[indent]Закатные огни окрашивают высокие стекла оранжери яркими красками. Майрин поднимается с колен и разминает затекшую после нескольких часов работы спину. Она бы могла большую часть проделанной работы поручить обычным служителям - стоит ли чародейке, нанятой графством, самой заниматься прополкой сорняков и удобрением клумб? Майрин считала, что стоит. Магия может многое. Магия может заставить цвести даже самый капризный цветок - достаточно лишь знать правильное плетение. Майрин их знала, но знала она так же и то, что стоит такому плетению распасться и цветок тут же увянет, а после может и вовсе уже не набрать необходимой силы. И потому Таборвин любовно занималась каждым из своих подопечных - рыхлила, поливала, напевала за работой незатейливые мелодии. Не отряхивая пальцев от налипшей грязи вылетает из невесомых светло-зеленых нитей потоков земли кружево чар, чтобы после вплести его в сами корни растений.
[indent]На сегодня ее работа здесь была закончена и чародейка с легкой улыбкой осматривается вокруг, отмечая, что еще утром казавшиеся слегка подвядшими золотые колокольчики сейчас выглядели уже совершенно иначе. Маленькие, сияющие мягким золотистым светом, эти цветы были крайне капризны и с трудом приживались на землях континента. Девушка так и не смогла узнать, кто именно привез это растение с Лианфира, но здраво подозревала, что на то было желание кого-то из правящего в этих землях рода. Ее же заботой было лишь следить за тем, чтобы магия, бегущая по стеблям с той же интенсивностью как и обычный природный сок, не ослабевала. Стоит хоть раз забыть обновить плетения и колокольчики погибнут.
[indent]Достав из кармана просторных брюк отрез ткани, чародейка не задумываясь подманила один из потоков воды, делая материю влажной и протерла щеки, а затем и шею. Лето в Нордхейме может и не столь жарко, как где-нибудь в землях Агры, но в оранжереях это правило не работало. Здесь в каждом отдельно взятом закутке царил свой собственный климат - именно тот, что подходил выращиваемым там травам, цветам и кустарникам. Для некоторых чародеи поддерживали постоянную влажность, другие прятались в уютных тенях, а третьим постоянно требовалась магия для выживания. Именно за ними и был приставлена ухаживать Мэй.
[indent]Позднего визитера чародейка замечает почти сразу, но не выказывает удивления столь поздним визитом. В оранжереи всегда можно найти несколько человек, даже ночью сюда приходят гости. Влюбленные парочки бегают сюда на свидание, поэты приходят за вдохновением, путешественники, чтобы увидеть диковины, многие из которых сложно найти где-либо еще. И юноша с мягкими черными кудрями и характерными чертами уроженца юга судя по заинтересованным взглядам относится к последним.
[indent]Майрин не спешит приближаться, но и не уходит совсем. Ей интересно узнать, что именно привлечет его внимание. Она не могла сказать, что прекрасно разбиралась в людях, но все же обычно могла немало до себя узнать них, по выказываемым предпочтениям. Юноша шел по извилистым тропинкам и явно разбирался в растениях, что вызывало у Мэй одобрение. Она любила тех, кто как и она умел ценить таланты природы и богов. Вот агр ненадолго остановился у только-только набравшем первые бутоны голоягодника - небольшого кустарника с Ильдинга, после улыбнулся каким-то собственным мыслям разглядывая пустолетник - вьюнок из его родных (как Майрин думала) земель. Девушка убирает высушенную очередным легким плетением материю обратно в просторный карман на бедре и лишь ненадолго отвлекается, чтобы с улыбкой проститься до завтра с одним из рабочих, а когда оборачивается обратно, визитер оказывает буквально в нескольких шагах от нее.
[indent]-Быть может вы ищете что-то конкретное? Я могу показать, - предложить помощь кажется самим собой разумеющимся. Она работает здесь каждый день уже почти год, а человек впервые ступивший под стеклянные своды оранжереи может часами бродить по строениям и все равно не увидеть всего.

Райан ничего не знает о существовании Хогвартса и магической Британии в целом до тех пор, пока сова, влетевшая через распахнутое настежь   окно, не бросает запечатанный сургучом конверт прямо на кухонный стол. И происходит это, конечно же, в его одиннадцатый день рождения.
Кто пользуется сургучом в двадцатом веке? – ошарашенно думает Гастингс, рассматривая послание. Он тянется погладить пегую серую птицу, примостившуюся на спинке соседнего стула, но та предупреждающе щелкает клювом, и мальчик, вздрогнув, отдергивает руку.
Окей, намек понят, лучше вернуться к письму.
Бумага на ощупь жесткая и шершавая, цвета топленого с корицей молока. Типа, вроде как... Из прошлых веков? Например, прямиком из какого-нибудь средневекового замка, от самого короля. Или прекрасной принцессы.
Ну да, конечно, принцессы… Райан даже при встрече с соседской девчонкой начинает заикаться, постоянно поправляет очки и в целом ведет себя как полный идиот, куда уж ему до принцесс. Тем более прекрасных. Да и у королей почту наверняка разносят не наглые жирные совы, а белые голуби, прямо как в какой-нибудь сказке, или, может быть, даже благородные ручные соколы.
Соколы определенно лучше, чем совы, - решает для себя Райан, опасливо поглядывая на «лупоглазого монстра» (свое мнение по этому поводу он не изменит даже несколько лет проучившись в школе чародейства и волшебства). Сова смотрит в ответ с таким очевидным презрением, что, в конце концов, Рэй не выдерживает и отворачивается.
Отлично, он не может переиграть в гляделки даже тупую птицу.

***

В свой первый день в Хогвартсе Райан очень расстроен - Распределяющая шляпа отправила его на Рейвенкло. Гастингс уверен, что и вороны тоже лучше сов, но он хотел бы попасть на Гриффиндор. В нем ведь достаточно храбрости и верности, честное слово. И чести. Пусть даже синий галстук теперь-уже-родного-факультета намного лучше алого подчеркивает цвет пронзительно голубых глаз.
В прочем, очень скоро Райан убеждается, что его храбрость отличается от гриффиндорской. Хотя бы тем, что напрочь лишена глупости, которую «львы» (Мерлин свидетель, им куда больше подошло бы зваться котятами) называют «героическим безрассудством». Гастингс наблюдает за ними со стороны, неверяще раскрыв рот, – хваленое безрассудство лихо вышибает с красного факультета баллы, и Райану после каждого очередного «_цать баллов с Гриффиндора!» слышится звук сбиваемых шаром для боулинга кегель.

Хорошо, что я не на Гриффиндоре, - думает он три месяца спустя – Там учатся психи. И придурки.
А еще через месяц Райан приходит к выводу, что придурков на львином факультете неизмеримо больше.

Первое озарение происходит после того, как на уроке Зелий один из гриффиндорцев – Лонгботтом, кажется, - взрывает котел с простейшим зельем (зельем, которое, как искренне казалось Рэю, просто невозможно испортить... и уж тем более до ТАКОЙ степени!). Хотя, все весело смеются, да и профессор Снейп злится очень забавно, раздувая ноздри от негодования и поджимая губы так, что они почти полностью теряются на его бледном лице. Райан не боится грозного зельевара, тем более, что тот, похоже, имеет претензии, в основном, к гриффиндорцам (за что, если честно, его сложно винить).

А потом первокурснику и самому хочется испробовать на одном из "гордых львов" парочку интересных заклятий... Воспитательного характера. И он вполне мог бы, потому что выучил и опробовал их почти полтора месяца назад (из чистого любопытства, конечно же). Вот только, стоя в дверях кабинета зельеварения, точно позади профессора, Райан слишком растерян и сбит с толку. Внезапно конфетно-розовые волосы Снейпа диковато контрастируют с иссиня-черным цветом его мантии, а выражение лица невозможно передать словами ни на одном языке мира. Гастингс почти на сто процентов уверен, что даже его большой крючковатый нос подергивается от злости, когда зельевар медленно поворачивается в его сторону.
Мальчик не сразу понимает, что его, по неловкости задержавшегося после окончания занятий (кто-то из учеников буквально затолкал "Зелья для начинающих" между партами, так что рейвенкловцу пришлось здорово постараться, чтобы достать оттуда свой учебник), приняли за соучастника этого форменного безобразия.
Как обычно, от волнения Райан сначала немеет, а потом сразу же пугается, что начнет, заикаясь, нести чушь, так что даже не пытается объяснить, что совсем не имеет никакого отношения к новому вызывающему цвету сомнительной прически декана Слизерина. Да и разве Снейп поверит?
Вместо этого рейвенкловец сердито смотрит на виновника «торжества» - рыжего веснушчатого мальчишку на год-два старше него самого. Тот в ужасе таращится в ответ и, кажется, пытается что-то сказать, но с вороньего факультета уже летят баллы, а проходящие мимо слизеринцы эффектно завершают этот эпический пиздец своими едкими «змеиными» комментариями.
Райан вдруг отчетливо понимает, что не может больше сдерживаться – слезы обиды и растерянности наворачиваются на глаза сами собой, так что он, насупившись еще больше, просто сбегает.

Чертовы гриффиндорцы, чертов Хогвартс… Чертово ВСЕ! И зачем он вообще оказался магом?

Только в башне факультета Райан узнает, что не один Снейп теперь будет щеголять розовым цветом шевелюры. Он глупо смотрит на себя в зеркало, принесенное однокурсницей, и не может поверить, что его темно-каштановые волосы теперь напоминают сладкую вату, которую мама каждый раз покупает, когда они вместе ходят в парк аттракционов или в приезжающий на гастроли в Уэльс передвижной цирк.
Однозначно, среди гриффиндорцев одни придурки.

Райан – зануда, гиперответственный и честолюбивый, но у него по-настоящему доброе сердце, а еще острый ум напополам с паталогической верой в хороших людей и неплохое чувство юмора. Он внимательный и чуткий собеседник. У Райана на факультете уже есть друзья, но никто из них – ни умница Чанг ни харизматичный весельчак Стивен – не могут уговорить его взглянуть в глаза своей проблеме. Точнее, выйти из спальни и поговорить наконец с несносным гриффиндорцем, упрямо несущим вахту у двери в гостиную вороньей башни.
Староста Годфри «задолбался объяснять этому рыжему тупице», но Рэй наотрез отказывается иметь какие-либо дела с придурком, превратившим его замечательную каштановую шевелюру в… в… в ЭТО – приторный, режущий глаз цветной взрыв. Хорошо еще, что Снейп вынужден поддерживать этот цирк своим собственным «унылым фейрверком», паклями свисающим вдоль вечно кислой физиономии, иначе бы Райан, наверное, совсем раскис.
В прочем, ни через день, ни через два краска не сходит. Райан потихоньку привыкает к своему новому образу и уже придумывает оправдание для парикмахера, к которому пойдет как только уедет домой на каникулы. Уж маггловская краска должна избавить его от этого кошмара, и если - нет, то… Хорошо, что жить с этим придется не в гордом одиночестве. Наверное, их с зельеваром в конечном счете начнут считать родственниками.

Придурочный гриффиндорец все еще преследует Райана буквально по пятам. Рыжая макушка все время мелькает где-то поблизости, и даже зайдя в туалет, рейвенкловец нервно оглядывается, готовый свалить в любой момент. Нет, он не боится этого конопатого паренька, точнее – не его вовсе, Рэй боится, что не удержится и обязательно даст тому в нос, и это будет очень, ОЧЕНЬ плохо, потому что Гастингс совершенно, абсолютно и непоколебимо против насилия и рукоприкладства. Он просто не может позволить себе опуститься до уровня какого-то пещерного человека! Но обида все еще так сильна, что столкнись Райан с виновником его несчастья… У-уух, что бы он с ним сделал. А драка — это, честно говоря, последнее, в чем рейвенкловцу хотелось бы поучаствовать.
Поэтому «ворона» старательно избегает имеющих все шансы оказаться фатальными встреч.

Увы, но даже когда Снейп – наконец-то! – находит способ вернуть их волосам нормальный цвет, меньше гриффиндорца в жизни Райана не становится. Только с некоторых пор настырный идиот щеголяет на весь Хогвартс сумасшедшей радужкой прической, от которой рябит в глазах и с которой мальчишка похож то ли на галлюциногенного пони, то ли на сумасшедшего какаду. Это просто невероятно!..

Выдержка Гастингса изменяет ему где-то на третий день, после столкновения в дверях большого зала: у «гордого льва» теперь слоновьи уши и надпись на лбу в довесок – «Райан, прости меня! Я – идиот!». Он выглядит нелепо и жутко смешно, но над ним все равно никто не смеется, - даже слизеринцы!! - и это неожиданно задевает Райана сильнее, чем если бы ему самому было суждено всю оставшуюся жизнь косить под сахарную вату.
Во время ужина рейвенкловец не может спокойно есть – все время косится на гриффиндорский стол, стандартно напарывается на чужой ответный взгляд и снова утыкается в тарелку с нетронутым тыквенным рагу. Да что же ты будешь делать, ну!.. Ох, Мерлин, так продолжаться дальше просто не может.
В тот же день Рэй сам ловит вконец спятившего парня.
- Прекрати этот маскарад, - безапелляционно, как заправский прокурор, говорит он, окидывая гриффиндорца быстрым оценивающим взглядом из-за линз массивных, несуразных очков – Ты прощен, - и добавляет, едва заметно улыбнувшись – Я больше не обижаюсь и не злюсь.
Что, в общем-то, чистая правда. Прислушиваясь к себе, Райан действительно понимает, что может спокойно смотреть пареньку в глаза, не чувствуя при этом ужасно неправильного желания вмазать тому по веснушчатой физиономии. Его буквально отпускает, и даже дышать вдруг становится легче.

Николас просыпается от грубого тычка, судя по всему, армейским ботинком, сквозь тонкий слой старого спального мешка. В нос тут же ударяет запах сырости, растительной гнили и еще чего-то горьковато-терпкого, что Марлоу определяет как остаточный флер старого кострища, возле которого он устроился на ночлег, выбрав, похоже, самое поганое место во всем лагере. Очевидно, именно об этом должны были сказать пересмешки солдат вчера вечером, но... Господи! Да откуда же врачу из городского военного госпиталя знать, куда укладываться спать в лесу?! Откуда ему знать, что курить во время одной из сложнейших операцией можно, а мочиться по ветру - ни в коем случае?! Откуда, откуда, откуда... Их миллион, этих правил, о которых Николас не имеет ни малейшего понятия, которые приходится учить на ходу, уворачиваясь от пуль и зажимая голыми руками чужие кровоточащие раны, не останавливаясь, не оглядываясь ни на что.
Прошел почти год, но, кажется, никакое время не поможет привыкнуть к войне. Нет, не к войне, а к полю боя: ко взрывам снарядов «трёхдюмовок», от которых невозможно не вздрагивать, к умирающим на твоих руках солдатам, к их трупам, которые корпус обнаруживает у себя на пути, словно немцы нарочно стремятся каждый раз высылать свою дорогу трупами пленных, даже если эта дорога  - к отступлению.
К такому не привыкают. Такое намертво вшивают в память и проносят через всю жизнь, какой бы короткой она не была. Длинных на войне не бывает.
Когда Николас добровольно перевелся из госпиталя в полевой, а затем - в передвижной модернизированный медицинский отряд, он полагал, что сможет ни много ни мало изменить мир... или что-то вроде того. Во всяком случае, он был точно уверен, что от него будет больше пользы на передовой, в гуще сражений, где пачками гибнут люди, а не в защищенном со всех сторон городе. Марлоу не отдавал себе отчета в том, что сам он не создан для войны, не знал, насколько чудовищно все выглядит в действительности, за яркими ширмами представляемых властями подвигов доблестной британской армии. Только кровь, только боль, только смерть. Только стоны и крики: отчаянные, злые, воинственные... обреченные. Они будут сниться Николасу до конца его дней, хотя, вполне может статься, что это не так уж и долго.
Во всяком случае, так он думает, совершенно неожиданно для самого себя оказавшись на первых линиях обороны, вместе с первым корпусом войск, недалеко от Кана. Их отряды, не успевшие отправиться от последнего сражения и пополнить провизию, были брошены в Нормандию по приказу командования, когда стало очевидно, что союзные войска не справляются с натиском противника: их уверенно оттесняли к побережью немецкие гарнизоны, и фрицам, казалось, не нужны были танки, чтобы сравнивать с землей уже разрозненные к тому моменту отряды. Отступающих на север просто добивали, как свиней на скотобойне.
Марлоу до сих пор не знает, как остался в живых. Их корпус обернулся для отступающих союзников стеной, приняв на себя удары трех фашистских батальонов и двух танковых дивизий, дав возможность остаткам отрядов уйти на восток, чтобы объединиться с канадским корпусом, теснящим воска противника с левого фланга.
Врачи вдруг оказались на вес золота, и рядовые солдаты собственными телами ловили пули, метящие в медиков. А их было всего двое. Николас и Александр Грас - то ли американский шотландец, то ли шотландский американец. Он шутил искрометно и по-настоящему смешно, метко стрелял по банкам и никогда - в людей, даже во фрицев, он всегда улыбался и никогда не унывал... он умирал мучительно и долго от осколка гранаты, разбившей ему ключицу: кость ушла по трахее вверх и продолжала двигаться до тех пор, пока Алекс не захлебнулся собственной кровью... или не задохнулся, Николас не может теперь сказать точно, он знает лишь, что у его товарища не было шансов. Никаких. Марлоу тогда испытал сильнейшее в своей жизни и не менее позорное желание дезертировать к чертовой матери - куда угодно, только подальше от этой бойни. Если бы он только знал, тогда, что бойня еще впереди...
Бойня началась в тот день, когда подоспела вторая волна подкрепления: двенадцатый и тридцатый британские корпуса врезались по флангу в ряды противника недалеко от Рона сразу после объединенного канадско-британского корпуса, оставившего разбитые отряды первого британского далеко позади. В прочем, последним тоже кое-что перепало. Когда разбитые немецкие отряды принялись отступать они наткнулись прямиком на вставшие западнее Кана разрозненные, но вооруженные отряды, в одном из которых и оказался Николас...

- Марлоу, поднимай свой зад, у тебя тут клиент нарисовался, - высокий англичанин в офицерском обмундировании, местами рваном в лохмотья, кривовато усмехнулся.
Капитан Эрнст Брэдшо, подданный ее величества, отличный солдат... фанатик системы. Николас никогда поражается, насколько он отдается всему, что касается службы, даже если оно не связано с войной: будь то не чищенная обувь или не вовремя сданный пост.
- Клиент, сэр? - Марлоу только сейчас понимает, что на улице ночь или поздний вечер, что костер вообще-то не потушен, а вполне себе трещит и вокруг собрались воодушевленно обсуждающие что-то солдаты, потом... - Уэльские волки вернулись?
- Можно просто "май капитан", - скалится Брэдшо, демонстрируя ровные белые зубы - капитан не курит и, наверное, является единственным человеком в этом богом забытом лесу, кто еще помнит о существовании зубной нити... кроме Николаса, конечно, который ко всему прочему умудряется еще и бриться каждое утро, за что неизменно получает острые, но беззлобные подколки от солдат солдат. Они не падают духом... им уже некуда, нижу только Ад. - Уэльские вернулись час назад, и у них есть для тебя подарок.
Улыбка офицера такая зловещая, что Николасу становится не по себе, он совсем не уверен, что хочет знать, какой именно подарок приготовило лично для него лучшее боевое отделение ночных лазутчиков, но вся соль в том, что его мнение мало кого здесь интересует. Он всего лишь врач, пусть для многих и стал ангелом хранителем. Всего лишь врач...
Капитан ведет его меж черных силуэтов деревьев, и Марлоу замечает прикованные к нему внимательные взгляды, которые почему-то кажутся сочувствующими. Его что, ведут на расстрел?

- Ну вот, - довольно сообщает капитан как только они выходят на поляну, расчищенную под большую тяжелую тентовую палатку импровизированного полевого госпиталя. Пустую сейчас, что не может не радовать. Или не совсем? - Мы на месте.
Ник замирает в нерешительности. Солдатское чувство юмора - понятие само по себе относительное, а в условиях войны и того, свидетелем чего периодически становился Марлоу, оно и вовсе теряло привычный смысл. Нет, шутить ребята умели, но иногда перегибали палку, а уж Николасу по умолчанию объектом "шуток" приходилось быть чаще всего, и это не смотря на то, что он вообще-то был старше некоторых из них.
- ...сэр? - меньше всего врачу хотчется в очередной раз попасться на уловку.
- Да не тормози ты так, никаких розыгрышей, честное слово! - да? А по роже хитрой так прямо и не скажешь, с сомнением думает Марлоу прежде чем подойти ко входу в палатку.
В прочем, внутрь его уже проталкивает Эрнст, заходя следом. Первые секунды Николас не видит ничего такого, что могло бы заинтересовать его в качестве... да хоть чего-нибудь, но уже через мгновение... Ему хочется закричать. Точнее вскрикнуть, совсем не мужественно и до крайности удивленно, но Марлоу сдерживает себя, только дергается нервно и резко поворачивается к капитану.
- Капитан, что..?!
- Не что, а кто, - очень спокойно и наставительно поправляет тот, будто нет ничего удивительного в изувеченном теле, привязанном к стулу посреди тента - Твой подарок, Марлоу. Твой подарок. Леннокс с ребятами разбили отряд на юго-востоке. Ублюдки думали миновать наши отряды и уйти за свои ублюдские форпосты, но... Этого взяли живым. Единственного. Всех остальных вырезали... как свиней, - Ник Ник морщится и сглатывает, на что капитан только усмехается - Ребятам пришлось с ним... поработать, так сказать упаковать его в подарочную упаковку. Нравится? Они ОЧЕНЬ старались.
Ник не уверен в своем голосе, но Брэдшо не нужно согласие с собственными словами, его радует зрелище искалеченного тела, это написано на его лице.
- Вижу от счастья ты потерял дар речи, Ник. Это хорошо. Приведи его в порядок, он нам нужен живым... до тех пор пока не расскажет, где стоят их форпосты. А он расскажет... - и ничего хорошего эти слова не сулят... фрицу, разумеется, - До этого момента он не должен умереть. Он весь твой: от своей фашистской рожи до фашистской задницы. Развлекайся.
И капитан покидает палатку, бодро насвистывая гимн Объединенного Королевства, оставив врача наедине... со своим пациентом. Боже правый, с немцем, с фашистом! Крепко привязанным, находящимся без сознания, но все же... Снаружи копошатся постовые, и это ободряет, вселяет некую уверенность. Хотя, какая к черту уверенность? Николасу еще не приходилось лечить фашистов.
При ближайшем рассмотрении все оказывается еще плачевнее, чем могло показаться на первый взгляд: если Брэдшо хочет что-то узнать, он непременно узнает, его ребята творят "чудеса", о которых Марлоу не хочется даже думать. Но этот... фриц, видимо, оказался крепким орешком, раз выдержал такое. И продолжает терпеть. Хотя, это только вопрос времени, его все равно рано или поздно убьют.
Николас морщится и оглядывается по сторонам: вот на тумбочке рядом стоит аптечка и тазик с водой, тряпки и не слишком чистые бинты. Позаботились, чтобы было чем лечить, но без роскоши? Славно.
- Лучше бы тебе умереть, - хмыкает врач, обмакивая в чуть теплую поду тряпку, и принимается обтирать с искалеченного лица немца запекшуюся кровь.

[indent] В баронство Герлор Гаррета завело письмо Морриган. Как всегда, не самое приятное. Бывшая наставница, с которой они когда-то расстались на плохой ноте, всегда любила найти ему задание, которое он обязательно должен был выполнить, а он – не мог отказать. Письмо было кратким и лаконичным. И конечно же зашифрованным от любопытного взгляда, потому что было до крайне важным. Им с Хьюго, другим стражем-чародеем, необходимо было забрать один ценный груз из порта в Герлоре и перевезти его в безопасности в Нентхолл, крепость Ордена Стражей. И Гаррет даже знал, какой именно там будет груз.
[indent] Кинжалы для стражей новичков, выпускников этого года, привезли как обычно к сроку, но у Ордена что-то не срослось. Кажется один из магистров, который должен был отвечать за приемку ценного груза, случилась стычка с несколькими темными и он, будучи раненым, нуждался в помощи кого-то, кто способен был его заменить, пока он исцеляет свои раны, а там их догонит и они втроем отправятся к крепости дальше. Дней в дороге то не так уж и много, если вдуматься, какие могут возникнуть проблемы? Кинжалы стражей, особенно пустые, не представляли особенной ценности, да и слухи, которые Орден пустил намеренно, мол кинжалы привлекают несчастья и прокляты, отваживали даже самых охочих до халявы разбойников, стремящихся к наживе.
[indent] Гаррету, находящемуся сейчас в Руже, добираться до порта было ближе всех остальных, поэтому Морриган не стала мелочиться, выбрав для этой миссии своего ученика. Ей это, конечно зачтется в послужной список, когда-нибудь потом, а ему просто скажут «спасибо». Свою выгоду наставница умела выцепить даже тогда, когда даже мысли об этом не было. А её амбиции....
[indent] Гаррет спешился с лошади и привязал её к столбу. До прибытия корабля оставалось не более часа.
[indent] — Мистер Роуэн, полагаю? — Гаррет протянул ему руку для рукопожатия, — Я Гаррет. Хьюго присоединиться ко мне в пути. Всё готово? — он перебрасывается парой фраз с мужчиной, получает четкую инструкцию и перебрасывается парой легких шуток. Осмотрев коробки, которые переложили в повозку, он убеждается что всё в порядке и довольно кивает головой. Лет десять назад он уже был в числе сопровождающих груз до места, но точно так же, как Хью – присоединился в пути.
[indent] Дождавшись, когда груз окончательно будет уложен, а телега запряжена отдохнувшими, сытыми лошадьми, Гаррет подошёл к своей, угольно-черной кобыле по имени Уголек и отвязал её. На ней, он, конечно, не поедет, а привяжет рядом. Не оставлять же её здесь, чтобы кто-то соблазнился её украсть. Негодяй, конечно, пострадает, потому что Уголек у него кобыла норовистая, с характером, и сбежит при первой же возможности, но не хочется оставлять малейшего шанса на соблазн. Да и зачем. Как-то только он заберет Хью в окраинах Руже – просто пересядет на свою лошадь, а тому даст возможность управлять повозкой.
[indent] — Знаю, я тоже не в восторге, — вздыхает мужчина, потрепав лошадку по холке. Привязав Уголька к общему обозу, Гаррет забирается на козлы, берет в руки вожжи, трогаясь. Помахав на прощанье мужчине (а он уверен, это не просто человек, а самый настоящий дракон), Гарт следует нужному маршруту, сосредоточившись на дороге.
[indent] Несколько часов пути все проходит достаточно спокойно. Солнышко приятно пригревает, но не жарит и Гаррет даже позволяет себе довольно зажмурится и подставить лицо солнечным лучам. Давно он не получал такого удовольствия. Яма, в которую в тот момент ухнуло колесо вернуло его в его привычное, угрюмое настроение. — Окулл меня раздери, — чертыхается Гаррет, тормозя лошадок и спрыгивая с козл. Сейчас ему только не хватало потерять колесо на дороге и остаться в этой пустоши в одиночку с двумя десятками кинжалов, которые он везет Ордену.
[indent] Мужчина обходит вокруг повозку, убеждаясь, что все её детали на месте. Выдыхает. Решает заглянуть внутрь, чтобы убедится, что там все в порядке.
[indent] — Окулл меня раздери, — повторно менее чем за десяток минут ругается он, когда замечает помимо ровных рядов коробок с орудием для стражей ещё и незнакомую девушку. — Советую тебе объяснить, милочка, что ты забыла в этой повозке, — рука Гаррета тянется к кинжалу за поясом на случай, если незнакомка захочет оказать ему сопротивление. — Кто ты, и что здесь делаешь? — осторожно спрашивает мужчина, хмурясь. — Если это какая-то злая шутка Морриган, я за себя не ручаюсь, — мрачно думает он, замирая на месте.

будет