки: осенняя прохлада пронырливо обходила тонкий слой ткани перчаток и заставляла пальцы мёрзнуть. Это была почти правда: через несколько дней должен был состояться первый выход в свет с мистером, то есть господином Флюмом, и Марджори правда не знала, что будет лучше — заковать себя в платье и заставить себя улыбаться или же прилечь в каком-нибудь склепике с красивым венков на двери, чтобы уснуть, желательно, навсегда. Второе могло бы казаться не такой уж и отталкивающей перспективой, но за прошедший месяц бывшая Макмиллан стала так хорошо спать, что достигла того недостижимого для многих состояния, что называлось «выспалась». К тому же Эдвин Флюм до сих пор — к несказанной радости Марджори — проявил ровно ноль интереса к своей супруге. Если выход в свет пройдёт гладко, скорее всего так и останется, а спать на мягкой подушке и удобном матрасе куда удобнее, чем деревянном гробу; на кладбище новоиспеченная «леди Флюм» была сегодня не для того, чтобы выбирать дизайн своего надгробного памятника.

Она действительно пришла отдать дань уважения, но вот только не своему родственнику, а мистеру Теккерею. Год, всё-таки, очень много, за это время так много всего может произойти в жизни, и жаль, что Марджори Макмиллан так была погружена в водоворот собственной жизни, что не смогла быть рядом со своей подругой на похоронах её отца и не помахала ей рукой на прощание, когда та отправлялась в Америку покорять новые вершины. Единственное, что жительница туманного Альбиона могла сделать — это по просьбе, робко озвученной подругой в письме, сегодня навестить мистера Теккерея и постараться восстановить те связи, которые ещё можно было восстановить.

Проблема со старыми кладбищами была одна: они были столь обширны, что найти нужное захоронение вызывало проблему. К письму, конечно, же был приложен подробный маршрут и чёткие инструкции, как найти нужную могилу. Через главный вход, на третьей аллее направо, мимо полуразрушенного ангела с венком на постаменте, обвитым плющом, потом на третьей развилке налево и вперёд мимо трёх склепов. Флюм чётко следовала указаниям, с неким сожалением проводила ангела, прошла ещё немного, повернула налево, а потом... потерялась: вторая проблема старых кладбищ заключалась в том, что смотрители порой переносили старые и давно заброшенные могилы в другие места, если родственники и городские службы давно не интересовались своими почившими.

Марджори в третий раз прошла мимо ангела, сочувствующее смотрящего ей вслед, вздохнула и поняла, что не сможет уйти, не исполнив просьбу Теккерей: в конце концов это было, возможно, последним признанием в тех узах, той дружеской любви, что Марджори испытывала к подруге на протяжении всех школьных лет. Та ведь с большой вероятностью больше не приедет в Британию. Немного поразмыслив и ещё раз протяжно вздохнув, потеряшка признала, что ей нужна помощь. Благо, часовни всё ещё работали, и скорее всего, у работников кладбища должен быть реестр всех усопших и их «адреса».

По правде она сначала даже не поняла, что это её имя прозвучало, то самое, что звучало в гостиной факультета за синими пологами, то, каким её, как казалось, почти никто уже не называл: Марджори прошла несколько шагов, глядя себе под ноги, и только потом остановилась, удивленно осматривая окрестности часовни, пока её взгляд не сфокусировался на фигуре впереди.

— Оу, — её глаза округлились, удивленно рассматривая мужчину. — Оу! — когда осознание окончательно укоренилось в мыслях, Марджори просияла в ответ так, что если бы была солнцем в небе, то точно бы разогнала все серые клубы туч, просто от радости видеть перед собой знакомое лицо. Она быстро преодолела расстояние между ними, завела руки за спину, и, разглядывая Инвара, с улыбкой произнесла: — Так вот, где вы были все прошедшие года, мистер Бернадот? Прятались здесь от меня? На кладбище? — с наигранным укором произнесла она и драматично возвела глаза к небу. — Ах, не стоит, не убеждайте меня, что ваша красота сияет так ярко, что вы здесь скрываетесь вовсе не от меня, а от табуна поклонниц, — Марджори всё также нарочито-наигранно посмотрела за спину Инвара, будто бы ища там дев, что как брачующиеся куропатки имели свойство обступать его на светских приемах, но заметила лишь одну девушку, явно отставшую от своей горюющей семьи и не менее явно не со скорбящим взглядом изучала спину и, видимо, ягодицы мужчины. Их взгляды встретились, Марджори многозначительно улыбнулась, и девица тут же поспешно отвернулась и прибавила шаг, догоняя своих родственников. — Не то, чтобы я осуждала, конечно, — прикрывая искрящийся взгляд черными ресницами, пожала плечами и, спустя мгновение, посмотрела Инвару в глаза и уже без всей этой театральщины сказала : — Я правда очень рада тебя видеть.   

случившееся на днях сильно взбесило джорджину. драматичная сцена, устроенная адамом в школьном коридоре, стала достоянием большей части учеников, а те, кто ничего не видел, достаточно быстро услышали подробности от своих знакомых и додумали недостающие детали. это и выводило. казалось, каждый, кого джо встречала на своем пути за последние дни, так или иначе оценивающе косился на неё. их шёпот за спиной. напряженное молчание. взгляды прикованные к телефонам, когда она проходила мимо. коллинз почти что слышала, как их тонкие пальцы стучат по экрану: "джорджи идёт к правому крыльцу школы. что она забыла в спортзале? может идет целоваться с бэрроу?","видел, как джо зашла в кабинет медсестры. ставлю двадцатку, что она залетела", "джорджи и адам - как люди из параллельной реальности. что она в нем нашла?", "что он в ней нашёл? она же крашенная кукла, да на ней тонального крема больше, чем побелки на стенах столовой". кому-то джорджи нравилась, кому-то нет, но вся эта ситуация точно не оставила равнодушных.

поначалу коллинз приняла тактику неприступной крепости, она старалась не обращать внимание на перешептывания, вести обычную жизнь и по возможности избегать адама, чтобы не навлечь на себя еще больших проблем. обычно сплетни в старшей школе угасают достаточно быстро, им на смену приходят все новые и новые, так что потерпеть оставалось максимум пару недель. джо мысленно все время возвращалась в школьный коридор, хотя старалась не думать обо всем этом. вот адам прижимает её к стене на глазах у одноклассников. вот он наклоняется к ней ближе. вот он смотрит ей прямо в глаза. вот она кладет руку ему на грудь...и толкает, что есть мочи. "не приближайся ко мне". слова слетели с губ и зависли в воздухе. джорджи чувствовала себя отвратительно. как он смеет так с ней обращаться?! будто она... его собственность. собственность адама бэрроу. человека, за спиной которого не было ни гроша. человека, который решил поставить на ней клеймо, словно на корове, потому что первый её увидел. выиграл в салочки. еще и на глазах саймона, одного из самых симпатичных парней школы. да джо неделю вокруг него вилась, чтобы он пригласил её на выпускной!

прошёл день, три, неделя, а сплетни все накапливались, словно огромный снежный ком. казалось, даже лучшие подруги джо переглядывались, когда та старательно отпиралась от каких-либо отношений с адамом. тому, казалось бы, ситуация была только в радость. проходя мимо коллинз в коридоре он постоянно ей подмигивал или старался коснуться её руки, благодаря чему подогревал интерес окружающих к происходящему. джорджи понимала, что устраивать скандал нет никакого смысла, вряд ли это сыграет ей на руку, поэтому просто не обращала внимания. но всему, как известно, есть предел.

— оставь меня в покое, - джорджи нашла адама на спортивной площадке для лакросса, курящего, смотрящего куда-то вдаль и как всегда чертовски привлекательного. она встала в нескольких шагах позади него, не решившись подойти ближе. коллинз понятия не имела, что стоит от него ожидать, поэтому лучше держаться безопасного расстояния. ничего не произошло, — это же просто невыносимо. все вокруг только нас обсуждают! ты долго еще будешь делать вид, что меня здесь нет? эй! джо не выдержала, она преодолела несколько оставшихся шагов за считанные секунды и встала прямо перед бэрроу. его весьма соблазнительный взгляд поднялся по её ногам, по телу, по шее и остановился в районе лица, после чего на физиономии расцвела довольная улыбка в стиле чеширского кота. нервный выдох сжал грудную клетку джо, но она все равно продолжила, — я говорю, оставь меня в покое! все вокруг шепчутся и задают неуместные вопросы, даже подруги не верят мне и всё из-за тебя. чего ты ухмыляешься, я с тобой разговариваю, адам!

— что, прости? ты что-то сказала? - с самым что ни на есть ангельским выражением лица бэрроу достал наушник из одного уха. джордж уже не могла различить, когда он над ней издевался, а когда действительно был серьезен, но сама абсурдность ситуации заставила её едва ли не зарычать из-за собственной глупости. о чем она вообще думала? поговорить с ним спокойно? это вообще возможно? пальцы нервно теребящие край джинсовых шорт сжались в кулак. как же ей хотелось сейчас залепить пощечину по его лыбящемуся лицу, но повода ведь не было, кто же виноват, что она не удостоверилась в том, что он её слышит!

— я...я...ничего. то есть, тебе лучше отстать от меня. вот! - не найдя в лексиконе чего получше, джо дернулась от переполняемой её злости, резко развернулась и пошла в сторону столовой. ей хотелось провалиться сквозь землю и больше никогда не бывать в стенах учебного заведения. может и правда перевестись куда-нибудь? с одной стороны, выход не плохой, с другой, слухи - недостаточный повод для перевода да и вес остальные школы были значительно дальше от дома, а это непозволительно в том случае, когда есть младшая сестра, за который нужен присмотр.

— надеюсь, ты пришла, потому что соскучилась, - услышала джорджи слова адама, доносящиеся ей в след, и не придумав ничего получше, показала ему нелицеприятный жест из одного пальца. как же он её все-таки бесит! ну как один человек может доставлять столько проблем, абсолютно ничего при этом не делая?

***

джорджи не могла пошевелиться всякий раз, когда он так неё так смотрел. чистый, искренний взгляд несчастного человека, раненого, старающегося выкарабкаться из собственноручно вырытой ямы, окруженной капканами. слёзы мелкими струйками текут по её щекам, ища убежища в складке между губами. сумка в руке становится невыносимо тяжелой, словно в ней уместилось целое кладбище несбывшихся надежд, так что пальцы медленно разжимаются, один за другим до тех пор, пока не оказываются полностью свободными. рюкзак на плече все еще продолжает тянуть плечи куда-то вниз. джо пытается не смотреть в глаза адаму, потому что это слишком страшно. что она там увидит? боль? отчаяние? тревогу? точно, ничего хорошего. если она посмотрит, то уже не сможет уйти. не осмелится. не хватит сил. адам касается её щёки, и это нежное, едва уловимое движение выключает легкие. ни вдох, ни выдох, только молчание.

секунда полного единения. джо не выдерживает.
она поднимает взгляд.

кислород врывается в легкие ударом в грудь, так что губы сами собой размыкаются, пытаясь поглотить как можно больше воздуха. джорджина больше не может себя контролировать. ещё минуту назад она готова была сжечь все на своем пути, но выйти из маленькой квартиры с гордо поднятой головой и забитыми под завязку чемоданами, чтобы больше не переступать этот злосчастный порог. еще минуту назад она оставила бы адама бэрроу в прошлом, делая километровые шаги в будущее. еще минуту назад она была уверена, что справится. целую минуту назад. сердце сделало кувырок и застряло где-то в районе глотки. руки сами собой тянутся к голове адама, пальцы зарываются в его волосы, как в что-то родное, тёплое, мягкое. конечно, она останется. разве сможет уйти. джо сбрасывает рюкзак и тот камнем падает на пол, но, кажется, никто из присутствующих не обращает на это внимания.

— я никуда не пойду, - коллинз целует парня в подбородок, чувствуя болезненные уколы поросшей щетины, — мне нужно умыться.

бросая короткую дерганную улыбку, джо быстрым шагом направляется в ванную. как только дверь захлопывается, она наконец-то может выдохнуть. комната кружится, нарушая координацию, так что приходится включить воду и несколько раз смочить лицо, чтобы наконец-то вновь начать понимать, что происходит. коллинз поднимает глаза и смотрит на себя в зеркало. от прежней джорджины почти ничего не осталось, кроме коротких шмоток и тонны косметики: ни искрящегося блеска в глаза, ни гладких ухоженных волос, ни милых ямочек, превратившихся теперь во впалые скулы. она была истощена не меньше, чем адам, но старалась не подавать вида даже себе самой. конечно, она останется. разве может его так оставить? нет. не сегодня.

когда джорджи вышла из ванны, адам уже спал, так что ей пришлось уместиться в кровати рядом и пролежать около двух часов, ни о чем не думая и обнимая дорогое ей тело. об уходе не может быть и речи. наверняка, адам изменится. он услышал её молитвы и вот теперь точно всё пойдет в правильную сторону. они снова будут смотреть фильмы ночи на пролет, гулять по мостовой по воскресеньям и много смеяться, так громко, что все прохождие будут оборачиваться. джорджи, знала, что так непременно будет. она в это верила. он исправится.

спустя неделю адам перестал появляться дома. спустя еще шесть дней - перестал отвечать на звонки.

во время утраты мало кого вообще заботит внешний вид, но племянница словно назло своему дяде произносила эти фразы раз за разом. его черные как ночь глаза ничего не выражают и оставляют лишь полутона и догадки. минчум не любил выкладывать все карты на стол, любил мистику и загадочность, которая сочилась из него при каждом вздохе еще с рождения. поэтому, когда она показывается внизу и снова произносит пару фраз он лишь хитроо улыбается: — могу говорить, что ты красива каждый день, даже в такой день. — спокойно проговаривает он, отпивая последний глоток черного кофе без сахара, который он успел выпить пока она выходила из своей зоны комфорта.

мужчина благодарен за вино, но не комментирует, ведь это не более чем чистокровный этикет. скорее всего домовые эльфы принесли бы вино и без команды хозяйки, потому что они уже этому научены. сейчас это имело мало значения. эзра был тут не для того, чтобы наслаждаться вином или кофе. он был тут по делу.

его широкие плечи не сгибались не под смертью кузена, не под смертью жены. ненависть собственной дочери тоже отскакивала от него словно вода от гусиного оперения. даже то, что он, очевидно, лишиться должности заместителя министра в ближайшее время никак не делало его образ как либо слабее, особенно в глазах той, женской, половине носителей его фамилии. может быть сестра заметила, что он курит чуть больше сигар, а дочь заметила, что он поднимает крылатого коня на большую высоту, словно желая рискнуть и рухнуть вместе с ним вниз из разряженного воздуха.

он не молодел. его жизнь все больше была похожа на что-то конечное. ведь вокруг все умирали. его кузен. его отец. его жена. почему эта рулетка безумия не выбрала его. почему министр погиб, а заместитель выжил. потому что у него были дети младше? вряд-ли. эзра поправляет волосы своими пальцами и делает глоток вина, чтобы смочить горло перед ответом.

— фактически да. у тебя больше нет этого дома. - он расстегивает пуговицу дорогого пиджака и из кармана внутреннего достает пожелтевшие страницы. это завещание гарольда. — это его последняя воля в которой ты считаешься его наследницей только в случае, если на момент смерти ты замужем. - он протягивает бумаги домовому и смотрит как тот бережно несет его девушке. — а так со дня его смерти я твой опекун, распорядитель наследства, которое я обязуюсь передать. — он делает еще глоток и ждет пока бумаги окажутся в её пальца. — как только ты выйдешь замуж. — договаривает он. ставит бокал и откидывается на спинке стула, чтобы дать лори врем прочитать все документы и просто слушает шуршание пергамента.

когда он ловит на себе её взгляд, который полон негодования, так ему показалось и мужчина просто пожимает плечами. там можно заметить, что завещание составлено пять лет назад, незадолго до назначения эзры на пост заместителя. на самом деле гарольд, наверное, искренне доверял кузену. это было даже трогательно. потому что с родным братом у минчума были вовсе не такие отношения. брюнет облизывает пересохшие за время ожидания губы и добавляет: — я у юриста спросил, можем ли мы с тобой пожениться, раз такое условие. мне сказали нет. — вряд-ли этим предложением можно было бы развеять весь шок от того, что теперь скрывалось за этим пусты траурным столом. где домовой уже поставил торт. — но если хочешь я куплю порт-ключи в америку. — он подмигивает. — я же теперь могу. - тем самым он намекает на то, что ему еще не все удалось уладить после смерти собственной жены, но он будет рад помочь лори с её проблемами, так как если бы действительно отвечал за ней.

— я думал это все в бумагах просто шутка старика-отца, но когда сегодня увидел тебя… — он кашляет в кулак. — такую неотразимую. — невинная ухмылка. — понял, что возможно, твой отец тебя знал лучше и опекун тебе действительно нужен. — мужчина смотрит внимательно, чтобы понять на самом деле что чувствует девушка, которая узнала, что несколько старых мужчин даже после смерти пытаются решать за неё где ей жить и что ей делать. — комнату я подготовлю поближе к своей. - звучит как призыв собирать вещи уже прямо сейчас.

"Родольфус, мой дорогой Родольфус, я все поняла, кому ты читаешь Империо. Кто говорит за тебя."- Белла подумала, что ей всегда было жаль того паренька, которым руководил Родик, у него был такой искренний и даже немного потерянный вид. День простоять, ночь до рассвета продержаться, под авадами Линдси, было его мечтой.
"Я читаю империо знаешь кому?"- горделиво похвасталась Беллатрикс и показала Родольфусу портрет знаменитого в магическом мире аврора.
-"Правда, моему аврору угрожает Линси. Ну та дура, идиотка в розовом платьице. Ее весь магический мир ненавидит. Она знаешь кому читает империо?"- Тут Беллатрикс не выдержала и начала хохотать. Лестрейндж зачем-то взяла зеркальце и начала вглядываться в него.
"Родольфус, скажи честно, неужели я похожа на Линдси? Это же ужасно, быть похожей на эту грязнокровку-аврорку. О Родольфус"- Беллатрикс думала о том, как поступить с Линд, и как поступить с их верными магглами, и что делать теперь с аврорами, которым они зачитывали Империо в три рупора. Распознав, кому Линдси читает Империо, Беллатрикс стало смешно. Ей было так смешно, что даже немного противно, Белла испытала испанский стыд за все магические школы мира сразу. Не понимать, кто стоит за одним из паяцев, это стыдно, дамы и господа. Без совета Родольфуса Белла не представляла, как выйти из этой паскудной ситуации. Самое простое было конечно, допросить Линдси, попросить назвать ее свое полное имя, предъявить документы, а можно было и вовсе не возиться с ней и зачитать ей Аваду Кедабру. В Хогвартс только похвалят за то, что Белла решила уничтожить зарвавшуюся грязнокровку, и никакого Азкабана за аваду грязнокровке им не будет.
"Не нужно так смотреть на мои ноги."- застенчиво сказала Беллатрикс Родольфусу и протянула ножки на стол, как истинная Ильверморнинка. -"Ай какая луна на небе! Луноликая, как подружка Линд."
Беллатрикс вспомнила крысиное выражение лица подружки Линд, и подумала, что скоро ее эти грязнокровки так научат свистеть и врать комплименты, что всех святых грязнокровных дур придется вон выносить из их квартир. Белла знала, где искать Линд. "Вот она"- Беллатрикс указала на вейлу, облик которой приняла волшебница Линд, чтобы спрятаться.

♪ Neteta - Kissing the Shadow

---

I guess I had a luck to meet the right one
But it just happened at the wrong time
That's why I...
I'm kissing your shadow goodbye

[indent]  Представь на секунду, что ты и я это две планеты на окраинах Млечного пути, разделенные сотнями миллиардов звезд. До нас каким-то мистическим образом доносится свет друг друга, но это единственное, что нам остается. И казалось бы, что значит это расстояние по меркам бескрайнего и безграничного космоса, если свет друг друга нестерпимо бьет в глаза, а желание коснуться разъедает просоленные души? Возможно, завтра нам повезет больше, наша галактика сожмется до размеров лесного ореха как в фильме «Люди в черном» и приложив даже самое маленькое усилие, мы сможем взглянуть друг на друга совершенно по-другому, без всех этих вечно возникающих, между нами, стоп-факторов. Знаешь, я, конечно, люблю старые добрые сказки, но пока что предпочту, к сожалению, несуществующий нейрализатор. Почему-то рядом с тобой я предаю горячо любимое фэнтези и выбираю фантастику, по-прежнему полностью теряя всякую связь с реальностью.

[indent]  С тобой легко. Странно, но впервые в жизни тревога покидает мое тело, причем, наедине с незнакомцем. Когда сегодня утром я сошла с самолета в аэропорту Нью-Йорка, мне показалось, что город, да и я вся страна отвергает меня. Холодный ветер швыряет в лицо холодные капли воды, а волосы путаются даже под капюшоном толстовки. Здесь все неправильно: погода, воздух, шум, люди. Гул голосов сливается в непрекращающийся зловещий шепот «Беги», а безликие незнакомцы больно толкаются, пытаясь первыми сесть в такси. Всего пару минут назад я проклинала себя за эту короткую поезду на другой конец света, а сейчас пытаюсь запечатлеть в памяти каждую секунду с тобой в лифте. Твоя рука все еще крепко сжимает мои пальцы, и я боюсь разорвать столь невинный контакт. Почему-то все страхи, правила и здравый смысл улетучиваются рядом с тобой, пока я прокручиваю в голове твое имя, понимая, что я не смогу его забыть. Быть может, это не так уж и плохо – рисковать?
[indent]  - Чтобы ты понимал, с этими ребятами мы приехали вместе, просто Люку надо меньше пить, - я машинально пожимаю плечами, прямо как ты и едва заметно смеюсь от сего факта. - Видимо сегодня он решил поставить новый мировой рекорд по количеству выпитого алкоголя за один вечер. Не удивительно, что они не разобрали наших лиц. – Встретившись с тобой взглядом, я улыбаюсь, впервые за прошедшие сутки искренне, а чувство неконтролируемой радости от сложившейся ситуации распространяется по телу с бешенной скоростью. – Ты мог видеть меня в «Битве Титанов» или клипах Plan B, потому что вряд ли у вас популярны британские сериалы. Но дома я известна по сериалу «Молокососы». – Я отпускаю твою руку, чтобы мы оба могли накинуть на себя верхнюю одежду, стоит нам выйти из лифта и останавливаюсь возле двери. – Ты ведь тот парень с красным носом из «Доктора Хауса» и «Офиса», верно? Прости, я редко смотрю современное кино.

[indent]  Самые счастливые моменты в моей жизни происходили на кухне твоей Нью-Йоркской квартиры, а таксисты, везущие в аэропорт, видели больше моих слез, чем кто-либо в мире. Глупая музыка из колонок в гостиной соединилась воедино с нашим непрекращающимся смехом и звоном бокалов, пицца, принесенная курьером в два часа ночи – самое вкусное из того, что я когда-нибудь ела. Мы разговаривали до пяти утра и периодически молчали, глядя в окно, зная, что другой сможет понять без слов. Ты менял контактные линзы на очки, пока я неуклюже кружилась по квартире под музыку и твои глупые выкрики. Вся накопленная усталость улетучивалась в миг рядом с тобой, даже если долгожданную встречу сопровождали долгие месяцы работы по шестнадцать часов в сутки. Но стоило тебе в последний раз обнять меня на прощание, как эмоции просачивались сквозь пальцы как песок, пока ноги утопали в Сахаре. В такие моменты окончательно понимаешь, что быть с тобой рядом – это как стоять на гвоздях, пока душа пытается просочиться через кровоточащие раны. Я бы рада сойти, вот только ноги отказываются двигаться, а я сама, кажется, разучилась ходить. Каждый раз по пути, вплоть до посадки в самолет я сжимала телефон в руке и ждала, что ты позвонишь. Скажешь, что все понял и не хочешь ждать еще один год до следующей встречи, что я заслуживаю большего одного дня. Но ты не звонишь, а я – жуткая трусиха, мне никогда не хватит смелости подпустить тебя слишком близко, отчетливо понимая, что ближе, чем ты никого и никогда не будет.
[indent]  Ты – это вечное состояние dйjа vu, теплые пальцы, обхватывающие холодный бокал с белым сухим и равнодушное выражение лица. Никакого накала страстей, нет ощущения вечной любви, которая следует за нами через века, телефон на беззвучном режиме, зная, что я никогда не пропущу жизненно важный звонок. Мне не нужно искать твой взгляд в толпе, оборачиваться на знакомый парфюм и даже похожий голос абсолютно не вызывает эмоций. Ты – история, которую я запишу в потрепанный блокнот и сожгу в камине, через пару десятков лет. Я пишу тебе письма, электронные, до безумия проникновенные и искренние, но, к сожалению, только в заметках. В самолетах, машинах, в гостиничных номерах, в стенах собственного дома. Искренне верю, что однажды мне хватит смелости отправить их по адресу, но головой понимаю, что это не больше, чем самообман. Безмолвные разговоры с потолком по ночам, разбитые мечты, утопленные в стакане и сотни смазанных лиц. Я отпустила. Говорят, что судьбу нельзя изменить, ее просто нужно принять и по-хорошему – полюбить. И я приняла тот факт, что история не знает сослагательного наклонения, но продолжаю перебирать в памяти значимые моменты, будто их можно изменить. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу часто моргающие веки при тусклом освещении, вздернутый при смехе кончик носа и темные завивающиеся волосы, которые ты никогда не укладываешь. Тебе двадцать пять, ты завороженно рассказываешь мне о том, как искрятся ее глаза в свете фонарей и как ты тонешь в ней. Я еще не ненавижу ее, но отчетливо понимаю, что внутри меня умирают разноцветные бабочки, которых настигла буря. Если я корабль, то ты водоворот, который нещадно засасывает меня внутрь, хоронит меня в пучинах океана, до которых недостает солнечный свет. Она же – скалистый берег, который разрезает твои волны, словно бумага тонкую кожу на пальцах. Я больше не вижу твоих зрачков, потому что их поглотила ее тьма. Я давным-давно отпустила тебя, потому что всякую надежду заморозила полярная стужа.
[indent]  Вглядываюсь в твое, в очередной раз похудевшее для очередной роли, лицо и понимаю, что нужно смотреть намного глубже. Всю твою боль и сомнения невозможно разглядеть лишь раз заглянув в глаза, потому что они давным-давно проникли глубоко под кожу, но их невозможно скрыть, просто отведя взгляд или обессиленно поджав губы. Ты – огромный сгусток переживаний и душевным метаний, которые пытаются вырваться наружу, а ты по привычке пытаешься их отодвинуть в долгий ящик, словно они не смогут прорваться. По правде говоря, я не могла представить, что когда-нибудь увижу тебя в подобном состоянии и как мне будет больно от этого. Да, раньше я думала, что, расставшись с Эммой ты сможешь дышать полной грудью и снова станешь тем, кого я когда-то знала – веселым, счастливым и свободным, но реальность оказалась другой. Сейчас я готова на все что угодно, лишь бы избавить тебя этого, даже заявиться на порог ее дома и исчезнуть из твоей жизни. Оказывается, самое сокровенное из моих желаний причиняет еще большую боль. – Хорошо, пошли.
[indent]  Я крепче сжимаю твою ладонь в своей и во второй раз отмечаю, насколько она ледяная, словно ты промерз насквозь, вплоть до души. Ты говоришь, изливаешь мне все то, что сидит внутри тебя уже несколько месяцев, а я сама не могу отделаться от чувства, насколько происходящее неправильно. Почему в одно лишь мгновение жизнь столь близкого мне человека рушится как песочный замок, а я не могу подобрать по-настоящему нужных слов? – Не бывает «той» или «не той» любви. Если ты любишь человека, все остальное отходит на второй план, а ты изо всех сил пытаешься сохранить это чувство. Кто-то любит тихо и молча, а кто-то крушит мебель и бьет посуду, потому что каждый сам решает, какая она – его любовь. Если взгляды обоих людей схожи, то неважно, что происходит за закрытыми дверьми, потому что они счастливы. Но на вопрос, была ли ваша история счастливой или нет, можете ответить только вы оба – вместе и по-отдельности. Но ты любил ее, это точно. – Я осекаюсь, заставляю себя сглотнуть подступающий ком и продолжаю все тем же спокойным голосом. – Вы оба любили друг друга и, возможно, до сих пор любите, но весь твой вид буквально кричал о том, как ты счастлив, что она рядом. – Заметив, что мы подходим к скамье с нашими инициалами, свободная рука начинает предательски подрагивать, а уверенность в том, что я и дальше смогу не показывать эмоции тает на глазах, когда ты говоришь, что после наших редких встреч находишь ответы всякий раз. – Может дело в том, что я просто незаинтересованное лицо, в отличие от близких людей, которые окружают тебя? Иной раз, каждому из нас сложно подумать о том, что он сам хочет, а не кто-то другой. Просто иногда нам с тобой не хватает здорового эгоизма и настоящего друга рядом.
[indent]  После твоей последней брошенной фразы мое самообладание дает сбой, а голова взрывается от не прекращающегося внутреннего крика - «Беги, идиотка. Пока не стало хуже». Я отпускаю твою руку и устало облокачиваюсь на спинку лавочки, вытаскиваю из кармана пальто пачку сигарет вместе с зажигалкой и поднимаю взгляд куда-то наверх, бессмысленно пялясь в темнеющий небосвод. – Забавно, - я прикуриваю уже слегка смятую сигарету, которую вертела в руках несколько секунд и позволяю дыму достигнуть легких, абсолютно не чувствуя вкуса. – Нет, правда забавно, потому что Бен завидовал тебе: Эвану Питерсу – востребованному молодому актеру, моему таинственному другу, чьего имени я не могла назвать даже спустя столько лет брака. Завидовать было нечему, Эван. Вечно молчаливая и хмурая жена, которая готова уехать на полгода в любую точку мира, лишь бы лишний раз не устраивать скандал. Я не ждала его дома с улыбкой и апельсиновыми кексами, не могла высидеть даже полчаса при просмотре его любимых фильмов и ненавидела совместные выходы куда-либо. Я не любила его, да и вообще не уверена, что когда-нибудь кого-то еще раз смогу полюбить. – Сигарета медленно тлеет в руках, а ветер с силой бьет по лицу, заставляя глаза слезиться с удвоенной силой. – Хочешь совет? Отключи голову, - я поворачиваюсь в твою сторону и решаюсь посмотреть в твои глаза. – Ты словно каждый раз наказываешь себя за что-то. Каждый раз, когда жизнь налаживается, ты считаешь, что не заслуживаешь счастья и сам придумываешь себе наказания, будто закапывая себя глубоко под землю. – Сигарета летит в ближайшую урну, а я обхватываю твои ладони своими руками. – Отключи голову и пойми, чего ты хочешь. Не то, чего ты должен желать, не то, что правильно и хорошо, потому что это только твои желания и никто не имеет права осуждать тебя за них. Каждый человек имеет право на счастье, каким бы оно не было, чтобы не грызло его и какие бы скелеты он не хранил в своем шкафу. Признайся себе, чего ты хочешь всем своим сердцем, но боишься в этом признаться? – Я так сильно хочу тебе помочь, но так боюсь услышать, что твое главное желание – Эмма.

Вырывай ребра, по кускам бери - потрачено
Жалко, что меня тебе недостаточно
Мои условия выжить просты
У кого-то воздух, у меня ты

[indent] Расскажи, какого это – жить, когда самый близкий человек спокойно смотрит на то, как огонь жизни угасает в тебе, словно крохотная свечка?

[indent] Ты вытягиваешь длинные худые руки, обессиленно падаешь лицом на колени и шепчешь имя во всепоглощающую темноту.
[indent] Пит.
[indent] Ты произносишь раз за разом его имя, словно мантру, и умоляешь не уходить; вспоминаешь отражение опавшей листвы в его карих глазах и звонкий мальчишеский смех. Прячешь давным-давно купленный подарок на его день рождения в прикроватную тумбочку и точно знаешь, что не отважишься вручить его лично. Беззвучная истерика парализует легкие, отравляет разум, высасывает душу успешней стаи дементоров. Потому что «Поцелуй дементора» кажется пустяком перед осознанием того факта, что ты больше никогда не сможешь коснуться его руки.
[indent] Тебе всего шестнадцать, а ты уже сдалась.

[indent] Детские воспоминания, связанные с ним перестают вызывать трепет, становятся верными спутниками морального опустошения и хождения по необезвреженным минам. После него ничего не страшно. Ты не плакала, когда уходила от парней, теряла подруг, проигрывала распределение ролей раз за разом, даже разочарование в глазах родителей не ранило эфемерную душу. Запах жасмина сменился на морозные ягоды, глаза перестали гореть от предвкушения следующего дня, а губы все чаще складываются в ровную тонкую линию вместо улыбки.
[indent] Он называл тебя Айс. Он видел наперед. Его маленькая Айрис давным-давно окончательно разбилась, остались лишь ледяные горы, что при виде него дрожат.

[indent] Ты всматриваешься в его опущенное лицо и сглатываешь, пока он что-то заинтересованно записывает в блокнот. Какой бы сильной ты не старалась казаться, какой бы каменной броней не обрастала – сердце, что обычно стучит как бешенное, останавливается при одном его упоминании. Завидуешь Лили и Римусу, пишешь ему письма в два часа ночи и развеиваешь пепел, оставшийся от них. Поверить ему, как наложить спасительный бинт на кровоточащие раны. Вот только ты уже заковала себя в рыцарские доспехи, что не получится снять. Глупо. Бессмысленная трата марли.
[indent] Все это время ты убеждала себя в том, что отпустила его. Все это время сама себе нахально врала. Между сердцем и разумом у тебя всегда одна и та же война.
[indent] Ты не перебиваешь. Пытаешься запомнить каждую фразу, интонацию, ужимку и даже только намечающуюся морщинку на лбу. Смотришь, слушаешь и ненавидишь себя. Знаешь, что он всего этого не стоил, знаешь, что он в любом случае рано или поздно опять уйдет, но если сейчас он просто протянет тебе руку – это тебя хотя бы частично, но исцелит. Никакого интервью не было, никакой статьи о театре не заказано. Он просто хотел опять тебя позлить, сломать и, забрав очередной кусочек, оставить самостоятельно воскресать. Всего его вопросы – очередная попытка вырвать с корнем временные заплатки, разрушить хрупкое равновесие, почувствовать себя для него чужой. Его глаза холоднее концентрации нескольких Антарктид, а на душе, как сказали бы все твои близкие, одна сплошная гниль. На месте старых трещин никогда не вырастет что-то более прекрасное, чем обычная сухая трава.
[indent] Само осознание того факта, что он был в театре и наблюдал за тобой, зарождает внутри тебя крохотную искру - надежду, но такую мимолетную и блеклую, что ты подавляешь желание уголков губ вздернуться вверх и глазами пытаешься пересчитать каждую царапину на старом дубовом столе. К нелюбимым тоже приходят, к ненужным точно также возвращаются при крайней необходимости. Для него ты ежеминутная слабость, отголосок прошлого, попытка заполнить образовавшуюся пустоту, возникшую в результате взросления друзей. Для него ты замена синего грузовичка, что был потерян им в пятилетнем возрасте; отголосок счастливых летних дней, что так необходимы взрослым в ноябре.
[indent] Он просто замерз. Ты ему не нужна.
[indent] Из бессмысленного самобичевания тебя вырывает его вопрос, что замораживает похуже Глациуса. Ты прикрываешь уставшие веки и сцепляешь пальцы в глухой замок на затылке.
[indent] Воспоминания сменяют друг друга, словно кадры старой черно-белой киноленты, в ушах застревает громкий хруст зажеванной пленки. Вы словно в немом кинофильме. Ты не умеешь просить остаться, он не видит в своих поступках ничего плохого. Ты боролась со своими демонами, отказывалась терпеть полумеры, компромиссы, ненужные остатки времени; он выбирал вечно не тебя, хлопал дверью, не попрощавшись, запирал дверь на замок и вечно терял их запасные дубликаты. Усмехался немым мольбам, толкал в коридорах и закатывал глаза при виде очередного сопливого романа в руках. Ты же искала оправдания, штудировала библиотеку на предмет рассеивающих чар, гордо задирала голову и била учебником по голове. Вы перестали быть Питом и Айс еще на первом курсе, сменили любимые цвета на факультетские галстуки и делали вид, что не знали друг друга до первой совместной осени.
[indent] Ты всегда знала ответ на этот вопрос. Потому что ответ ни что иное, как…
[indent] - Ты, - тихий голос тонет среди смеха компании через пару столиков от вас и, ты выдыхаешь весь воздух из легких, совершенно позабыв, как дальше дышать.
[indent] Ты это сказала.
[indent] Не важно, что он не услышал.
[indent] Не важно, что он никогда не узнает ответа.
[indent] Ты это сказала.
[indent] Все эти восемь лет тебя убивал он. Детская дружеская привязанность вымывала кальций из организма, рассыпала и без того хрупкие кости, впрыскивала ботулин в кровь и разрушала нервную систему. Ты верила, что однажды он поймет, однажды ты это переживешь, однажды тебя отпустит. Детские травмы самые опасные, ведь железный штифт вокруг скелета никогда не заменит свою собственную опорно-двигательную систему. Ты больше уже никогда ни за кем не побежишь. Ты больше не сможешь.

[indent] Когда он встает из-за стола и протягивает тебе свою ладонь, ты впиваешься взглядом в его лицо и понимаешь, что видишь в его дьявольских глазах полыхающий мост за вашими спинами. Ты не можешь. Ты не готова.
[indent] - Подожди меня у выхода, я схожу за пальто, - выпаливаешь ты и, быстро вскочив со своего места, уносишься в подсобку, запирая за собой дверь на замок. Смотришь остекленевшими глазами на старое кремовое пальто и пытаешься успокоить предательски подкашивающие колени. У тебя нет больше права на ошибку.
[indent] Застегнув пальто на все пуговицы и выйдя обратно в зал, ты смотришь на одиноко стоящего Петтигрю у выхода и, наконец, принимаешь единственно верное решение.
[indent] - У тебя осталось всего пятнадцать минут и один вопрос, - произносишь ты, толкая перед собой дверь, предварительно сжав его холодную ладонь в своей руке.

Сколько там тебя осталось, Пит?

Солнце больше никогда не жди
Все эти мысли в голове — дожди

[indent] Туманный Альбион. Запах сырости, вечно промокшее пальто и ветер, что швыряет ошибки в лицо, наслаждаясь людской растерянностью. Лондон, кривые бледные лица маглов, скучающее выражение лиц магов, излишне худые дети и шум, что вызывают тошноту. Пестрящие вывески магазинов, зашуганные эльфы и пугающие своей омерзительностью гоблины в банке. Венузия ненавидит Лондон. Она хочет назад, но едет домой.

[indent] Венузия Миллисент Гамп – имя, что на самом деле приговор. Слишком громкое для маленькой девочки. Для одной из двоих. Она вспоминает себя шестилетней, хохочущей до одури смешной. Рыжие волосы, бережно заплетенные домашним эльфом в косы всего двадцать минут назад, вновь растрепаны, а веснушки, рассыпанные по телу, складываются в единый нерушимый узор. Друзья отца называют ее прекрасной юной леди и треплют за румяные щеки, пока вновь не отвлекутся на второго, более значимого отпрыска великого Лорда. Она закатит глаза, незаметно высунет язык и убежит. Неправильная дочь, но пока еще хорошая сестра.

[indent] Винни, как называл ее только брат. Сбитые коленки в кровь, дюжина костеросток под гипсом на левой руке и бесчисленные ссадины на руках. Она обнимает его за плечи, пока еще не уступая ему в росте и таскает с кухни для него еду. Подбивает излишне добрых эльфов на очередную авантюру и отказывается петь во время занятий. Доводит гувернантку до истерик, спорит с отцом на ненавистном французском и засыпает с видом на Ла-Манш. Вечно спит не в своей постели, сбегая из комнаты брата только под утро, клюет носом под его неуверенное чтение и набивает рот отвратительной лакрицей. Любит его до одури и не верит ушам, когда им объявляют, что их скоро разлучат.

[indent] Рыдает по ночам, впивается пальцами в ставшую огромной ладонь и боится моргнуть, словно он растает в смоге вокзала, а она не успеет сказать главного. Она и правда не успеет, но будет писать ему письма несколько раз в неделю, мелким почерком рассуждая о скучных уроках и сальных волосах Северуса Снейпа, черствости родителей и новых заклинаниях. Никогда не говорит о главном, но уверена, что он чувствует. Ненавидит мать за слабость, выжигает отца из сердца за черствость и отстраняется, насколько возможно. Бунтует, задевает самовлюбленных однокурсников, что кичатся своей чистокровностью и боится привязываться. Другие не заменят брата, не смогут даже сравниться с ним; по крайней мере, пока он сам неосознанно от нее не отстранится.

[indent] Эверетт, наследник, будущий великий Лорд, но все еще старший брат. Она перестанет навязываться после третьего курса, но все равно ждет его, прикусывая перепачканные в чернилах ладони. Молча слушает бесконечные тирады о Дурмстранге, друзьях, запрещенных заклинаниях и больше не узнает его. Кивает, с течением возраста все реже перебивает и сбегает на каникулах из дома. Ей не хотелось взрослеть. Берет самокрутки без спроса, просится на ночевки к подругам по школе и перестает спорить. Бессмысленно. Искренне будет радоваться его переводу в Хогвартс, но никогда не признается об этом в слух. Пожалеет, расскажет обо всем, что знает о школе и перестанет ждать. В шестнадцать юному Эверетту Эддарду Гампу нужны дурмстрангские друзья, а не родная сестра, хотя нить уже практически рвется.

[indent] Пускает назад, прячет нитку в карбоновый футляр и учится заново доверять шаг за шагом. Крепится, гладит по волосам и закатывает глаза, когда мать пишет письма с просьбой повлиять на брата. Эверетт не слушает никого. Он не открывал дверь будучи ребенком и тем более не откроет ее став взрослым. Расцветает, с непривычки огрызается, чувствуя ставшую непривычной защиту, и, наконец, выдыхает, чувствуя затвердевание зыбучих песков.

[indent] Но все равно не приходит, когда не знает, что делать дальше.

[indent] Что делать, когда больше не вывозишь? Чистокровное общество вызывает головную боль, разговоры с родителями о будущем – тошноту; это жизнь Эверетта, не ее. Венузия Гамп должна выйти замуж, нарожать детей, опускать взгляд и подавать руку в перчатке для очередного омерзительного поцелуя. Венузия Гамп – будущая благочестивая леди, образец послушания, закрытый рот и отсутствие амбиции. Венузия Гамп – безжизненная картина.

[indent] Венузия Гамп отрекается и бежит.

[indent] Хлопает дверью, говорит прямо, с вызовом, усмехается и больше не юлит. Нашли жениха? Пусть ждет. Ее ждет стажировка в Министерстве Магии? Да пусть оно хоть сгорит. Друзья не имеют веса, семья – бессмысленный условный рефлекс, а Эверетт, как обычно, не поймет. Уезжает утром, сухо целует щеки и не поднимает глаз. Знала, что пресловутая гордость не позволит ему подойти и хоть что-то сказать, что уж говорить про столь необходимое для нее объятие с его стороны. Он просил остаться, но она не смогла.

[indent] Устала от боя с самой собой.

[indent] Франция, Италия, Германия и Португалия напоминают о доме, впрыскивают желчь в кровь, заставляют бежать и писать. Новый город – старые эмоции, зажевывание нудной пластинки и поклоны при произнесении фамилии, что режет собственные уши. Утерянный порт-ключ, отсутствие его ответов и губительное ощущение вины, что разрывает сосуды, перекрывая доступ мозга к кислороду. В дороге приходит осознание того факта, что детское обещание больше ничего не значит. Они обещали поддерживать друг друга? Он даже не подошел. Обещали быть всегда вместе? Он перестал отвечать на письма уже давно. Обида сжирает, желание вернуться растет с геометрической прогрессией, лицо отца снится в кошмарах - предвещает бессмысленную жизнь, а чувство вины преследует по пятам. Она ведь в первый раз выбрала себя.

[indent] Лишь Кордова влюбляет, заставляет выдохнуть и остановиться. Винни снова рисует, не лица – пейзажи, пачкает руки в пастели, прорабатывает фон переставшей быть ненавистной акварелью и улыбается. Танцует на улице, поет для подсевших к ней за столик прохожих, не называет имени и слушает чужие рассказы. На целую неделю влюбляется в немца, что гостит у тетки, что живет по соседству, даже не переживает, что, возможно, не над тем смеется. Там не чувствуется приближение войны; людям плевать, кто она, чье имя носит и сколько у ее родителей денег. Первый раз благодарна родителям за знание нескольких языков, скучает по слишком эксцентричной и грозной мадам Ксип, пишет очередное письмо брату и друзьям, оставляя на письмах отпечаток нового оттенка помады, что, по ее мнению, больше не желтит ровные зубы.

[indent] Наконец-то знает, чего хочет. Семья говорила, что ее имя – ответственность, показатель силы и амбиций, что рано или поздно дадут о себе знать. Венузия Гамп хочет сама решать, как ей жить. Она больше не хочет слушать о том, как ей поступать, кого любить и улыбаться по отцовскому приказу, чей тон раньше пробивал до костей, заставлял жмуриться до звездочек перед глазами и ледяной корки на позвоночнике. Приобретенный с годами иммунитет. Эверетт считал, что она слабая, что не сможет без него и дня, а палочка в девичьих руках не создана для борьбы. Усмехается собственным мыслям, получает доступ в старую заброшенную библиотеку и спустя столько лет все-таки находит интересующую ее тему. Изучает темную магию, разглядывает иной раз слишком уж замудренные чертежи за бокалом вина и выбрасывает неудобные, но угодные статусу благородной леди платья. Облачается в лавандовые широкие брюки и возвращается домой.

[indent] - Мисс Гамп, мисс! – голос, что больше похож на писк, раздается быстрее, чем она опускает взгляд вниз и видит возле себя кажущегося необычайно маленьким домовика. – Вас уже все ждут, мисс!

[indent] - Римми, все в сборе? Где Эв?

[indent] - Ваш брат у себя. Он... - она не дает ей договорить, трет уставшую от очков переносицу и отмахивается от эльфа, не нуждаясь в заикающемся продолжении и виноватых взглядах запуганного существа. Удивительно, но иногда складывается ощущение, что даже погода реагирует на его настроение, отравляя темные тучи ядовитой злобой.

[indent] Через каких-то несколько минут она вынуждено нацепит на лицо полуискреннюю улыбку, обнимет отца, не прилагая особых усилий и не сможет отвести взгляда с пустой лестницы, на которой совсем недавно стоял старший брат, что не сказал ни слова. Знает причину, но все равно не может перевести глаза на взмахивающую руками мать даже через силу.

[indent] - Maman, papa, вы оба заслуживаете того, чтобы я выслушала целую тонну вашего возмущения, но я была бы признательна, если бы мы отложили данный разговор на вечер. Я не спала несколько дней и валюсь с ног, - произносит Винни, не заботясь о том, что чета Гампов превосходно чувствует ложь. Она выслушает все, но точно не сейчас. – Прошу меня извинить.

[indent] - Не думай, что тебе удастся избежать данного разговора. Ты очень нас разочаровала, Венузия, - голос отца раздается словно через толщь воды, кажется глухим и неважным. За этот год она перестала его бояться.

[indent] Она медлит, молча наблюдает за тем, как отец скрывается за дверьми своего кабинета, а мать отправляется раздавать указания эльфам по поводу сегодняшнего обеда. «И как вам только не тошно от самих себя. Бесконечный день сурка и уныние, возведенное на пьедестал». К Моргане их всех. Ей просто надо поймать его домовика. Проводит кончиками пальцев по перилам, но упорно не поднимается по лестнице, чтобы не выдать себя скрипом половиц.

[indent] - Эй, Фрэнки. Перенеси меня к нему. Не надо смотреть на меня таким испуганным взглядом. Мы оба знаем, что он в жизни тебя не накажет. Перенеси меня, - произносит и сама не понимает, откуда появилась эта сталь и уверенность. Возвращаться было страшно, но видеть его – жутко. – Немедленно.

[indent] Первое, что она видит после перемещения – свет, что вскользь льется по ковру, идеально заправленную постель, но не его и ежится от ветра, что дует в приоткрытое окно неосвещенной комнаты. Лениво провожает взглядом быстро ретирующегося эльфа и делает один небольшой шаг в сторону его спины, все еще пожирая глазами пол. Ей нужно десять секунд, чтобы понять, что делать дальше, но уже через пять она сорвется на бег и прижмется своим лбом к его идеально прямой, ставшей еще шире за минувший год, огромной спине.

[indent] - Прости.

Первый в жизни рабочий день... О, как волнительно ожидать его, честное слово! А ведь ещё недавно Ремус даже и мечтать не мог об официальном рабочем  месте, и был твёрдо уверен, что предел его мечтаний - периодически подворачивающиеся разовые случайные подработки-халтурки. Да оно и понятно, кому же в здравом уме захочется иметь в подчинённых оборотня?  Даже если попытаться скрыть свою "пушистую проблему", работодатели ведь тоже не дураки, смогут сопоставить даты отгулов, которые каждый месяц берёт сотрудник, с полнолуниями, и сделать абсолютно логичные выводы. К тому же Ремус официально зарегистрирован как оборотень в Министерстве, любой работодатель сможет элементарно при желании навести справки, как только у него появятся подозрения. Но все эти проблемы с постоянной работой в прошлом, теперь-то начинается настоящая жизнь! Спасибо добрейшему профессору Дамблдору, доброму ангелу-хранителю Ремуса, честное слово. Парень ещё даже не отблагодарил почтенного директора за невероятную возможность учиться в Хогвартсе вместе со сверстниками, а профессор уже снова выручил и помог, попросив владельца "Дырявого котла", Тома Эббота, о рабочем месте для Ремуса. Пусть работа бармена и не считается слишком престижной и заработную плату, предложенную Томом, не назовёшь высокой, главное, что можно наконец не бегать по улицам, ища, где бы заработать хотя бы на хлеб честным трудом, а спокойно трудиться, зная, что в любом случае с голода не умрёшь.
Поднявшись с кровати даже раньше звонка обычного маггловского будильника,  Ремус наскоро приводит себя в порядок в ванной, натягивает вычищенные с вечера брюки и выглаженную льняную рубашку, приглаживает волосы и пьёт сваренный в турке крепкий чёрный кофе с шоколадкой. Ну вот, к рабочему дню он и готов, можно отправляться к "Дырявому Котлу", как раз удастся прийти без опоздания. Том, правда, предупредил, что сам сегодня придёт попозже, и что в курс дела Ремуса будет вводить девушка-официантка, но в любом случае, опаздывать будет просто невежливо. Так что, быстро сполоснув кружку. Ремус впрыгивает в старенькие, но начищенные ботинки, выходит из квартиры и закрывает дверь ключом и запирающим заклинанием.
Трансгрессия к входу в "Дырявый Котёл" проходит без приключений, и вот уже Ремус дергает на себя тяжёлую дверь заведения. Так, Том на словах велел, придя в "Котёл", найти девушку по имени Паолина Марчетти, которая, собственно, и будет его гидом по рабочим обязанностям. Как раз в зале девушка всего одна, темноволосая и весьма симпатичная, по виду старше Ремуса лет на 5. Вот к ней и логичнее всего подойти, справиться о Паолине Марчетти, судя по всему, девушка как раз работница паба.
- Доброе утро. А я ищу мисс Марчетти, моё имя Ремус Люпин. 

— Забини, какого черта тебя здесь носит? — хриплый голос после сна прорезал пространство спальной комнаты. Сам Малфой лениво подтянул к себе вторую подушку, которая лежала рядом, пока Блейз бесцеремонно вытащил из под его головы первую. Он предпочел опустить на глаза маску для сна обратно и проигнорировать существование лучшего друга, — Передай Тинки, что за вторжение в Мэнор без моего разрешения можно получить носок.
Ухватывая одеяло и резко дергая на себя на прикроватную банкету, Блейз насмешливо парировал:
— Меня впустила твоя дорогая ле маман. Драко! Ты не можешь игнорировать собственную свадьбу.
— Отвали, я не выспался из-за вас, черти, — вторая подушка улетела в лицо Забини и попала точно в цель. Малфой закинул руки над головой и подтянулся вверх, цепляясь за изголовье. Вид был помятый. Сощурившись от резкого света, Драко потер переносицу большим и указательным, пытаясь заслонить остальными пальцами лицо. Его режим сна не позволял ощущать себя комфортно в девятом часу утра. В последние полгода он пропадал по заданию Лорда почти каждую ночь — многочисленная аппарация, перемещения по порт-ключам, неудачные попытки в анимага и мир, в котором Малфои по-прежнему не принадлежат самому себе — его любимый коктейль повседневной жизни под названием "Драко Малфой и очередной план Лорда"
— Твой любимый коктейль от Нотта, — отвлекая  Малфоя от своих мыслей, нагло прыгая на кровать рядом, Забини буквально всучил в руку Драко склянку с зельем, — И давай без этих вот гримас, Малфой.
— Ты давно в Нарциссу стал играть? — отмахнувшись от зелья, Драко презрительно поджал губы, поморщившись, — воняет бомжами Уизли, не меньше. Что это? — он недоверчиво повел бровью, пытаясь визуально оценить содержимое.
— Теодор переодевается в колдомедика и патентует все подряд. Это из первой партии его антипохмельных зелий, которые не только убирают последствие бурных ночей, но и дарят воодушевление на весь день, компенсируют отсутствие сна и.. что-то там еще, я уже забыл.

В комнату влетел увесистый громовещатель, заставляя Гринда недовольно ухнуть от непривычной тяжести письма.
Кислотно-красное письмо взлетело к потолку и трескнуло, буквально раздуваясь на глазах, превращаясь в огромную пасть с бумажными зубами.
"НЕ ОЖИДАЛ, МАЛФОЙ? ДУМАЛ Я НЕ ПОМОГУ ТЕБЕ В ТАКОЙ ДЕНЬ?"
— Блять,  — Драко возвел глаза к потолку, — почему вы такие идиоты, — отставив зелье, он потянулся за палочкой, намереваясь дропнуть громовещатель, но тот куснул Малфоя за запястье, продолжая:
— "ТЫ ПЛОХО СЕБЯ ВЕЛ ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ, ПОЭТОМУ Я.. НЕ СДАМ ТЕБЯ ТВОЕЙ БУДУЩЕЙ ЖЕНЕ, ДРАКО И ПРИШЛЮ ТЕБЕ ЗЕЛЬЕ, КОТОРОЕ ВОЙДЕТ В ЛЕГЕНДЫ ВСЕГО МАГИЧЕСКОГО МИРА. ПЕЙ. ПРОБУДИ В СЕБЕ ГЕРОЯ. НАСЛАДИСЬ ЭТИМ ДНЕМ."
— Я тебе что, Поттер? — протянул Драко бумаге, придавливая его рукой к поверхности постели, — Придурок Нотт, почему сам не пришел, не знаешь?
— Будить тебя, Малфой? — Забини хохотнул, — в логово зверя соваться — себе дороже. К тому же, Теодор помогает твоей матушке с поставкой свежих цветов из Амстердама, Шафики у него в долгу. Ты хоть знаешь, что она любит белые каллы? Пей давай, у нас столько дел сегодня.
— Откуда столько бодрости, Блейз? — впрочем, он все же осушил склянку до дна, поморщившись от травянистого зелья с болотным послевкусием, — Каллы, пионы, да даже если и розы, какая разница?
Драко машинально вспомнил образ Астории, пытаясь отрисовать черты лица в своей голове. Не выходило. Гринграсс была статной блондинкой — таких называли породистыми. Забавная ассоциация, словно доберманы Малфоя, которые заводчики старательно искали по всему миру, пытаясь подогнать их родословную под стать будущему хозяину.
Кроме высокого роста и светлых волос ничего не вспоминалось. Она была.. классической? На ее фоне он практически помнил каждый изгиб тела Пэнси, мог рассказать за какое ухо Паркинсон заправляет прядь волос и какое у нее настроение в зависимости от интонации голоса.
— Ты мог бы хотя бы попытаться ее узнать, Малфой, — заметил Блейз, подхватив со стола Драко снитч, который Малфой поймал в свой первый матч в Хогвартсе.
— Зачем? — он искренне не понимал и даже не пытался это скрыть, — мои люди купят ей все, что она захочет, стоит ей только бросить взгляд на то или иное украшение в любом магазине. Ее лицо украсит все полосы местных газет. Она станет самой богатой женщиной Британии и взамен подарит мне сына. Зачем мне что-то узнавать о ней? — Малфой резко перехватил снитч, который повис в воздухе над ним, — У нас море дел по заданию Лорда, вот о ком я бы хотел что-то узнать на самом деле.
Хмыкнув, Драко запустил снитч в сторону Блейза и скрылся в дверях ванной комнаты.

Зелье действительно подействовало. Он помнил бессонную ночь и пошлое слово, которое казалось ему неуместным — мальчишник. В его планах было позвать Пэнси — взамен он получил пощечину от мисс Паркинсон и обещание больше никогда с ним не пересекаться. Было немного жаль.
Клубы дыма, аппарация в шумный Лас-Вегас, самые красивые девушки из выпуска Ильвермони, огромное бескрайнее поле и тысячи меток — только не черных, а искрящихся букв из фамилии "Малфой". Он трахал какую-то девушку на берегу океана и смотрел не на ее изгибы, а на то, какой красивый рассвет сегодня, смотрел до последнего, пока не заслезились глаза. Драко давно не ощущал себя столь живым и свободным. И, пожалуй, за эту свободу он был благодарен своим друзьям.

Последующие приготовления проходили без него. Блейз репетировал речь в качестве свидетеля, его то и дело оттаскивали подруги невесты; Нотт с Нарциссой размеренно давали интервью и комментарии к будущим статьям, которые должны выйти вечером; Гойл аппарировал из замка Гринграссов и пытался передать Малфою запонки, которые Грегори заранее заказал у Пэнси. Если бы Пэнси знала, кому она их делала — она бы отказалась принять заказ. Драко был уверен.

Церемония восхищала. Он не знал деталей и не особо в них погружался, но, если быть честным, это заворожило бы любого. Малфой оказался в назначенное время в назначенном месте — словно с картинки, улыбаясь непринужденной улыбкой. Мэнор собрал весь цвет и сливки Британии. Для их свадьбы был воссоздан огромный купол с зачарованным потолком в виде созвездий, лучший симфонический оркестр воспарил над гостями, платье невесты было одним из самых дорогих не только в Британии, но и за пределами. Зал утопал в цветах — гости утопали в слезах восторга и счастья от вида жениха и невесты.
Малфой впервые бросил взгляд на Асторию, когда подошел к алтарю.
Она стояла в лучах закатного солнца — это было единственное пожелание Малфоя, которое всенепременно и неминуемо исполнили. Верх платья облегал тонкий стан — у его жены была тонкая талия и длинные ноги, которым могли бы позавидовать все присутствующие гости. Он был уверен — они и завидовали. Так и должно было быть.
Рядом, пристально и недоверчиво смотря, но улыбаясь губами, стояла Дафна. Драко повел бровью, отмечая этот момент. Блейз лыбился во все тридцать два. Проговорив свою речь, выслушав речь Астории, их родителей, свидетелей, кого-то еще (Малфой перестал вслушиваться в эти слова), Драко ослабил галстук, когда официальная часть сошла на нет. Несколько снимков для газет — его рука сжалась вокруг талии жены, ощутимо накрывая область поясницы. Он чувствовал мятный запах ее губ даже на расстоянии — доли секунды, но все же.
После последней вспышки, Малфой стремительно вышел на балкон, значительно устав от шума. Он убрал улыбку на минуту, не больше — его нашли гости вечера. А дальше все закружилось — деловые партнеры, союзники по политическим играм, друзья, бывшие одноклассники, приглашенные гости из других стран и жеманные эскорт-леди, которые таяли сахаром, когда целовали его в щеку. Малфой говорил и улыбался, улыбался и говорил — и все повторялось по новой.
Этот день закончился так же быстро, как и начался. Он игнорировал новоиспеченную жену все несколько часов мероприятия, но находил ее ровно в тот момент, когда нужно было получить поздравление от Министра или бабушки Астории. Идеальный мужчина должен обладать идеальными манерами и очаровывать даже пожилых дам.

Танцуя с матерью, Малфой услышал шепот Нарциссы:
— Я помню свою свадьбу, Драко, — в ее глазах появились слезы, но она быстро моргнула, непринужденно улыбнувшись уголками губ, — ты так похож на молодого отца. Я горжусь тобой.
Драко замер, не зная, как отреагировать, но в следующую секунду сделал изящный поворот в танце, закружив Нарциссу, чтобы никто не заметил его ступора. Сдержанная в жизни, она фактически никогда не позволяла себе подобные сантименты в жизни и на публике.
— Не уверен, что свадьба — тот повод, который может вызвать гордость, мама.
— Мне тяжело покидать Мэнор и оставлять тебя. Я горжусь тем, что ты вырос.
— Вы можете не уезжать, я уже говорил об этом.
— Драко, малчик мой, после этой ночи поместье будет твоим. Закон крови нерушим. Это знали все наши предки и это ценим и оберегаем мы с твоим отцом. Вам пора, — Нарцисса кивнула в сторону больших часов. Полночь накрывала зал, сменяя окружающую обстановку на более нуарный ритм. Все гости продолжали веселиться, но знали о традиции свадеб Малфоев — в 12 часов молодожены должны были отправиться в их общую спальную комнату и провести ночь наедине друг с другом.
Малфой кивнул, отмахиваясь от хитрых глаз друзей, которые пытались гримасничать.
Он нашел Асторию на балконе. Та разговаривала с сестрой и еще одной незнакомой ему девушкой. Она едва бросила взгляд на Малфоя.
— Нам пора, — он прервал чужой диалог, нахмурившись, перехватывая ее за ладонь и уводя за собой, чувствуя сопротивление, — что не так?
— Я не закончила, — она упрямо посмотрела на Драко, высвобождая руку.
Он подумал, что она не так проста и покорна, как кажется внешне. Доля секунды. Малфой позволил ей договорить, фыркнув про себя. Что за строптивость?
Астория вышла через три минуты — плавно вкладывая в его ладонь свою руку. Это она или он ведет ее вверх по лестнице?
— Ты знаешь о том, что нас ждет? — Малфой пропустил девушку в комнату, закрывая дверь следом, убирая галстук с шеи, не особо смотря на жену.