[indent]Он берет велик, чтобы не уснуть.

[indent]Всю ночь он с отцом просидели в засаде у логова предполагаемой кэле. Та толи засекла, что охотники сели на хвост, то ли в ту ночь была не голодна, что было маловероятным, учитывая натуру этой твари, то ли они ошиблись и эта тетка была самой обычной теткой, а они взяли ложный след. Отец, едва разлепляя глаза, пошел перепроверять доступную им информацию, а младшего, столько же невыспавшегося, отправил к Озу с кинжалом из бивня моржа (на всякий случай, если людоедка решит действовать) и поручением последить за тварью этой ночью.

[indent]- Скажи ему, пусть не идет один.

[indent]- Да, он знает, - все знают. На охоте кто-то всегда должен прикрывать твою спину, даже, если тебе кажется, что работа будет пустяковой. Чем опаснее нечисть, тем более беззащитный образ она любит принимать.

[indent]- Бить между шестым и седьмым ребром. Не пятым и шестым, не седьмым, а восьмым, а четко между шестым и седьмым, - отец делает последний глоток кофе из чашки, отдает ее Понедельнику и садиться в машину. - Если все будет, как сегодня, то ему это не понадобиться. Но пусть держит в голове.

[indent]- Я передам, - вяло отвечает младший Мэддокс, разглядывая дно отцовской кружки. Если он не хочет уснуть, ему тоже нужно еще кофе.

[indent]- Я ему еще позвоню вечером, проверю, как он все уяснил. Скажет про пятое-шестое ребро и достанется и тебе, и ему. Это понятно?

[indent]- Да, сэр, - Отец кивает и захлопывает дверь. Мондэй отступает от машины, чтобы та не проехалась ему по ногам и какое-то время смотрит ей вслед, так как мозг на пару секунд отключается от усталости. Но вдруг встрепенувшись - проснувшись - Мэддокс возвращается в дом, чтобы и самому отправится по поручениям отца.

[indent]Побоявшись, вырубиться прямо за рулем, Понедельник решает не брать машину. Да и ехать тут было всего ничего. Возможно, необходимость крутить педали не даст мозгу перейти в спящий режим по дороге к дому брата. Да и была надежда, что свежий ветер в лицо, немного приведет Мэддокса в чувство, раз уж целый термос кофе с этой задачей справился практически никак.

[indent]Передав брату кинжал, адрес, наставления отца, освободив мочевой пузырь от части кофе, чтобы залиться новой порцией, Мондэй на этом покончил с делами в доме Оза и даже почувствовал прилив бодрости свободного, до завтрашнего дня, человека. Сонливость немного схлынула, то ли от предвкушения выходного, то ли кофе у Оза все-таки не такой поганый, каким казался на вкус. Выйдя за порог, Мондэй с наслаждением втянул в себя свежий воздух. Все-таки дома у брата изрядно пованивало псиной, но тот кажется привык и не замечал. Или смирился.

[indent]Взгляд шарит по тому месту на лужайке, где Мэддокс кинул велик, но верного железного коня он там упор не наблюдает. Мондэй, озадаченно осматривает двор: может отсутствие сна пошутило шутку с его сознанием и велосипед дожидается его в совершенно в другом месте, не том, что ему казалось? Но он же  т о ч н о  прикатил на велике? Это-то не было сном?

[indent]Понедельник делает круг вокруг своей оси, что позволяет оглядеть весь участок перед входом, но велосипеда там, как не было, так и не появилось. Прежде, чем до него доходит мысль "украли", ухо царапает знакомый перезвон звонка со стороны дороги. Мондэй в два широких шага, преодолевает дорожку, ведущую к дому Оза, чтобы выглянуть за живую изгородь, где и находит свой велик. Под задницей у какой-то девчонки.

[indent]Судя по тому, что Мондэй наблюдал следующие несколько минут можно было назвать самым бездарным похищением велосипеда в мировой истории. Ездить на нем девчонка, похоже не умела, но зачем-то очень старалась это сделать. Гравитация и чувство равновесия, при этом, всеми силами работали против нее. Она, чувствуя это, опасалась оторвать обе ноги от земли дольше, чем на пару секунд, заваливаясь в итоге то в одну, то в другую сторону, не проехав самостоятельно ни метра.

[indent]Сложив руки на груди, Мэддокс еще какое-то время с интересом понаблюдал за происходящем, но в итоге не выдержал:

[indent]- Нужно это делать быстрее. Ногу на педаль, второй отталкиваешься и сразу ловишь равновесие. Ты слишком медленно это делаешь, вот и заваливаешься.

[indent]Он подходит ближе и упирается в багажник.

[indent]- Давай, делай, как я сказал, а я поддержу и подтолкну. Готова?

[indent]Конечно же у нее ничего не получается. Ожидаемо. Мондэй удивился, если бы она после этого вводного инструктажа тут же лихо закрутила педали и укатила в закат. Он вновь подходит ближе и кладет руку на руль:

[indent]- Возможно, прежде чем угонять мой велик, стоило научиться на нем ездить заранее. Ты, кто такая? - он оглядывает улицу. Дома Оза последний, других здесь нет, да и делать тут нечего, чтобы "просто проходить мимо". А уж тем более странное место, чтобы приватизировать чужих железных коней.

Он морщиться с язвительным пренебрежением к словам Жнеца — он видит, как они у него не отнимают того, кто стал в разы дороже, чем может быть лишь любовник или друг. Заставляя выбирать, хотя выбора и не может быть — выбора нет. Разве не та, что терпеливо ждала на поле боя его принятия и согласия, помогая сжать нож в руке, должна знать, что Фабиан сделал уже давно свой выбор? Разве не та, что стоит за судьбами его и Хиро, ведя идзина через моря на другой край мира, должна знать, что Фабиан этого выбора не изменит? Не одна любовь в его жизни не может быть сильней той, которую ему подарил Томохиро — влюбляя не в себя (человек это все еще ничто), а в магию. В свою магию. В их магию. Не одна привязанность в его жизни не может быть сильней той, что открыл ему Томохиро — подпуская к тайне тогда, когда ни один другой не был так близок к ней. И как только ему сейчас смеют говорить, что никто не хочет у него забрать в угоду цене за его характер того, кто этот чертов характер смог обуздать. И она хочет, чтобы он вновь ей поверил? Вновь. Быть преданным. Верным. Быть слугой до конца, в надежде на благосклонность?

Он сорвется с цепи — если ценой за его эгоизм станет жизнь Томохиро — он сорвется с цепи. Здесь каждый это понимает. Нет?

Норман приподнимает глаза на Пряху и нисколько не удивляется тому, что его упреки были ей услышаны, пусть он их и не произнес вслух — удивляется он иному. Словам ее. Тому, как она преподносит правду, до которой подпускает ближе, обличая ту суть их веры в то, кому они служат. Ему становится горько (горечь забивает рот, горло), что сейчас именно он только и понимает всю суть — состояние Томохиро не позволит ему полноценно оценить не слова Пряхи, не ее прикосновения к нему. Вновь все достается не ему.

Мне жаль.

Он оглаживает помолодевшее на короткие секунды лицо Хиро, чувствуя, как горят глаза от возможных слез, которые Норман не позволит себе. И как бы ему хотелось спросить у Пряхи, сколько же раз она уже пыталась: стирала и позволяла начинать сначала. Сколько раз в этом — сначала — он находил своего друга. Но у них не вечер откровенней за чашкой чая.

— Я не говорил, что службу во Дворцах считаю наказанием, — он огрызается рвано на замечание Фонарщика и Чахотки. Бросая взгляд на Звонаря, но ему он уже не скажет, что Верные им нужны лишь для того, чтобы быть зверушками, которые сколько бы верно не служили, все равно каждый раз оно как будто и не достаточно. Норман быстро уводит взгляд от присяжных на Томохиро, чувствуя, как хватка того наконец стала полноценной и он двинулся в руках идзина — он помогает ему сесть. Занят этим, а не спором с Вечными. Врать Норман все так же не намеревается — убежденно бить себя в грудь, что стоит его простить, как он одумается и больше никогда не нарушит правила — он не будет. Даже если его запрут в этих Дворцах на годы.

Он чувствует тепло Томохиро рядом, в этом смиренно принимая решение. Качнув головой — вверх-вниз — в том, что все понял. Норман скользит взглядом по Томохиро, ощущая, как тот отстраняется, отнимая свое тепло и начиная подниматься. Ищет его лицо…

… и этот взгляд — он хлеще и больней любой пощечины, которую Томохиро мог бы ему дать. У Нормана внутри все рвется струнами боли и нет, оно не кажется, он действительно больше не держит плечи, опуская их ниже, становясь в этом даже меньше. Этот полный гнева взгляд — он не выдерживает, ускользая от него как можно быстрей. Больше не стараясь даже смотреть в ответ на Томохиро, что поднялся на ноги, а Норман продолжает стоять (сидеть) на коленях. У него точно будут дрожать колени и не из-за страха смерти, не от того, что он отдал свою жизнь и свободу в уплату своей прихоти — он готов быть рабом хоть весь остаток вечности, но ярость в гневе Томохиро, Норман не выдерживает. Хотя в ярости нет ничего неожиданного — скорей уж, она ожидаема. Ожидаемо, что Томохиро ему не простит заложенную им жизнь ради мальчишки, до которого должно быть все равно с тем безразличием, которого сам Норман всегда страшился в любой из ссор с другом. И все равно — больно. И будет больней еще, когда они отсюда уйдут. Когда Томохиро быть может и слушать не захочет никаких объяснений, о причинах, по которым Норман так поступил (не с собой — с ними). Да — будет еще больней, но пока он хотя бы будет тихо внутри себя лелеять то, что Томохиро в безопасности. Он стоит сам. И вся эта ярость, опаляемая во взгляде — пусть лучше она, чем агонизирующее болью тело на его руках и взгляд в пустующей боли. Они уйдут вместе и это пока главное.

Он чуть заметно ежиться: то ли под смех Могильщика со Звонарем, то ли от полного осознания того, что эти дворцы скоро станут ему домом — место, что сейчас холодит внутри все, сжимая внутренности до спазмов боли. Ему придется научиться здесь выживать. Норман сглатывает, продолжая дальше не двигаться, хотя уже хочется встать, чтобы вновь смотреть на собравшихся за столом присяжных — не снизу вверх, униженно пряча взгляд, который все держит опущенным вниз, цепляясь им за кости. Он вздыхает, четко слыша вопрос Проводника — и качает головой в отрицании. У Нормана не один с десяток вопросов, которые он хотел бы задать, но не один из них не будет касаться его судьбы или тех условий, на которые он согласился. У Нормана гудящий рой в голове того, что он сумел понять и узнать, новые знания, которые быть может, никогда бы ему не были даны, будь он более покладистым, не доведи он все до абсурда, в котором сам не сможет найти нити логики. Ее нет и не будет — в его прихоти лишь эгоизм и неумение уступать, признавая ошибку, но, не желая после все исправить самостоятельно. О, у Фабиана десятки вопросов, которые он хотел бы задать, если не каждому, то той, что опускалась рядом и с ними, открывая правду в их вере до того банального, чего они с Томохиро сами раньше никогда и не задумывались.

Но, Проводник спросил его не об этом — Норман должен спросить был о магии, ведь ему ее так и не вернули. Он должен спрашивать о том, как ему выполнить свою работу без силы и возможностей, которые они у него забрали — но это было бы глупо и пусто. Спрашивать об очевидном. Без силы его не отпустят, а вся его жизнь эти недели была заключена в той ящерице, что сбежала по груди Томохиро и теперь покоилась на плече Чахотки. Они отдадут ему то, что забрали. К тому же, здесь он им тоже не будет нужен без своих возможностей. Потому Норман только качает головой, давая понять, что у него нет никаких вопросов. Он все уяснил. Его отпускают, он заканчивает с Йеном и возвращается во Дворцы. О времени ему тоже нет смысла спрашивать — то, что оно для существ за столом все так же не имеет того же линейного ограничения обычного смертного, Норман достаточно хорошо понял, чтобы ступать по тем же камням и слушать новые насмешки над своим умом.

Норман толкает себя все же вверх, вставая. Смотрит на Жнеца, скрывшей за маской свое юное лицо — она в нем разочарована, он это чувствует, но Норман жмет губы и не пытается найти слов извинений, чтобы хотя бы в ее глазах замолить себя.

Фабиан не скучал по дому в отличие от остальных парней, с которыми он провел долгие месяцы плаванья, а теперь они были вынуждены оставаться в чужой стране, в совершенно чужом мире. В чужой культуре. С чужим языком, понимания которого так просто не придет, ведь он был совершенно не похож на те, которые его окружали в родных краях. Там все было проще, но от всей навалившийся разницы, у Яна все больше разжигалось любопытство. Да и скучать, тоскуя по чему-то, когда этого чего-то у тебя нет — невозможно. Ему ведь некуда было возвращаться (если задуматься, у него, возможно, не было даже больше родины, которую он покидал несколько месяцев назад с войной, что поглощала земли, пропитывая их кровью солдат). Его не ждет мать, с которой Фабиан вот как несколько лет не общается, уйдя из родительского дома, надеясь, что хотя бы так, но отведет от них беду, влеченный магией. Сбегая (чувствуя себя трусом), но только, чтобы никогда больше не почувствовать этот горький вкус, что ядом теперь живет у него на губах, языке, в горле. Он все еще не понял, насколько увяз в этой силе, игре со смертью и можно ли обыграть то, что является неотъемлемой частью жизни. Все живое умирает — Фабиан это понимал еще ребенком. Он не наивный деревенский дурак, у которого мышление заканчивается на желании выпить. Но одно дело было понимать конечность жизни — другое же буквально видеть этот конец. Дышать им. Впитывать в себя. Ощущать, как горит сначала кожа, а после заходятся и твои же собственные внутренности. Стыдно ли ему? За то, что он напуганным смертью, ушел, не прощаясь со своими родными — да. Ему стыдно, что он даже не пытался предотвратить смерть Роберта, своего старшего брата, на войне, что увидел за месяцы до того, как его мертвое тело будет гнить в земле, с вырванными клочьями мяса, растаскиваемыми по разным сторонам дикими животными и птицами. Хилде, свою младшую сестру он тоже не спас.

Можно ли выиграть в принципе у того, кто пишет правила? Переписывая их на ходу и всякий раз, подкидывая новые вводные. Ян пока уверен только в том, что играя в эту игру, он только все больше вязнет в безысходности с отсутствием хоть каких-либо ответов. Увязая в чужих смертях, в паре которых, он был не просто сторонним наблюдателем, но и участником (ведь пытаясь уберечь сестру, видя ее смерть от рук ее будущего мужа, Фабиан пошел на опережение — он убил его, не сожалея в тот миг и на секунду о том, что становится убийцей). Но ничего не получилось. Это было последним, что его связывало с семьей. Это стало первым, что толкнуло его за пределы родных земель. В его первое путешествие. Он подыскивал корабль, на котором отправится вместе с торговцами, не одну неделю. С того дня прошло уже восемь лет, а он все еще помнил ту невыносимую, физическую боль от необходимости всматриваться в чужие глаза капитанов, рассматривая в подробностях их будущую смерть, которая подобралась ко многим так близко. Витая вокруг них сгустком энергии, к которой Фабиан прикасался, пуская по ее поверхности цилиндрические круги, что создают камни, падающие на гладь воды. Было сложно найти того, чья судьба не обрывалась в мгновение длительного плаванья вследствие кораблекрушения — Ян искал все же ответы, а не смерть в открытых водах океана.     

Он склонился над тазом с водой, желая освежиться, умывая свое лицо, несколько раз опуская руки в воду и зачерпывая ее ладонями. Он продолжал чувствовать то странное, что проникло в него еще пару дней назад, коснувшись вспышками огня в виде отголосок магии. Чужой магии, что иглами каждый раз под кожу, от чего хочется закрыться, защититься. Чужая магия, сила (чаще разрушающая), всегда была чем-то агрессивным, причиняющая боль, если ее владелец настроен не дружески с самого начала (и Ян не может винить никого за желание выжить — он ведь и сам скрывается в страхе быть вздернутым на городской площади), но… не в этот раз? Он нахмурился, разглядывая себя в отражении воды, что успокоилась и стала вновь гладкой поверхностью. Сила прошлась по самым кончикам его пальцев, затронув лишь слегка нервные окончания, но обжигая рисунок крапивы на его правом запястье, что стал за пару лет более детальным, заметным. Магия, с которой он соприкоснулся в этом месте, была… чем-то родным? Знакомым. Ее запах как будто обладал схожими нотками того, что каждый раз забивает ноздри Фабиана, стоит ему лишь ощутить рядом с собой смерть. Ему нужно было найти обладателя этой силы. Только как? Он был ограничен в передвижениях и в правилах, которым они были обязаны подчиняться, находясь на чужой земле. Как он в принципе может здесь кого-то найти, не зная языка?

Он встряхнул головой, а после вновь запустил руки в воду, смахивая с ее поверхности свое лицо и темнеющие глаза, наливающие злостью, что случается всякий раз с ним, когда он наталкивается на стену. Сплошную стену. Думает, что нужно было согласиться с предложением Яспера и найти себе компанию на вечер и эту ночь. Последовать примеру большей части команды, что уставшая от долгих месяцев мужской компании, сейчас вовсю пользуются гостеприимностью японских женщин, проводя вечера в специально для этого отведенных домах. И в принципе, было еще не поздно присоединиться. Фабиан потянулся за белым полотном, что служило ему полотенцем, выправляясь и делая шаг в сторону.

— Святой Кернунн… — он отвел руку с тканью от своего лица, замирая на месте, услышав стук в окно. Ян выглянул, с удивлением увидев там человека. Вдруг появившейся гость, что выбрал для проникновения в комнату Фабиана не дверь, а почему-то окно, вызвал сначала удивление, скользнувшее во взгляде Яна, после настороженность, с которой он сделал все же пару шагов назад, чуть дальше от незнакомца, который взобрался до конца, перебираясь через край и оказываясь теперь с концами в комнате. Но то, знакомое… что ощутил днем ранее и не дающее ему покой, оно… оно было в этом… человеке? Фабиан прищурился. Он должен был возмутиться. Только вот…

— Господин Ян Ден, у вас все хорошо? — мальчишка, который вызвался помогать ему и говорящий на пусть и ломаном голландском, но все же говорящий хоть немного на родном языке Фабиана, сейчас обеспокоено постучал в дверь. На что сам Фабиан проклял тонкие стены из бумаги и свою несдержанность, с которой взывал к богу.   

— Да. Иди спать, — он сдержал в себе нетерпение, прогоняя своего помощника, как можно более отвечая повелительно, не позволяя тому оспорить требования оставить его одного. Все это время, Ян не сводил взгляда с парня, забравшегося к нему в окно. Он вслушался в шаги, что отдаляли Нана от его комнаты и только после этого махнул рукой неожиданному посетителю, требуя от того, чтобы тот отошел от окна. 

— Ты кто? — поймет ли он его? Ян не был в этом уверен и пока не мог понять, как ему с ним поговорить. Спросить, о том, что у него за сила, с которой сейчас заигрывает магия самого Яна. Не звать же на помощь Нану. Фабиан вздохнул, показывая рукой, что гость может сесть на уложенные на пол подушки за столом, на котором все еще стоял ужин, к которому хозяин так и не притронулся. Говорил он тихо, так, чтобы прислуга и никто другой, точно не слышал бы того, что в гостях Фабиана кто-то есть.

— Как тебя зовут? — он обошел сам по краю, держась на расстоянии, — Ян, — его палец уперся в грудь, показывая жестом, о том, что именно его зовут Яном. Фабианом его здесь звали только те, кто приплыл вместе с ним.

гроб гроб кладбище пидр

Язык идзина — это язык змеи. Он обольщает недалёких, легковерных и податливых, как глина, крестьян, вручает им веру в чужих богов, и эти боги говорят им: покиньте землю ваших отцов, возьмите серпы и косы и сделайте их оружием, и обратите их против тех, кто всегда защищал вас от опасностей, и тогда вы заберёте землю у тех, кто владел ей веками, и сделаете её своей, и заберёте их жён и дочерей и сделаете их своими, и заберёте их честь и сделаете её своей, и такими войдёте в царство божие; поэтому обратите свой гнев против иноверцев — убивайте, вы правы.

Впрочем, если бы он верил всему, что говорят при дворе сёгуна, это означало бы лишь то, что он далеко не так умён, каким хотел бы казаться, и не заслужил всего, чего достиг.

Из Эдо до Нагасаки — два месяца. Около месяца — если гнать лошадей и менять их при каждой возможности. Опасный путь и непростой: через весь Хонсю, через Осэто и затем на другой конец Кюсю. Редко кто-то из Эдо приезжает сюда: слишком длинная дорога и слишком неспокойный город. Но все корабли из-за границы прибывают сюда, и ничто и никто не остановит рост и расцвет Нагасаки. Почти никто из Эдо не приезжает сюда, если его не вынуждают дела — только самые упорные и те, кто сильнее прочих нуждаются в диковинах с другого конца света, те, кто не могут ждать торговцев или не могут довериться им.

Время от времени заклинатель сёгуна покидает замок Эдо и совершает длительное путешествие на юг. Он редко берёт сопровождение и предпочитает совершать весь путь в одиночку, что только укрепляет веру двора в его странности и в то, что он владеет могущественной магией, раз ни одна стрела из кустов ещё не пресекла его жизненного пути. Так говорят.

Но существует путь для упорных, и существует путь для умных.

Нужно лишь немного времени, чтобы найти того, с кем можно сговориться насчёт портала, и немного денег, чтобы наладить себе дорогу. Его кобыла нервно дёргает ушами и косится по сторонам, когда он переводит её через врата портала впервые — со временем она привыкнет. А он уже достаточно стар, чтобы не утруждать себя путешествиями, и достаточно поездил по стране, чтобы позволить себе подобную лень и ничего не потерять. Он бывал во всех концах страны — он побывал бы и за её пределами, но не в силах сделать этого честно. И раз честно служить сёгуну он не в силах, не всё ли равно, в каких пропорциях обманывать? Совершаешь преступление — отдавайся ему целиком.

(Да и должен ли он служить Иэмицу так же, как служил его предшественникам?..)

На смену одним идзинам пришли другие, не учащие бестолковых крестьян своим варварским обычаям и способные оставить их при себе — кто-то сказал бы, что, не считая этого, разница невелика, но Такахиса достаточно видел торговцев, чтобы чувствовать разницу даже между идзинами. Она была не только в верованиях. Так же выдубленные морским ветром, солью и солнцем, они, тем не менее, отличались от смуглых и темноволосых предшественников. Они были осторожнее, учились на чужих ошибках, и к тому же это ощущение магии не спутаешь ни с чем.
Ему требуется лишь немного времени, чтобы в растекающейся по Дэдзиме магии уловить её источник. Когда и без того ходишь по торговой улице и общаешься со всеми, не спрашивая дозволения чиновников, это не занимает слишком много времени.

Возможно, они встретились бы холодной и искристой зимой, в один из тех дней, когда на рассвете всюду лежит белый, нетронутый снег, и острый иней покрывает ветви уснувших до весны вишен. Ранним утром слуги в спешке зажигают огонь, вносят угли, и в круглой жаровне разгорается тёплое пламя, которое погаснет к полудню, когда холод отступит, и жаровня покроется слоем пепла — огня жаль, но, может, в это самое время во дворец въехал бы начальник фактории и другие торговцы из далёких земель, и тогда день, отмеченный прекрасным, но уже угасшим утром, был бы спасён: магия придала бы ему новые краски и новые ароматы — как будто на пару часов наступила весна. Но не было ещё зимы, чтобы идзины отправились в долгое путешествие ко двору, и чтобы случилась эта встреча, а Такахиса, пускай и отличается завидным терпением, не собирается довольствоваться объедками, которые останутся к зиме или к тому моменту, когда можно будет отправить слугу за ценной иностранной диковинкой.

Они говорят, но не так-то легко говорить, когда оба вы не вполне знаете язык чужой страны. Такахиса способен был говорить по-португальски, без труда говорил и писал на языке империи Мин, объяснился бы и с чосонцем, но новый язык оказался не так-то прост, и слишком заковыристой затеей стало изучение его сейчас, когда все идзины изгнаны даже из Хирадо и заперты на своём островке. Есть и другие сложности. Маг чувствует мага, но, даром что все при дворе сёгуна уверены в том, что он общается с духами не хуже бродячих мико, говорить о таком на площади слишком рискованно: кажется, сами варвары по каким-то продиктованной их религией причинам весьма непросто относятся к людям их ремесла.

Да и зачем торопиться, если существует множество способов поговорить? Он давно уже знает расположение и назначение зданий на Дэдзиме, настолько, что мог бы составить карту по памяти, а хорошие взятки открывают любые ворота. К тому же его молодое лицо обычно располагает к нему людей куда лучше, чем безнадёжно постаревшее.

Его впускают через главные ворота и, кажется, подозрительно смотрят вслед, но вскоре он сворачивает в противоположную сторону от нужной ему, петляет там, чтобы от ворот не было видно, куда он направляется, и исчезает в темноте скудно освещённых дэдзимских улиц. Варадзи не издают ни звука, тёмная одежда без мона не притягивает взгляд и не выдаст его, если кто-то увидит, и в конце концов, когда глаза уже привыкают к темноте, он подходит к жилому дому. Если верить прислуге, нужная ему спальня должна быть на втором этаже. Он примеривается, рассматривая дом так и эдак, стоя на неосвещённом участке улицы, чтобы какой-нибудь полуночник не увидел лишнего, и, наконец, начинает подъём. Давно он не занимался такими вещами, но при должной ловкости, сноровке и каком-никаком опыте нет ничего невозможного. Тихо выдохнув через сложенные трубочкой губы и приводя дыхание в порядок, он делает короткую паузу.</p>
            <p>«Не Такахиса. Такахиро. Имагаве Такахисе осталось совсем немного — скоро он навсегда исчезнет из замка Эдо, а затем исчезнет и память о нём».</p>
            <p>Он тихо, чтобы никто больше не услышал, стучит в окно, набрасывая на себя лёгкий магический щит на случай, если хозяин окажется не слишком гостеприимным, и самодовольно ухмыляется. Вот теперь они поговорят.</p>
            <p>— Эй, — шепчет он, надеясь не сорваться, и отчаянно вспоминает голландские слова. — Есть... разговор.</p></blockquote></div></td><td></td></tr></table>
            <p><span style="color: silver"><span style="font-family: Helvetica Now Display"><span style="font-size: 18px"><a href="https://sinistrum.f-rpg.me/" rel="nofollow" target="_blank">SINISTRUM</a></span></span></span></p><hr /><p style="text-align:center;"><span style="font-family: Fixedsys"><span style="font-size: 15px">✦ <a href="https://sinistrum.f-rpg.me/viewtopic.php?id=7#p45" rel="nofollow" target="_blank">сюжет</a> ✦ <a href="https://sinistrum.f-rpg.me/viewtopic.php?id=8#p46" rel="nofollow" target="_blank">f.a.q.</a> ✦ <a href="https://sinistrum.f-rpg.me/viewtopic.php?id=6#p40" rel="nofollow" target="_blank">матчасть</a> ✦ <a href="https://sinistrum.f-rpg.me/viewtopic.php?id=76#p11866" rel="nofollow" target="_blank">внешности</a> ✦ <a href="https://sinistrum.f-rpg.me/viewtopic.php?id=75#p11864" rel="nofollow" target="_blank">персонажи</a> ✦ <a href="https://sinistrum.f-rpg.me/viewtopic.php?id=12#p50" rel="nofollow" target="_blank">нужные</a> ✦ </span></span></p>
            <p>⁠</p>