он всегда понимал, что истина бывает странной и обманчивой. за неё нужно бороться, пробиваться через поток привычных мелочей и проявлять сумасшедшее упорство. но что заставляло его упрямо идти выбранным путём, даже когда казалось, что выхода нет, а путь ошибочен? сила воли, взращённая ненавистью, непреклонность, призрачная надежда или она? блуждая по пустынным коридорам замка, он всматривался в густые тени, словно пытаясь найти ответ. в голове кружился завораживающий и в то же время ужасающий калейдоскоп из боли, гнева и воспоминаний. а на фоне этого внутреннего хаоса звучал голос. липкий, глубокий, отголосок самой вечности. если бы у боли было собственное звучание, она бы говорила с ним именно так — голосом шепфамалума.
— верни свою силу. она принадлежит тебе, а не ей. забери то, что было создано для тебя, но по ошибке попало в чужие руки. верни. убей.
шепфамалум настойчив, как всегда. звучит убедительно, даже логично. каждое слово отдаётся в висках и стучит набатом. уже не понятно, где его собственные мысли, а где этот всепоглощающий голос. но мальбонте не реагирует, лишь изредка останавливается, чтобы прижать ладонь к ледяной стене и немного отдышаться. а затем путь в никуда продолжается. он мысленно считает шаги в попытке отвлечься, пытается вспомнить что-то хорошее, прислушивается к скрипу пола под тяжёлыми сапогами. а время идёт, растягивается и сужается, сплетается невидимыми нитями и разрывается вновь. он ещё долго скитается по ночному дворцу серафимов, больше похожий на тень, чем на живого бессмертного. да и живого ли? порой ему встречаются сонные демоны из стражи, бредущие по своим делам, но никто из них не рискует привлечь внимание правителя. они лишь бросают встревоженные взгляды ему в спину и стараются исчезнуть, как можно скорее. боятся. наконец, оставшись в одиночестве, полудемон резко останавливается. ноги сами привели его к комнате ребекки, но, стоя напротив двери, он долго не решается войти внутрь. кажется, что её дух и сейчас обитает в этих холодных стенах, плачет по ночам, скитается из угла в угол и стонет от невыносимой боли. она часто навещала ангела, запертого в высокой башне. каждый подобный визит начинался одинаково, со слов: доброго утра, бонт, сегодня я научу тебя кое-чему новому. а он обожал эти моменты и едва не задыхался от мысли, что сегодня он будет не один. вспоминала ли ребекка об этом, когда умирала? он убил её быстро, без боли, не испытывая ни сожаления, ни удовольствия. отчаяние нахлынуло уже потом, когда война закончилась, а он впервые сел на мраморный трон и стал единоличным правителем небес. но тогда, стоя над её умирающим телом, он думал, что всё сделал правильно. ребекка или вики, пойманная в ловушку собственной матерью? выбор оказался чертовски простым.
на распахнутой ладони появился серебряный ключ. поднявшись вверх, он поплыл вперёд, скользнул в замочную скважину, и в то же мгновение в воздухе раздался тихий щелчок. комната ребекки была одной из самых больших и роскошных в замке. не удивительно, серафим любила богатое убранство, белый мрамор и золото. в центре, точно алтарь, возвышалась кровать с массивными колоннами из белого дерева, завешенная золотым шёлковым пологом. стены, обтянутые тканью ванильного цвета, какой бывает только у облаков на рассвете, предавали комнате ещё больше таинственной помпезности. и в окружении этой выдающейся красоты в стенах её спальни чувствовался холод. раз в неделю сюда являлась одна и та же горничная, чтобы смахнуть с мебели и зеркал осевшую пыль. вики же старалась обходить комнату стороной и даже не заглядывала в ведущий к ней коридор. видимо, она предпочитала скорбеть в одиночестве. о смерти ребекки они не говорили. никогда. да и что тут сказать?
пройдя внутрь комнаты, мальбонте осторожно присел на софу, стоявшую неподалеку от мраморного камина. прямо за ним возвышалась кровать, справа виднелся высокий гардероб, на лакированных дверцах которого смутно отражались бледные световые блики, а слева — занавешенные окна. огромное зеркало в простенке между ними повторяло пустынную торжественность комнаты и кровати. посмотрев по сторонам, полудемон задержал взгляд на собственном отражении, и всё в этой призрачной, зеркальной глубине показалось ему темнее и холоднее, чем в действительности. странная громоздкая фигура, смотревшая оттуда, бледное лицо, покрытое кровавыми разводами, руки, белеющие среди сумрака — всё выглядело призрачным и ненастоящим. откинувшись назад, он медленно прикрыл глаза.
— она всё испортит, как испортила её мать. нами пройден такой долгий путь. мы победили. разве ты отдашь эту победу в руки непризнанной? верни свою силу.
— это и её победа, — едва слышно шепнули бледные губы в ответ на внутренний голос, — ты вообще не имеешь к ней никакого отношения.
ответив вслух и сразу после этого вздрогнув, мальбонте резко открыл глаза. образы прошлого растворились, и в лицо ударила привычная тишина настоящего. камин, когда-то пылающий ярким огнём и дающий тепло, смотрел на него безмолвной чернотой, похожий на разинутый рот неизвестного чудовища. настенные часы молчали, создавая ощущение, что время в комнате остановилось. сев на край дивана, он упёрся локтями в колени и прижался лицом к ладоням. на кожу тут же упали несколько капелек горячей крови — от бесконечной головной боли кровь обильно шла носом. но нужно терпеть, другого выхода нет. терпеть и скрывать. если вики узнает, она навряд ли оставит его в покое. она упрямая, почти такая же непреклонная, как и он сам. если узнает, что шепфамалум сводит его с ума, перевернёт весь их хрупкий мир с ног на голову, но не отступит. в конечном итоге, она попросту навредит самой себе: в отличие от мальбонте, вики уокер имела специфическое терпение и совершенно не умела ждать. когда-то ему ужасно нравилась эта черта её характера. нужно терпеть. поэтому время от времени, когда приступы становятся более интенсивными и почти невыносимыми, он уходит сюда, в комнату покойной ребекки и долго думает о будущем и о прошлом. о настоящем — никогда.
знакомые тихие шаги рассекают густую тишину ночи. прислушавшись к чувствам, мальбонте тут же определяет энергию вики и, недовольно вздохнув, смахивает с лица кровь. шепфамалум у него в голове усмехается. должно быть, она проснулась и, обнаружив пустое место в постели, отправилась на поиски. как невовремя. но разве она когда-то могла терпеть, чтобы не нарушить его планы? втянув в лёгкие побольше воздуха, мальбонте встаёт, заводит руки за спину и отходит к окну, спиной к двери. а несколько секунд спустя мягкие шаги раздаются уже совсем близко. сердце пропускает болезненный удар. на губах появляется ухмылка: вики — единственная, к кому он может поворачиваться спиной и не ждать удара. она немного стоит в дверном проёме, а затем подходит ещё ближе. думает, что сказать, и как начать разговор? ему не нужно читать её мысли, чтобы знать, о чём она думает. ладонь опускается на плечо, скользит вверх и касается пальцами его щеки. а он, вздрогнув, резко качает головой, словно уворачиваясь от нежных прикосновений. голос шепфамалума становится громче и начинает новую волну уговоров.
— почему ты не спишь?
голос звучит строго и немного раздражительно. поймав себя на мысли, что она не заслуживает подобных интонаций, мальбонте на секунду прикрывает глаза, вдыхает, а потом поворачивается к ней лицом и смотрит сверху вниз на хрупкую, но в то же время крепкую женскую фигуру. он так и не смог привыкнуть к тому, как миниатюрно она смотрится на фоне его двухметровой, массивной фигуры. подняв руку, он осторожно, будто боясь сломать, убирает прядь волос с её лба.
— мне приснился дурной сон. там были я, ты и...
в голубых, изумительно ясных глазах мелькает знакомый огонёк. вики всегда была догадливой, а после нескольких лет правления на небесах стала и вовсе неподражаемой в своём умении проникать в самую суть проблемы. задумавшись о чём-то на пару мгновений и заглушив настойчивый голос в голове, мальбонте попытался улыбнуться.
— мне всегда казалось, что другие понимают, кто они, зачем появились на свет, кто дал им жизнь, но я… видимо, я родился для того, чтобы страдать и причинять страдания другим. наверно, это не самый хороший повод? мне бы хотелось уметь делать что-то другое. но здесь, в этой жизни… кажется, что я в тупике. но ты другая. не вини себя в её смерти. она погибла от моей руки. это сделал я, а не ты, мне и расплачиваться.
то, о чём они оба предпочитали молчать, наконец, было сказано вслух. тряхнув головой, полудемон крепко зажмурил глаза и, болезненно выдохнув, опустил ладонь на тонкую женскую талию. разве он может последовать уговорам безумного бога и причинить ей вред? резко притянув её к себе, он прижался холодными губами к тёплому лбу и, будто опасаясь собственных чувств, тут же отдалился.
