Owl City — Wolf Bite
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
▼▲▼▲▼▲▼
⠀⠀⠀⠀⠀

[indent] Йонихьо [ Io:nhiòte ]. Твоё имя означает «Радуга», ибо ты такая же яркая, весёлая и жизнерадостная. Маленький бельчонок, как я иногда тебя зову. Моя лапочка-дочка и самая младшая среди троих детей: брата и сестры. Та, за кем не угнаться, ведь каждый день, едва солнечные лучи согревают холодное утреннее небо, ты несёшься как ветер на встречу новому и неизведанному с неукротимым желанием познать этот мир.   

[indent] Тебе совсем недавно исполнилось восемь. Признаться честно, в глубине души я всегда знал, что ты — особенная. С самого твоего рождения. Это очень сложно объяснить, но... Я чувствовал сердцем. Хоть и люблю вас всех троих одинаково. И именно у тебя проснулся талант, которым наделены наши далёкие предки. Ты способна видеть то, что скрыто от глаз других. И даже больше меня: ты способна видеть глазами птиц, устанавливая с ними телепатическую связь.

[indent] Вожу тебя на охоту, учу читать следы и стрелять из лука. Иногда даже драться. Не волнуйся, мама знает. И она дала добро на нашу маленькую авантюру. А ты только этого и ждёшь... Но видеть радость и счастье в твоих глазах каждый раз, как в твои маленькие ручки попадает лук  — самое дорогое сокровище. Пока что, ты с ним едва справляешься, но стоит немного подрасти и из тебя получится отличный лучник.

[indent] Добрая, по-детски наивная, но с большим сердцем, искренне любящая всё вокруг себя: природу, животных, своих друзей и семью. Любознательная и любопытная, стремящаяся успеть всегда и везде. И даже если что-то не получается, ты никогда не отчаиваешься. Не опускаешь руки, а будешь пробовать снова и снова, пока не получится.

※ ※

[indent] Любишь игры, чтобы всегда было смешно, звонко и весело. Но ты совсем не шумная, нет. Отнюдь. Когда того требует обстановка, тихо замираешь, словно мышка. Иногда даже забываешь дышать. Я напоминаю тебе, что дыхание нужно всегда контролировать. И твоё с жалостью брошенное "прости, пап..." заставляет меня улыбаться, потрепав тебя по волосам. Это ожерелье, что ты получила от меня на свой день рождения теперь носишь с гордостью, ведь оно принадлежало твоей бабушке.

[indent] Ты, как и я когда-то, подвергаешься сомнениям. И это нормально — сомневаться. Неуверенность — это не порок. Стоит её преодолеть, как наступает решительность. И даже твои слёзы и страх, что однажды я уйду и не вернусь - лишь малая часть твоих истинных чувств. На самом деле ты очень смелая и отважная девочка. Всегда стараешься найти выход даже из, казалось бы, самой трудной ситуации. И в момент истины отбрасываешь все страхи и сомнения, потому что уверена, что поступаешь правильно. Острый ум и смекалка помогают тебе ориентироваться и выживать. Так ты однажды меня и спасла от зубов серого хищника...

[indent]Я готов пойти на всё что угодно, лишь бы ты не познала тех ужасов, что таит жестокая изнанка этого мира. И я всегда буду защищать тебя, Йонихьо, даю своё слово.

Пример моего поста

[indent] Порой у Коннора складывалось ощущение, что тамплиеры и ассассины враждуют между собой с самого появления человеческой цивилизации. Тогда он понятия не имел насколько был прав в своих догадках. И что все ценные артефакты и частицы Эдема переходят из рук в руки с незапамятных времён. Меняются владельцы, а вот сами сокровища остаются неизменными. Тамплиеры на протяжении всей истории мнили себя вершителями судеб, вот только все они, и ассассины в том числе — всего-лишь очередная страница бесконечной истории. Стоит её перевернуть — настанет начало новой эпохи. И для каждой важно здесь и сейчас.

[indent] То, что происходило недалеко от храма — было самой красноречивой демонстрацией вражды между двумя параллельными мирами. На берегу развернулось настоящее сражение между наёмниками британской армии и пиратами, которых привёл сюда Коннор. В обмен на всё, что они смогут забрать с пришвартованного фрегата, морские волки бесстрашно резали солдат в красных комзолах. Несколько лет назад Коннор бы ни за что не пошёл на такой шаг. По наивности своей попытался бы убедить этих головорезов напоминанием о давно похороненных в душе благородстве, чести и моральных приципах. На что они лишь посмеялись бы в ответ мальчишке и послали куда подальше. Но сейчас он мыслил иначе. Он давно уяснил, что белым людям из старого света нужно предлагать то, что они могут купить и продать. Ну, или то, что красиво блестит. Всё остальное им не интересно. Самому ассассину не было никакого дела до банальной наживы. Он здесь по другой причине...

[indent] Заслонившись чужим телом от града пуль, Коннор неустанно расчищает себе путь, но, казалось, что врагам нет ни конца ни края. Придётся искать обходную дорогу. И стоило ему пропустить эту мысль в голове, как взгляд цепляет, до сжимающей внутри боли, знакомый плащ, мелькнувший меж деревьев. Х э й т е м... Нельзя допустить, чтобы он добрался до храма первым. Коннор безрассудно бросается в погоню, но тут же получает пулю. Шальная дура прошла по касатетельной, разорвав белый рукав чуть ниже плеча. Ассассин вынужденно тормозит, хватается за рану, крепко сжимая её. Слышит звук подожжённого фитиля совсем рядом с головой. А затем и выстрел. . .

[indent] Младший Кенуэй жмурится, вздрагивает, а мёртвое тело падает прямо ему под ноги. Резко оборачивается.
— Беги за ним Коннор! Мы тут сами как-нибудь разберёмся с этими ублюдками! — воодушевлённый, хоть и пьяный, голос Фолкнера вселяет в сердце ассассина надежду. Он кивает ему и бежит, что есть сил, стараясь игнорировать кровоточащую рану. Но надолго его не хватает. Он вынужден остановиться, чтобы небрежно оторванным куском ткани перетянуть плечо и остановить кровь. На какое-то время это действительно помогает. А дальше ждёт очень тяжёлый путь, усложнённый предусмотрительным тамплиером.

[indent] И едва старший Кенуэй успевает открыть врата, как сын настигает его и с разбега сбивает мужчину с ног, повалив на землю. После недолгой возни и попыток обезвредить друг-друга, Коннор всё же отстраняется и отскакивает в сторону, чтобы оценить ситуацию. Они встречаются уже не в первый раз и достаточно хорошо знают друг-друга. И тем ни менее, Коннор всё ещё опасается его. Не позволяет себе упустить из виду, пристально наблюдает за каждым движением, будто ждёт удара исподтишка. Напряжён, осторожен и больше похож на дикое животное. В то время как Хэйтем  ведёт себя совершенно сдержанно и, кажется, будто бы не волнуется ни капли. Абсолютно спокойно поднимается с земли, захватив слетевшую треуголку. Отряхивает от пыли одежду, заглаживает назад растрепавшиеся седые волосы и надевает обратно шляпу.

[indent] — Не думал, что ты так далеко заберёшься. С твоей-то раной... — Хэйтем как ни в чём не бывало кивает, напомнив о слабости сына, на что тот в ответ лишь рычит на него, всё ещё походя на неприкаянного зверёныша. Они стоят на перепутье. И оба прекрасно понимают, что словами ничего не решат. Они кружат, будто создавая импровизированную арену.

[indent] — Что будешь делать дальше, Коннор? — тамплиер разводит руками в вопросительном жесте, глядя на парня. Он ждёт действий именно от него, потому что сам прекрасно знает чего он хочет. Радунхагейду же останавливается, сжимает кулаки и становится в стойку, чем вызывает ухмылку на лице отца.
— Да ну, брось. Ты же не ударишь собственного... — Хэйтем не успевает договорить, как тут же с огромной силой получает в челюсть. Коннор надеялся вырубить его, но, похоже, что теперь одним ударом дело не закончится. Младший Кенуэй наблюдает, как мужчина сгибается чуть ли не пополам, касается ладонью места удара, будто не веря, что Коннор и вправду это сделал. До слуха ассассина доносится отвратительный хруст, который отчётливо слышен в полной тишине древних стен. Видать, выбил папаше зуб. Хэйтем вскидывает озлобленный взгляд на парня. Но Коннор даже и не думал оступать. Он собирался выбить из отца всё дерьмо. 

[indent] — Ах, так... — до этого самодовольный и надменный тамплиер внезапно помрачнел. И кто из кого ещё всё дерьмо выбьет - вопрос оставался открытым до самого завершения побоища, в котором, на удивление, никто так и не воспользовался оружием. Чистые кулаки и безудержная ярость. Коннор избивал отца с особым пристрастием, будто бы вкладывая в каждый свой удар всю ту боль, что он испытал, будучи ребёнком, выросшим без него. Хэйтем же умудрялся уворачитваься и так же наносить болезненные удары, будучи злым на сына за то, что тот вырос таким отвратительным и несносным мальчишкой, нежелающим слушать старших.

[indent] Но им обоим становилось тяжело. У Хэйтема сказывался возраст, а Коннор потерял много крови. В глазах темнело и приходилось отряхивать голову, чтобы прийти в себя, пока отец пытался очухаться, лёжа на земле.
— Какой же ты упрямый мальчишка! — Хэйтем не выдерживает и даёт волю эмоциям. Это был тот самый момент, когда доведённый до ручки отец готов отстегать отпрыска ремнём в наказание, да так, чтобы на всю жизнь запомнил. Но он слегка опоздал с этим делом. Коннор стоит над ним, тяжело дыша. рана предательски ныла. Он больше не мог драться...
— Ты проиграл. Сдавайся, Хэйтем. . .— на выдохе просит Коннор, но в ответ получает целую горсть пыли вместе с камнями, вероломно пущенной Хэйтемом в лицо. Радунхагейду отшатывается в сторону и пытается протереть глаза,  но тут же чувствует подножку. И теперь уже он лежит на земле. Грязный, бесчестный приём. Но чего ещё ждать от тамплиеров? Коннор стонет от боли, когда отец нависает над ним и начинает бить сына в лицо кулаком.
— Я не хочу убивать тебя, Коннор. По крайней мере не сейчас. Ещё слишком рано. — Хэйтем как-то смутно, даже для самого себя, оправдывает своё милосердие и привязанность к родной крови, отпускает одежду ассассина и тот падает, казалось бы, без последних сил.  Идёт за артефактом и когда пальцы вот-вот должны были коснуться заветного сокровища, младший Кенуэй выхватывает сферу прямо из-под отцовского носа.
— КОННОР, НЕТ!— а дальше лишь белая вспышка, заполонившая всё помещение.

---

[indent] Коннор не помнит и не знает что именно произошло. Но крик прибрежных чаек и звук прибоя приводит ассассина в чувство. Морской бриз приятно обдувает искалеченное лицо, а палящее карибское солнце слепит глаза. Коннор щурится, прикрывается предплечьем, пытаясь разлепить глаза, которым не может поверить... Что это за место? Жёлтый песок под ним, ракушки, выкинутые на берег... А позади самые настоящие непроходимые джунгли. Что за чертовщина? И где отец?!

[indent] Ассассин озирается по сторонам в поисках своего противника, но не обнаруживает его. A где... Где сфера?! Коннор спохватился и стал хлопать по себе, будто надеялся обнаружить сокровище в кармане или ещё где. И он правда находит сферу. Только в нескольких метрах от себя. Она валялась на песке и её вот-вот готовилась смыть волна. Парень бросается за сокровищем, не обращая внимания на острую боль в руке и то, что он может намокнуть. Хватает сфру, заворачивает её в мешок на поясе. Выдыхает... Главное, что частица Эдема у него и её не смыло. А теперь предстоит узнать где он и как отсюда выбраться.

о, здравствуй, братец. будь добр, можешь уйти поскорее с глаз долой и больше не появляться?

у нас с тобой отношения... непростые. для таких гениев, как мы с тобой, другие люди всегда казались скучными и недостойными внимания. вполне естественно, что это нередко приводило к тому, что мы с тобой соревновались в том, кто же из нас двоих все-таки умнее. но в одном соревновании победа всегда неизменно была за тобой — именно ты оказался первенцем, гордостью семьи.

и я не завидую, ведь семейные ценности мне чужды. я не буду проявлять теплых братских чувств, и если вдруг наша матушка поймает нас за курением, то с превеликим удовольствием свалю все на тебя. ведь мне по моей же просьбе даже сигареты не продают; попробуй как-нибудь никотиновые пластыри, вещь неплохая.

ты раздражаешь. со своим высоким статусом, вычурными костюмами, самодовольным тоном голоса и взглядом свысока. но в то же время не отказываешь в помощи, если вдруг таковая мне понадобится — о, а я в интересах какого-либо расследования уж совершенно точно не премину воспользоваться этим. но это работает и наоборот — сколько раз ты уже подкидывал мне какое-либо дело? пожалуй, я должен тебя поблагодарить, ведь без этого все вокруг казалось бы еще более с к у ч н ы м.

я не хочу даже слышать твое имя, но в то же время в глубине души — где-то очень-очень глубоко считаю тебя одним из своих близких людей. их у меня не то чтобы прям уж много, но тем не менее. даже когда все вокруг от меня отворачивались, ты всегда был на моей стороне. да, бесил своими комментариями и высокомерием. да, действовал у меня за спиной (хотя тебе и положено, ты же работаешь в правительстве). но ты никогда не сделал ничего, что могло бы мне по-настоящему навредить.

в общем, нам немало всего стоило бы обсудить, будь мы нормальными братьями. но так ведь было бы совсем неинтересно, не так ли?

---

мы решили немного разнообразить сюжет сериала и добавить в него мистики. в людях начали проявляться сверхъестественные существа (кроме меня, ведь мой ум — уже моя сверхспособность). но, помимо этого, у нас планируется замес со всадниками апокалипсиса, и мне кажется, что голод идеально подошел бы майкрофту. я не настаиваю, но подумайте над этим, такой потенциал!
а еще я предлагаю забыть про какую-то там сестру, как про страшный сон, и остаться вдвоем в семье. зачем нам кто-то еще, правда же?
посты пишу в третьем лице, скорость варьируется, но дольше 3-4 недель стараюсь не тянуть, если не произошло какое-нибудь чп. буду очень рад видеть старшего брата, приходи в гостевую или сразу в личку, оттуда при желании можем пойти в телегу

Пример моего поста

Еще один никотиновый пластырь отправился прямиком на руку Шерлока, и его раздраженное дыхание нарушило тишину этого вечера. Ну, тишиной назвать это было сложно, ведь на кухне, объединенной с гостиной, копошились люди. Мысленно оградиться от них не составляло большого труда — их пустые переговоры и звуки готовки составляли лишь белый шум. А в гостиной, в пространстве вокруг Шерлока, было тихо. Даже слишком.

Он сидел на кресле, подтянув ноги прямо в обуви к себе поближе, и по привычке сложил руки домиком, раздумывая о чем-то. На самом деле, просто пытался отогнать скуку, которая то и дело накатывала этим вечером. Помочь в готовке ужина Шерлок определенно не собирался, лишь изредка поглядывал в сторону кухни, когда до его ноздрей доносился приятный запах еды. Вполне вероятно, что своей «помощью» он, напротив, все только испортил бы, так что спорить с его безучастием никто не стал.

Запах выпечки. Ливень за окном. Атмосфера была крайне уютной, и в целом трудно было не думать о том, что вернуться домой было приятно. Все как будто бы потихоньку возвращалось на круги своя, и словно и не было этих двух лет, когда все думали, что Шерлок Холмс мертв. Это радовало. Однако слишком долго задерживаться на этой мысли он не стал, ведь в целом их поток был слишком быстрым, чтобы была возможность нормально ухватиться хоть за какую-нибудь из них. Учитывая, что ни над каким важным делом детектив-консультант в этот момент не работал, а значит, просто бродил мысленно туда-сюда, туда-сюда, пока не стало слишком скучно.

В один момент могло показаться, будто его внезапно осенила какая-то гениальная идея. Шерлок слишком резко поднялся на ноги, и, видимо, зря — от смены положения у него немного закружилась голова. Тем не менее, размеренным шагом он направился к соседней комнате, открыл дверь и шагнул... внезапно на улицу.

Такого поворота не ожидал даже самый гениальный ум всех времен и народов. Первым делом он обернулся и заметил, что двери, через которую он пришел, уже не было — по факту, вокруг вообще ничего не было, кроме бесконечных зарослей. И это было настолько неожиданно и ненормально, что на несколько секунд Шерлока немного выбило из колеи.

Что ж, жаловаться на скуку ему теперь не придется.

Мысленно он перекрутил события последнего дня у себя в голове, чтобы точно убедиться, что он не сошел с ума и не принимал никакие запрещенные вещества, чтобы забыть о том, как он попал сюда. Провалы в памяти? Возможно, но с чего бы?

Обстановка вокруг была довольно мрачной. Дождь неприятно лил прямо в лицо, из-за чего вся одежда начала липнуть к телу. Было довольно темно, учитывая, что на небе были тучи, и ни следа звезд или луны не было видно. Однако это не помешало Шерлоку обнаружить несколько интересных деталей в этом месте — во-первых, этим местом был сад, причем заброшенный — судя по количеству сорняков и других зарослей, а также по размерам некоторых растений и тому, как они разрослись, за этим местом не ухаживали не менее десяти лет. Во-вторых, среди некоторых растений были даже ядовитые, а некоторые и вовсе были не знакомы Шерлоку, что странно — в голове он держал чуть ли не весь гербарий. В-третьих, впереди виднелся особняк, в окнах которого горел свет. Возможно, имело смысл направиться туда и разузнать, в чем же дело.

В-четвертых, в этом месте Шерлок был не один. Дойти до этого было несложно, ведь на земле, которая сплошь превратилась в грязь и лужи, пока еще оставались свежие следы. Но разглядеть, принадлежали ли они мужчине или женщине, он не успел — заметил рядом какое-то движение и без лишних раздумий направился прямо туда.

— Мисс Адлер? — Шерлок явно был удивлен такому повороту. После того, как он ее спас, они не поддерживали связь, хотя будет ложью сказать, что он ни разу не думал о «той женщине». А после его спектакля с поддельной смертью она и вовсе не должна была знать о том, что он выжил.

В темноте, еще и под ливнем было непросто разглядеть какие-либо детали во внешности Ирэн; кроме того, не факт, что у него вообще получилось бы узнать хоть что-нибудь, ведь эта женщина всегда оставалась для него загадкой. Которую он, как ему казалось, успешно решил еще два года назад, но забыть свое первое впечатление после встречи с ней было непросто.
— Что это за место? — спросил Шерлок, мысленно пришедший к умозаключению, что вряд ли этот особняк принадлежал мисс Адлер. Но, возможно, она могла пролить свет на ситуацию? Потому что не то чтобы его интересовали приветствия или еще что-либо подобное после долгой разлуки. Для начала было бы неплохо укрыться от мешающего ливня, а по пути в особняк она как раз сможет рассказать все, что знает. С этой мыслью Шерлок двинулся вперед, жестом попросив Ирэн следовать за ним, слишком занятый мысленно всей этой ситуацией и внезапной встречей, что даже не заметил где-то впереди еще чью-то фигуру.

Сам персонаж:
Не вижу смысла слишком распинаться рассказами о плюсах и минусах Юты. Чтоб понять его характер достаточно одной овы, но я надеюсь что манга, хотя бы главы с Ютой, вам тоже знакомы. Изначально забитый подросток, который боится всего на свете, становиться сильным, открывает в себе стержень бороться дальше. Несмотря на все свои навыки, он остается чрезмерно добросердечным, даже к собственным противникам.
Отношения:
Мне бы хотелось в пару. Но я понимаю, что идти в пару к неизвестному соигроку напрягает, поэтому можем начать с броманса, а дальше как пойдет.
Изначально между ними было напряжение, и чего уж таить, его поведение бесило Маки. Со временем же наоборот, они стали вместе тренироваться, ходить на задания и все же нашли общий язык. Юта беспокоиться обо всех своих друзьях и Маки, разумеется, не исключение. У них неплохое взаимодействие: грубая, порой бестактная Маки и мягкий, как булочка с корицей Юта. Несмотря на это, у них есть стержень и упрямство, которое помогает им двигаться вперед.
Идеи и на игру:
- отыграть совместные тренировки
- разговоры по душам, ведь ещё столько всего не обсудили
- можно старые-новые задания против проклятий
- по ау с удовольствием бы сыграла некоторые моменты из манги, только немного переиначив

От Годжо-сенсея:    

юта оккоцу... знаешь, сейчас я могу сказать, что спасать сложных подростков стало для меня чем-то вроде хобби, но именно ты оказался первым, за кого я заступился и уберег от казни, на которую ты, к слову, добровольно же и согласился, и забрал к себе в магический техникум под опеку. и да, ты, действительно, оказался весьма и весьма интересным парнишкой, юта. тихий и скромный, твоя жизнь перевернулась в один миг, когда ты повстречал рику, любовь к которой породила в последствии самое сильное проклятие. ты практически сломался от такой ноши, став еще более замкнутым и отрешенным, буквально тенью от человека, который не видел какой-либо цели в своей жизни. но спасибо, что несмотря ни на что, смог все же довериться мне. я не мог не заметить в тебе удивительный потенциал, когда наблюдал с какой добротой ты отзываешься о своих друзьях и как готов без раздумий в момент опасности рискнуть собственной жизнью ради их спасения. тогда, сидя в коридоре больничного отделения, ты сказал мне, что снимешь проклятие с рики. и ты справился! ты не только достиг желаемой цели, освободив ее, но и наконец-то, что не менее важно, смог разобраться в самом себе. и вот он итог, где теперь ты, оккоцу юта — шаман особого уровня с огромнейшим запасом проклятой энергии, в чем ты уступаешь разве что мне, и единственный, кому я доверил защиту над студентами первого и второго курса.
я нисколько в тебе не ошибся, юта.
теперь же о птичках. мы все тебя очень ждем! ребята по тебе уже соскучились, да и кто же, как не ты, будет помогать остальным доставать меня в будущем из коробки?
по таймлайну ты сейчас находишься в командировке в африке, но как-то ты там уже засиделся, тебе так не кажется? поэтому ждем твоего скорейшего возвращения в техникум! конечно же, с сувенирами, как же иначе.

Пример моего поста

Новости были отвратительными. Нобара в коме. Инумаки – лишился руки. Нанами – умер. Наобито – ранен, на него ей конечно плевать, ему самое место в аду. Столько бессмысленных жертв и все безрезультатно. Самая бессмысленная битва за последние столетия. Хорошо, хоть большинство людей смогли спасти. Маки не стала навещать ни Нобару, ни Инумаки, хотелось, но нет. Она не найдет подходящих слов для них, не будет поддержкой которая пробудит в них желание дальше бороться. Ей и не хотелось, наоборот, пусть сваливают из этого мира магов, как можно быстрее, живее будут. Слабакам не место в этом мире. Все умирают. Взгляд Маки был пустым, словно пламя в душе потушили. Только она одна и никто этого не увидит. Сломанная Зенин должна быть большим потрясением для большинства друзей, такого шока они точно не выдержат. Хорошо, что сестра цела и жива, это мысль единственная из-за которой девушка не опустила руки. У неё цель куда более парадоксальная – месть. Весь мир разбивается на мелкие осколки, а она цепляется за старые обиды. Отлично мотивирует, кстати.

А ещё шрамы. Маки плевать на свою внешность, на изуродованное лицо и короткую стрижку. Чудо, что вообще волосы остались, после того как она пылала как факел. Это все лишь отражения её слабости. Она не смогла бороться и пала, все произошло так быстро, что она не успела понять. Боль, которая прожгла её до самых костей, слабость в теле и потеря сознания. Дальше очнулась в госпитале. Ожоги не болели, целители знали своё дело. Осталось мерзкое чувство собственной ничтожности, когда смотришь в зеркало. Изуродованное отражение, перебинтованный глаз, короткие взъерошенные волосы, как ежик. От этой боли не спас ни один холодный душ, а их она приняла уже три, с тех пор как открыла глаза. Никто об этом не узнает, для большинства она останется все той же дерзкой Маки, но внутри что-то треснуло. Казалось когда оставшийся фундамент души разрушиться перед всеми предстанет человек, которого они не захотят знать. Только Зенин плевать, наоборот, ей хочется разрушить ту хрупкую оболочку и увидеть, что за ней скрывается. Может это и станет её силой? Маки разбила зеркало, всего одним движением руки, они разлетелись на мелкие осколки. Девушка сделала шаг вдавливая ботинком осколки в пол.

Жаль, что тот ублюдок, что ранил Нобару – мертв, с каким бы удовольствие она бы сама лишила его жизни. Под ногами хрустит стекло, Маки же делает небольшие шаги кайфуя от этого звука, по пальцам скользит тонкая полоска крови. Капает на остатки зеркала в её палате. По пути к заднему двору, она перебинтовывает костяшки пальцев. Раны на ней заживали как на кошке, быстро, есть один плюс когда в тебе течет кровь чертовых Зенин – хорошая регенерация. Кстати насчет этого проклятого клана, зачем Мегуми решил с ней поговорить? Хочет увидеть хотя бы одно живое лицо после Сибуи? Вряд ли, он не так сентиментален. В нём была твердость, которая восхищала девушку, ему определенно стоит стать главой Зенин, может тогда этот клан измениться. Она видела многих людей, которых портила власть, но Фушигура казался не таким. Он воспользуется своими правами и может тогда не придется сжигать этот улей мразей.

Она остановилась у заднего крыла, зубами завязывая последний узел бинта на костяшках, когда подошел родственничек. Маки коситься на него исподлобья, как дикая кошка, которая оценивает расстояние до прыжка на жертву. Молчит, убирая руку от губ, он её позвал, пусть первый и начинает диалог. Выглядел он, как и прежде – волосы торчком, взгляд спокойный. Черт подери, они стали так похожи, что Маки не выдержала и цыкнула. У них теперь сходства больше чем у неё с родной сестрой-близнецом. Кровь не водица. А ещё она вспомнила мужика, тоже без проклятой энергии, который с такой легкостью физически её отпихнул, что Маки не сразу поняла в чем дело. Они кстати очень похожи. Девушка задумчиво морщит нос, так же оценивая и самого Фушигуру. Видимо, после Сибуи он не сильно пострадал, руки-ноги на месте, даже видимых шрамов нет.

- Не болит. – ответила Зенин, всем своим видом и интонацией, давая понять, что это не та тема с которой ему стоит начинать. Ей не нужна его забота, сочувствие или любое другое внимание-понимание. Несмотря на всю свою резкость, к Мегуми она относилась хорошо, он ей даже нравился, в отличие от других родственников. Просто у Маки дряной характер и ещё более дряной язык. У многих не хватало самообладания просто с ней в одной комнате находиться, видимо семейная черта. Девушка так же проходит к скамейке и садиться закидывая ногу на ногу, чтоб пятка касалась бедра, неженственная поза, но её это совсем не волновало. Запрокидывает голову, позволяя моросящему дождю падать на лицо, сама же равнодушно поглядывая в небо. Она сама не понимала, что даже простой позой может напоминать Тоджи. Маки никогда не знала своего брата, именно поэтому все её действия были естественными, а не подражанием.

- Как Нобара? – спросила Маки, чуть косясь в его сторону, стараясь выловить даже мимолетное изменение в лице. Они стали подругами. С натяжкой, конечно, но нашли общий язык. Не хотелось её лишиться. Хватит смертей на этом блядском Сибуи. Насчет Инумаки, девушка не стала спрашивать, даже боялась представить насколько морально разбит её друг и видеть его, пытающегося подбодрить неуместными словами... К черту. Маки сплёвывает это чувство. Сейчас им нужен Юта, не только потому что он зверски силён, а ещё он способен своим детским оптимизмом заполнить стадион.

Когда разговор зашел о Наобито, Маки первый раз проявила интерес. Обернулась, упираясь локтем о спинку скамейки, подалась вперед, слушая внимательно чего он запланировал делать.

- Если помрет, туда и дорога старику, в аду ему уже подготовлено местечко – не проявила сочувствия или хотя бы уважения Зенин. Правда Наобито был не глуп, прекрасно понимал, что нет достойного человека, который занял бы его место, поэтому выбрал Мегуми. За это он достоин уважения, но Маки проявит снисхождение только стоя перед его могилой, ни раньше, ни позже.

Его предложение пойти вместе было встречено таким выражением лица, словно он предложил ей поесть дерьма. Возвращаться в клан Зенин будучи в ожогах и без возможности их всех грохнуть, звучит как плохая идея.

- Ладно, - несмотря на искаженное лицо, согласилась Маки. Единственное, что её радовало – Фушигура умен, чтоб не начать юлить «ну, если ты не хочешь, то я сам могу» и т.д. Они достаточно хорошо друг друга знали, чтоб понимать – «да», значит «да», решение принято и соскальзывать с него никто не будет.

- Есть идеи, что будем делать? – поймав его взгляд на себе Зенин поморщилась, - ты же не думаешь, что тебя там встретят с тортиком «добро пожаловать домой»? 

Он вырос под покровительством Годжо, хорошо если его не попробуют грохнуть прямо на пороге. Им нужно покровительство клана, чтоб Мегуми мог получить должность, иначе этот путь будет тяжёлым. Никто не сделает его главой, просто потому что он такой красивый. Хорошо, что он сильный, это его преимущество. В семье Зенин ценят силу.

- Ты уже поправился? Вероятно придется драться, для начала надо грохнуть моего папашу и дядю. Один на один, иначе твою силу могут не признать, - разумеется, это она предпочла бы сделать сама, но пока ещё недостаточно сильна. Фушигара же справиться с ними, но может пострадать, тогда его прикроет сама Маки. Она готова стать сильным тылом новому главе клана. Честно, она хочет чтоб эту должность занял он, больше чем кто бы ни было. Потому что верит в его способности и умение здраво мыслить.

- Кстати, кто тот мужик был? Который тебя утащил без проклятой энергии… и что с ним стало? – почему-то он показался ей знакомым, словно они были из одно теста слеплены.

«старший член экипажа.
страсть в его сердце горит желанием еще одного долгого и приятного приключения.
иногда он может зарисовывать впечатления от своего путешествия в специальном альбоме».

самый мудрый и опытный член экипажа звездного экспресса. вами невозможно не восхищаться — мы смотрим на вас, как на пример для подражания, который сможет и конфликты уладить, и в бою не оставит противнику даже шанса. вы знаете, когда стоит тактично промолчать, а когда — вставить слово. вы снисходительно улыбаетесь на чьи-то глупые шутки и укоризненно смотрите, если они пересекают границы дозволенного. вы хорошо понимаете общественные нормы, а этим не каждый может похвастаться.
порою мне кажется, что вы устали от путешествий. но вот, поезд движется вперед — и в ваших глазах вновь горит огонек предвкушения очередных приключений. вы можете отступить в сторону, давая нам, совсем еще молодым членам экипажа проявить себя. однако, если ситуация того требует, без лишних колебаний присоединитесь к нам. с вами безопаснее, отчасти — даже комфортнее.
в вас очень живо желание спасать миры и помогать людям, и это, на мой взгляд, уже само по себе заслуживает уважения. я знаю, что если будет нужно, то вы готовы будете бросить все и отправиться спасать очередную планету.
только теперь вам не придется действовать в одиночку — ведь мы, члены экипажа звездного экспресса, одна семья. а значит, не сможем никого бросить или оставить позади.
как и вы вряд ли бросите кого-нибудь из нас в беде.

---

господин янг, приходите поскорее! нам нужен голос разума в вашем лице, а то мы без вас совсем распоясались
мне бы очень сильно хотелось собрать всех членов экипажа звездного экспресса. заиграю и залюблю до смерти, сразу готовьтесь!
у нас уже есть март и первопроходец, ждем только вас с химеко
за других говорить не буду, но лично я готов поиграть и что-то до основных событий сюжета, и после. можно придумать и что-то из будней на экспрессе, и какие-нибудь приключения на самой необычной планете — настолько необычной, насколько хватит фантазии.
я не очень шарю в лоре самого первого хонкая, но вас попрошу ознакомиться с историей персонажа в той вселенной хотя бы на уровне википедии, ведь он буквально пришел оттуда. история у него явно интересная, скучно не будет.
посты пишу примерно раз в две недели, от 3к символов и как пойдет. по скорости буду ждать хотя бы пост в месяц, а в остальном — легко подстроюсь под вас.
также келус тоже просил передать, что восхищается вами как и все мы! и очень ждет!
буду ждать в гостевой или сразу в лс)

Пример моего поста

Казалось, что все должно лишь улучшиться.

После визита на Лофу Сяньчжоу проблемы начали решаться сами по себе одна за другой. Многолетнее изгнание подошло к концу, Дань Хэн больше не был каким-то преступником, скованным грехом прошлого. Он мог спокойно возвращаться на родную планету, где его больше не будут судить за поступки, которых он в этой жизни не совершал. Он договорился с генералом, решил внутренние конфликты и противоречия. Все должно становиться лишь лучше. Но почему-то не становилось.

Ситуация с ночными кошмарами, казалось. лишь усугубилась. Сколько бы проблем, связанных с Лофу и преследующих его все это время, он ни решал, одна по-прежнему беспокоила его больше всего. Она перекрывала все прочие, ходила за ним незримой тенью, постоянно мелькала в мыслях, не только во снах. Проблема в виде человека с темными волосами и красными глазами, в виде меча, что сейчас хранился, надежно спрятанный, в его комнате. Дань Хэн не мог перестать думать об этом, успокоиться. Члены экипажа видели, что с ним что-то не так, но не задавали вопросов — знали, что ответ вряд ли получат. Не в первый раз он решил временно изолироваться ото всех.

Дань Хэн ни за что не стал бы говорить о своем прошлом, которое толком не помнил и не считал даже своим. И уж тем более он не собирался говорить о том, что Блэйд наверняка вернется за своим мечом. И вряд ли ему удастся избежать столкновения с Дань Хэном, ведь он все это время старался особо не выпускать его меч из виду. Если отходил, то ненадолго, а вернувшись, все время проверял, на месте ли он. Излишне? Возможно. Но раз речь шла об оружии, которым его собирались убить, осторожность казалась оправданной.

Впрочем, в первые пару дней у него едва ли не развилась самая настоящая паранойя. Он заперся в своей комнате, очень плохо спал и мало ел. Затем перестал себя накручивать попусту и понемногу успокоился. Снова начал взаимодействовать с членами экипажа, погрузился с головой в работу. Вот только сон по-прежнему был беспокойный, да только он не знал, что с этим в принципе можно сделать — ничего не помогало. А порой так сильно хотелось просто отключиться на несколько часов и не думать о возможной грядущей встрече.

Морально Дань Хэн был к ней готов. Он знал, что это рано или поздно произойдет, оттого по факту не удивился и не растерялся. Как только он вернулся в свою комнату и увидел в ней того, кого так сильно боялся, в его руке сразу же откуда-то возникло копье. Не говоря ни слова, Дань Хэн двигался быстро — он знал, что у Блэйда не было при себе своего меча, но не было гарантий, что он не пронес какое-либо другое оружие. На звездном экспрессе ему некуда деться, да и остальные рано или поздно вернутся, однако промедление могло стоить ему жизни. Что-то в груди неприятно заболело от этой мысли, фантомно напоминая о полученном не так давно ранении. Острие копья было направлено прямо на чужую шею; Дань Хэн пристально смотрел за ним из-под слегка прищуренных глаз.

— Ты его не получишь, — спустя пару секунд твердо сказал он безо всяких предисловий. Он точно знал, зачем Блэйд здесь. И понимал, что если он вернет себе меч, то все начнется по новой. Бесконечные схватки, вечные попытки убить друг друга. Снова, и снова, и снова. Дань Хэн честно устал — устал бояться, устал убегать. Он понимал, что не сможет держать меч у себя вечно, он ему не нужен. Но это давало ему хоть какие-то гарантии на какое-то время. — Зря ты пришел. Теперь придется играть по моим правилам.

Не отрывая кончика копья от чужой шеи, Дань Хэн неспешным шагом прошел вглубь комнаты, пристально глядя на того, кто совсем недавно пытался его убить. На того, кто постоянно снился ему в ночных кошмарах. А сейчас стоял на расстоянии буквально вытянутой руки. Сердце так быстро билось; тело еще помнило тот всепоглощающий страх, что окутал его во время их последней встречи. Впрочем, сейчас он был куда более спокоен, поскольку понимал, что преимущество на его стороне. А значит, он может диктовать свои условия. По крайней мере, пока.

— Как ты сюда пробрался? — спросил в первую очередь. На звездный экспресс не попасть просто так, и этот вопрос, несомненно, надо будет решить. От мысли о том, что к ним мог таким образом прокрасться кто-то еще, по коже пробежались мурашки. Дань Хэн хотел спросить другое, хотел угрожать, шантажировать — что угодно. Но отчего-то, стоило ему открыть рот, первым вышел именно этот вопрос. Возможно, тянул время, а может, решил сперва глянуть на чужие действия, а потом уже сообразить по ситуации. Несмотря на оружие в собственной руке, начинать драку он не спешил. Может, он об этом и пожалеет, но ему по-прежнему хотелось избегать конфликтов настолько, насколько это возможно.

вэнь нин. юноша, которого превратили в оружие убийств и на которого возложили всю вину за множественные смерти людей. тот, кого боялся весь мир заклинателей не меньше его хозяина, старейшины илин. тот, кто при жизни был объектом насмешек не только внутри своего ордена, но и за его пределами. тот, кто боялся людей настолько, что даже не мог выстрелить ровно и попасть в мишень.

но я-то видел, что ты не самом деле не такой.

вэнь нин, когда мы впервые увиделись, ты был робким юношей, но весьма способным лучником. я увидел в тебе потенциал, и если бы ты был всего лишь немного чуточку смелее, ты бы наверняка утер всем нос. может, в следующий раз?

кто же мог знать, что именно ты окажешься тем, кто спасет мне жизнь в момент, когда я в этом больше всего нуждался. только человек, обладающий недюжинной храбростью, посмеет пойти против своего ордена — особенно когда это орден цишань вэнь — и помочь сбежать двум разыскиваемым им ребятам. если бы не ты, вряд ли бы мы с цзян чэном тогда выжили. я буду обязан тебе за это всю жизнь.

но не поэтому я помог тебе вернуться из загробного мира. разве мог я подвести твою сестру, для которой ты важнее всего на свете? разве мог позволить хорошему человеку пасть в результате жестокой несправедливости?

но мне правда жаль, что в итоге весь мир заклинателей узнал тебя как призрачного генерала, что убивает по приказу старейшины илин, а не как вэнь цюнлиня, самого талантливого лучника своего поколения.

давай начнем все сначала? прошлое осталось в прошлом, и нечего лишний раз о нем вспоминать. вот он я, живой и здоровый. вот он ты, не живой и не совсем здоровый, но вполне себе функционирующий. давай вместе исправим все ошибки и будем идти в будущее, как и раньше, рука об руку? только в этот раз не как старейшина илин и призрачный генерал, а как вэй усянь и вэнь нин.

---

а вы знали, что у нас здесь еще есть вэнь цин, которая тоже очень-очень ждет своего брата? нет? так вот, теперь знаете. и она тоже готова утащить вас в игру, так что не отвертитесь!
да и куда же старейшина илин без призрачного генерала, верно? приходите, очень хочу поиграть как, возможно, что-то легкое и беззаботное в прошлом, так и не совсем уж радужное в настоящем. я бы поиграл и что-нибудь из быта во время проживания на горе луаньцзан, и что-то из постканона. а еще было бы интересно ввязаться в какую-нибудь битву вместе. а еще поговорить! потому что мне кажется, что все переживания после якобы уничтожения вэнь нина и смерти вэй усяня вряд ли были нормально озвучены вслух.
вообще, вижу их как близких друзей, а не только слугу и хозяина. когда можно поговорить по душам, порадоваться и поплакать вместе. главное, любите этого чудесного мальчика и развивайте, а большего я от вас требовать и не буду.
посты пишу в третьем лице, скорость варьируется, но дольше 3-4 недель стараюсь не тянуть. по размеру от 3к символов и там как пойдет.
вэнь нин, приходи, пожалуйста, поскорее! только в этот раз чур без гвоздей в голове ;)

Пример моего поста

одиночество смотрит тебе вслед,
обнимая,
провожая,
но отчего-то не отпуская.

На горе Луаньцзан посторонний.

Сообщение дошло до Вэй Усяня мгновенно — чтобы обеспечить безопасность места, которое он теперь называл «домом», по всему периметру круглосуточно находились мертвецы, которые передавали всю информацию, стоило кому-то появиться на горизонте. Когда весь мир заклинателей отвернулся от него и тех людей, что теперь стали Вэй Усяню второй семьей, у него не осталось выбора, кроме как озаботиться их безопасностью. Кто посмеет пойти против Старейшины Илин? Кто на всем белом свете сможет противостоять ему? Никто бы не смог. Но он не всегда может быть рядом. Не всегда может вовремя среагировать.

В ночных кошмарах Вэй Ин видел не только близких людей из прошлого, которое теперь казалось совсем другой жизнью. Он видел, как чужой холодный меч пронзает тело Вэнь Цин. Он видел, как окончательно гаснет свет в глазах Вэнь Нина. Он видел, как плачет А-Юань, напуганный, одинокий. И никто не может прийти к нему на помощь. Он видел, как все их посевы оказываются истоптанными, а постройки — разрушенными до основания. Весь их быт, жизнь, все, за что они держались, просто оказывается уничтожено. Вэй Ин не мог этого допустить.

Посторонний... Кто это мог быть?

Цзян Чэн? Вэй Усянь был бы рад, будь это он. Их проблема была в том, что один был упрямее другого, и ни разу они не нашли время, чтобы спокойно сесть и поговорить. Цзян Чэн слишком зависим от чужого мнения, он никогда не сможет пойти против всех, как это сделал Вэй Усянь. Но, возможно, он мог бы хотя бы понять его? Если бы он пришел с миром, если бы они просто спокойно во всем разобрались... Сердцем он хотел, чтобы брат пришел к нему. Но умом понимал, что вряд ли это будет он.

Шицзе? Нет, глупый вариант. Она ни за что бы не явилась сюда, в это место. Да и Цзян Чэн бы не позволил. Вэй Ин не хотел, чтобы она видела его здесь. Ее нужно было оберегать от подобных мест, и Вэй Ин собственноручно увел бы ее куда подальше, стоило бы ей даже показаться на горизонте. Но это не она, совершенно точно не она.

А больше у Вэй Усяня никого и не осталось. Никто не стал бы заботиться о том, как он. Уж тем более никто не зашел бы к нему «в гости».

На горе Луаньцзан было шумно — люди были заняты бытовыми делами; где-то бегал, заливисто смеясь, А-Юань. Этот ребенок отчего-то особенно грел душу. Вэй Ину нравилось с ним возиться, и со временем А-Юань стал ему почти как родной. Его хотелось баловать, воспитывать, позволять познавать мир. Вот только в глубине души он понимал, что гора Луаньцзан — не лучшее место для ребенка, и сожалел, что не мог предложить ему, да и всем этим людям, ничего иного.

Чтобы не теряться в догадках и не тратить время зря, Вэй Усянь, крутанув Чэньцин в ладони, засунул ее за пояс и ровной поступью направился к спуску с горы. Он остановился возле деревьев, на которых никогда не росла листва, и всмотрелся вдаль. Человек в белом с невозмутимым видом неумолимо приближался.

Траурные одежды.

Вэй Ин узнал этого человека сразу. Вот только не сказать, что он был сильно рад его появлению здесь. Вряд ли Лань Ванцзи явился бы на гору Луаньцзан без веской на то причины. В голове сразу мелькнули все события последних недель, но Вэй Ин упорно не находил за собой никаких проступков, за которые Лань Ванцзи мог бы его отчитать, как он любил думать. На губах невольно возникла ухмылка. Осмелится ли он отчитать Старейшину Илин?

— Вот уж кого не ожидал увидеть. Сам Ханьгуан-цзюнь решил почтить нас своим присутствием, — холодно произнес Вэй Усянь, и с губ его не сходила усмешка. Все время, с самого их знакомства, они не ладили. Вэй Усянь то и дело слышал «убожество» в свой адрес; Лань Ванцзи неоднократно подчеркивал, что они не то что не друзья — даже не приятели. Любой костер рано или поздно догорает. Вэй Усянь считал, что, видимо, у них такая судьба — быть по разные стороны баррикад. Поэтому от этой встречи он не ожидал ничего хорошего.

Однако через мгновение все равно улыбка его стала более теплой, взгляд смягчился. Даже если Вэй Ин знал, что это плохая идея, он все равно не намеревался подать виду. И уж точно не собирался первым вступать в открытый конфликт. По правде говоря, он вообще ни с кем не желал конфликтов. Ему просто хотелось спокойно жить свою жизнь, да только пройти мимо несправедливости или терпеть чужое пренебрежительное отношение в свой адрес он не мог. Благими намерениями вымощена дорога в ад? Что ж, Вэй Ин познал его сполна, когда лишился золотого ядра и оказался здесь, на горе Луаньцзан.

Вряд ли ты когда-либо сможешь меня понять, Лань Чжань.

— Проходи, чувствуй себя, как дома, — Вэй Усянь еле сдержал смешок, ведь это место меньше всего на свете походило на Облачные Глубины. Наверняка Лань Ванцзи чувствовал себя максимально неуютно, но его никто сюда и не звал. — Заварить тебе чаю? — предложил он, как истинный гостеприимный хозяин, и положил ладонь на чужую спину, ненавязчиво ведя Лань Ванцзи к их небольшому поселению. Окружающие с любопытством вперемешку с удивлением поглядывали в их сторону; некоторые, напротив, напряглись, ведь вряд ли от ордена Гусу Лань можно ожидать чего-то хорошего для них. Но Вэй Усянь жестом показал им, что беспокоиться не о чем. Пока он здесь, никто их не тронет. Даже Лань Ванцзи.

Ему не нужно было прилагать никаких лишних усилий. Поднеся вторую руку ко рту, Вэй Ин коротко свистнул. Через минуту в пещере возникло какое-то движение. Вэй Ин провел Лань Ванцзи именно туда, где ходячий мертвец поставил на самодельный столик горячий чайник. Разливать напиток по чашкам он не стал, чтобы никто не брезговал, и после жеста хозяина — Старейшины Илин — тут же удалился куда подальше. Вэй Ин сам взял чайник и разлил напиток по чашкам. Неидеально, и наверняка в какой-нибудь чайной в Илине можно было провести время получше. Однако у Вэй Ина не было денег, да и он понятия не имел, зачем Лань Ванцзи вообще пришел сюда. Сперва нужно было выяснить это.

Вэй Усяня не покидали мысли о том, что они с Лань Ванцзи жили в разных мирах. Никогда Второй Нефрит Гусу Лань не сможет понять, через что пришлось пройти Вэй Усяню. Никогда он не сможет постигнуть всей степени отчаяния, что накрывает его периодически. Никогда он не поймет, каково это, когда все, кого ты любишь, либо боятся тебя, либо презирают. Никогда он не поймет, каково это, когда все осуждают тебя за то, что ты пошел по Темному Пути, не зная, что у тебя не было другого выбора. Светлая широкая дорога закрыта для Вэй Усяня, и все, что ему оставалось, — кривая узкая тропинка.

— Ханьгуан-цзюнь, не боишься, что люди начнут пускать сплетни, завидев тебя здесь? Решат, что ты тайно поддерживаешь Старейшину Илин. Или же тайно бегаешь к нему на свидания. Одно из двух, — Вэй Ин подмигнул ему, явно подшучивая, однако, несмотря на озорные нотки в голосе, все же, в глазах его больше не было того блеска, что был заметен раньше, стоило ему начать поддразнивать Лань Ванцзи или же просто дурачиться в привычной манере. Все это — напускное, лишь маска, чтобы скрыть то, что на самом деле происходило у него в душе.

В душе, до которой нет никакого дела посторонним людям. А близких у него и не осталось.

Мы не знакомы


Он предлагает ближайшим ученикам разделить с ним хлеб и вино [плоть его и кровь], рассуждает о бессмертии человеческой души, говорит о смирении и любви, больше всего — о любви, и эту любовь я вижу в твоих глазах, когда ты смотришь на него.

Некоторые из апостолов поначалу перешёптывались за спиной, тревожились, что появление в числе последователей женщины принесёт разлад и смуту. Ты и мыслей о подобных сомнениях допустить не могла. Внимательно слушала проповеди, помогала остальным в них разобраться, проявляла бесконечное милосердие ко всему сущему, стала примером для других, а для учителя — поддержкой и опорой.
Девчонка из Магдалы, укачивающая себя в объятиях собственных рук и напевающая какую-то совершенно дурацкую надоедливую пастушью песенку про потерянных овечек [умоляю, прекрати, это просто ужасно].
Ты действительно полюбила его не так, как прочие, но это тихое трепетное чувство, теплящееся в груди, никому не причинило вреда.

Не пожалела ли ты о том, что так и не сказала ему? — я задался этим вопросом, глядя на тебя, и вдруг встретил твой взгляд, светлый и спокойный, лишённый страха перед незваным гостем, случайно обнаружившим своё присутствие. Нет, не пожалела.
Он, конечно же, всё знал.
И что последним, услышанным им от тебя, станет скорбный женский вой, прорвавшийся сквозь рёв беснующейся толпы в момент, когда Пилат умыл руки, — он тоже знал. Но едва ли был к этому готов.
Я вот, давно позабывший о существовании подобных чувств, готов точно не был. Однако не посмел шелохнуться, стоя по правую руку от того, кто мог позволить себе наблюдать эту сцену с ироничной улыбкой на губах.     

Уже позднее, когда всё закончится, я приду, чтобы помочь снять его тело с креста и проститься. Не дёрнусь и не скину твою ладонь, в сострадательном молчании опущенную на моё плечо.
Совсем скоро ты так же протянешь руку к нему, избравшему тебя первой свидетельницей своего возвращения, и ты услышишь ставшее впоследствии знаменитым — noli me tangere

Нам этого тогда знать, конечно же, было не дано.


Мы знакомы одну жизнь


1763 год. Лондон процветает. Каждая пятая женщина зарабатывает, продавая себя.
Мы с тобой — подтверждение статистики. Названые сёстры, дочери madame одного из наиболее известных борделей в Сохо. Странно было бы стать исключением при таких вводных.

Матушка вечно с тобой носилась, как курица с яйцом, словно чувствовала необходимость хоть как-то спасти твою невинную душу. Кудахтала до шестнадцати лет, а потом поняла, наконец, что дочь шлюхи — это клеймо, которое не свести. То препятствовала нашему общению, а теперь сама тебя привела ко мне с просьбой подготовить.

Я на тебя смотрю — как в ответ разглядываешь заинтересованно, как губу нижнюю кусаешь, как складки подола измятые в пальцах теребишь, — и мне совершенно не хочется душу твою спасать.

Но меня просят не об этом.

У матушки на тебя планы большие — невинность на торги выставить, да лорду какому-нибудь знатному на содержание отдать под проценты. А чтобы лорд не заскучал, старшая сестра, куртизанка с опытом, младшую должна, дескать, премудростям обучить.   

Больно ей тебя из-под своего крыла отпускать, тебе же — боязно перед всем, что впереди ждёт, и ты меня вопросами засыпаешь о том, каково это — в первый раз. Я тебе руку на плечо по-свойски закидываю, к уху наклоняюсь и говорю вкрадчиво, что настоящий первый раз должен быть с тем, кто действительно нравится, а на прочих потом будет уже плевать. До чего умилительна ты в своём искреннем удивлении, Мэри.
Не бойся ничего, зайка, особенно меня, — я ведь сказала, что научу тебя всему.
Будет весело, вот увидишь. А матушке нюансы знать вовсе не обязательно.


Мы знакомы две жизни


— Мар…ти, — жмурюсь от хлопка бутылки с шампанским и вздрагиваю, когда часть его летит холодными брызгами на обнажённую кожу. Ты доволен собой, ты хохочешь заливисто, ты не торопишься снимать новую форму СС, которую тебе выдали только вчера. Ты безмерно горд быть зачисленным в самое элитное подразделение, доказав всем своё право и чистоту крови. Но ты совершенно не беспокоишься о том, что запачкаешь драгоценный китель, когда наклоняешься к моей груди и животу, дабы попробовать шампанское вот так. Ещё сильнее ты гордишься быть обладателем особого расположения валькирии Люфтваффе, чей супруг выступил твоим поручителем для прохождения отбора.

Бесстрашный такой, молодой, пылкий, разложил меня прямо на кровати бригадефюрера, лежишь теперь сверху дыхание переводишь, а я на мундштуке насечки зубами в задумчивости оставляю и по волосам тебя расслабленно треплю, как щенка любимого.
— Нашёл бы себе такую, чтоб Kinder, Küche, Kirche, может, и счастливым бы стал. На кой чёрт тебе вообще эта «мёртвая голова»?
Это ведь те эскадроны смерти в концентрационных лагерях, устраивающие не что иное, как геноцид.
Ты, мой милый, ещё ни одной жизни забрать не успел, но если грех такой на себя возьмёшь, это уже будет совсем не то же, что проституция, некогда оставившая твою душу незапятнанной.
Я смотрю на тебя [любуюсь откровенно], и думаю о том, какая же это садистская издёвка свыше — ты в рядах СС.
Я смотрю в глаза твои — светлые, спокойные, лишённые страха, — такие же тёплые, как много сотен лет назад.

Смотрю и понимаю, что хочу тебя спасти.

— Знаешь, Марти, мне придётся сделать тебе очень, очень больно.
Хмуришься, из-под ладони выныриваешь, за запястье меня перехватываешь и кольцо обручальное на пальце в разные стороны крутишь, осторожно интересуясь, не собираюсь ли я тебя покинуть. Получив заветное «нет», улыбаешься, снимая кольцо напрочь.

Нет, милый, ведь чем дольше ты со мной, тем больше проявляется воспоминаний о твоих прошлых жизнях. Именно это осознание в какой-то момент и причинит тебе такую боль, что выть захочется.
В тот момент я буду рядом, обнимать и утешать, гладить по спине и говорить, что ты просто запутался.
В тот момент я резко перехвачу тебя за челюсть, как щенка, который по дурости схватил что-то не то — выплюнь немедленно и не смей так больше делать — когда допустишь мысль о том, чтобы закончить всё одним выстрелом.

Не смей, ты понял меня? Иначе тебе уже никто никогда не сможет помочь.

И ты держишь слово, даже когда видишь, как горящей звездой падают с неба обломки моего самолёта.
Загадывай желание, Марти.
И выводи невинные души из ада, именуемого Бухенвальд.


Мы знакомы три жизни


— Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город…
Ты зажимаешь мне рот ладонью и, беспардонно заваливаясь сверху, выдёргиваешь из руки книгу. 
Ты говоришь, что на сей раз нам нужна другая история. Ты уже вспомнила все предыдущие, и мы договорились быть предельно честными друг с другом. Договорились отбросить все библейские заморочки, забыть моё имя, о которое язык порезать можно, забыть твои слёзы, которые ему посвящались.
Выходит, договорились попробовать быть счастливыми в этот раз? Наверное, так.

Я перехватываю твои запястья и тянусь к тебе чтобы поцеловать. Старенький зелёный поезд трогается с характерным глухим лязгом, и ты охаешь, цепляясь за меня крепче в борьбе с инерцией. Необъятная бабулька, которой мы отказались уступать нашу нижнюю полку, закрывает внуку лицо газетой и цокает языком, принимаясь ворчать о том, что молодёжь совсем стыд потеряла.

Мы с ней ещё повоюем и за право ехать с открытой форточкой, и за натянутую с верхней полки наволочку, и за место на столике. И она, конечно же, пожалуется проводнице, когда ты, дожёвывая купленный на полустанке пирожок, будешь на ломаном русском повторять за ней «срамота-то какая», «сталина на вас нет» и «не по-христиански это, ой не по-христиански».


Мы знакомы четыре жизни


Ты стоишь на пороге моего дома, и у тебя губы дрожат, глаза пелена подступающих слёз размывает. Не можешь ничего сказать — падаешь в мои руки и воешь от боли, отчаяния, бессилья. От этого ощущения дежавю коленки подкашиваются, и я медленно оседаю вместе с тобой на пол.

Конечно, ты узнала, что мы собираемся сделать, кому решились бросить вызов.
Ты понимаешь, что можешь потерять его снова, и теперь уже не будет ни чудес, ни амнистий.

В моих словах о том, что я его собой закрою, утешения не нашлось бы ни грамма, и я проглатываю их, продолжая прижимать тебя к груди и мерно гладить по содрогающейся спине. Ты ведь и так всё понимаешь, и понимание это конвульсивными рыданиями из грудной клетки рвётся.

Я закрываю глаза, мягко укладывая подбородок на твою голову, и качаю тебя так нежно, как укачивала когда-то мать, пока тебе было больно или страшно. Поверх судорожных всхлипов слышен мотив пастушьей песенки про потерянных овечек, совершенно дурацкой и надоедливой. 

Под моё тихое пение стихает и твой плач.


Мы знакомы

итак, прорабатываем страхи:

● библию знать не обязательно (я не шарю, пользуюсь интернетами, смекал_очкой и прекрасно себя чувствую)

● понимаю, что с громким никнеймом вроде Maria Magdalena может быть дискомфортно, поэтому предлагаю разобрать за запчасти: Magdalena/Magda/Maria/твой вариант, а в списке ролей пропишем как по паспорту чтоб никто (2 человека из фд) не запутался

● по поводу внешек можем договориться (и твоих, и моих), но ты посмотри как хороши эти девочки и вон тот парень с одним исходником.... пол, кстати, поменять тоже можно в каких-то историях, если твоему сердцу ближе гет/слэш/фем нужное подчеркнуть. я за разнообразие

● истории представляют собой реинкарнации в разные периоды времени, где этих двоих сталкивала жизнь. Мария, хоть и святая, но всё-таки человек, поэтому не живёт вечно — это душа её проходит через цикл смертей и перерождений. однако за счёт того, что святая, есть бонус — когда обстоятельства сталкивают её с какой-нибудь настоящей хтонью, она потихонечку начинает вспоминать все свои прошлые воплощения и суть того, кто она такая. Азазель, в свою очередь, природы не человеческой, и помнит всё (есть нюанс, но об этом позже)

● заявка не в пару (они_пытались.jpg), но любить Марию Ази всё равно будет безумно. это любовь, но другого рода, что ли? потому что Мария всей душой однажды полюбила Спасителя, а Ази — архангела Рафаэля (но не помнит этого, таков нюанс). возвращаясь к их природе, Азазель — падший ангел, и там чувства как константа. Мария — человек, и здесь спектр возможностей гораздо шире, то бишь, если захочешь, не обязательно вечность вздыхать по Спасителю (на форуме кстати есть игрок, который играет его со мной маской, и он супер, с ним тоже можете попробовать договориться на что-нибудь интересное), можно радоваться жизни и вкрашиться в кого-нибудь ещё, в неограниченных количествах

● по персонажу: ты можешь взять для Марии любую предысторию. по одной версии она была раскаявшейся блудницей, по другой — Спаситель изгнал из неё бесов, и она присоединилась к его ученикам. а можем и вообще над другими вариантами подумать. единственное что — совсем не вижу её сукой_стервой_истеричкой_вечной дамой в беде_наивной фиалкой_эзотерик бимбо. в общем, хочу самобытного живого человека. там ниже будут короткие вайбовые видосы, вот прям оно

● теперь надо что-то про требования, да? пишу с заглавными и выделением прямой речи потому что мне так привычно, ты — пиши как тебе удобно. объёмы любые. лицо у меня по большей части 1-е. если тебе понравится в заявке вообще всё, кроме этого, могу попробовать вспомнить письменность от 3-го, но не гарантирую, что выйдет круто.
нц люблю и умею по-всякому (вроде даже без кринжа 🤡), надеюсь сойдёмся во вкусах.
фидбэк на посты мастхэв, без него руки опускаются и ничего не хочется.
общению помимо написания постов — да! мне всегда будет по кайфу обсудить с тобой планы на сюжет, хэдканоны, игры, заявки, идеи, покидать картинки и что угодно мемы их есть у меня, поэтому ur welcome. я этой темой и персонажем горю, теперь вот хочу гореть вместе с тобой!
не ревную и ни в чём тебя не ограничиваю — играй что хочешь с кем хочешь ебись@веселись, но в нашей с тобой сюжетке я хочу видеть пост в две недели, не надо задвигать в дальний ящик, пожалуйста. тебе я тоже буду отписывать в приоритетном порядке
пример поста — это важно, регистрируйся и залетай в лс сразу с ним, чтоб понять поймаем мэтч или же нет, а там дальше обсудим планы на сюжет и всё остальное
ааа страшна страшна нипанятна требований дохуя, но я верю в то что каждой твари по паре и однажды ты найдёшься 😘

могу страдать ветхозаветно (часть поста от азика, где есть про марию)

Моя беда в том, что я всё помню.

«Каково это — носить ненависть в сердце уже так долго? Скажи, разве тебе со временем становится легче? Она вгрызается в тебя всё сильнее с каждым годом, десятилетием, с каждой сотней и тысячей лет. Она бы давно поглотила тебя без остатка, но этого всё ещё не произошло, ибо в тебе есть свет. И ты сможешь простить».

В первую нашу с ним встречу я предложил ему спрыгнуть с крыши храма иерусалимского.

— Что такой, как ты, можешь знать о таком, как я?

Это было второе из трёх христовых искушений. Испытание гордыней, которое прошёл он, и на котором споткнулся я сам. Споткнулся на своём пути, прервал долгий бег и поднял голову, впервые за долгое время оглядевшись по сторонам.

В нашу с ним вторую встречу я остался незримым отстранённым наблюдателем, чьё присутствие не укрылось лишь от чуткой Марии. Мария, моя милая Мария, лучше бы почувствовала надвигающуюся бурю и то, что назревало за спиной. Гнев внутри достиг апогея, когда я вынужден был смотреть, как предатель улыбается ему в глаза, как держит в своих руках его сухие тёплые ладони, как целует его и как смеет говорить ему о любви. В тот момент я впервые разглядел в нём себя, и мне стало невыносимо больно за нас обоих.
И я со злым ликованием смотрел, как Иуда готовит петлю, как лишает себя жизни за содеянное.
«Стало ли тебе от этого легче?»   

В нашу третью встречу я плакал над его телом, не помня, когда делал это в последний раз. От боли, от обиды, от жестокой несправедливости. Вопреки моей гордыне, мы оказались слишком похожи в своей любви к людям, в намерении помочь им, вывести к свету, в желании спасти и понесённых за это страданиях, причинённых по одной Его воле. Больно мне было и за богоматерь, ибо я понимал, каково это — беспомощно наблюдать за тем, как умирает когда-то подаренное тебе дитя. Как меня вынудили смотреть на гибель взращённых нами с братом цивилизаций, оказавшихся неугодными Ему.
Тогда ненависть в сердце стали вытеснять другие эмоции, а я начал задумываться о том, что, коль наши с ним жизненные пути так отражаются друг в друге, может, и мой предатель многим ранее всё знал? Может, и не было ко мне никакой любви вовсе? Может, ответное чувство я придумал себе сам, только лишь потому что мне хотелось, чтоб так было? Эти размышления делали мне только больнее.       
«Всё, что причиняет тебе боль, Азазель, ты делаешь с собой сам».

В нашу с ним n-встречу я нервно смеялся, повторяя, какие мы всё-таки разные. Он простил Иуду, конечно же, он давно его простил.
— Просто потому что ты — лучшее, что могло случиться с этим миром.
А я совсем не такой. И пусть ненависти в моём сердце больше не было, там всё ещё гнездились обида и боль. Скорбь по навсегда утраченному брату и такому же безвозвратному [нашему] времени.
«В нас гораздо больше сходства, нежели кажется. И тебе под силу простить».

Шёл семнадцатый век, и я всё ещё силился что-то доказать, поэтому когда наши с Марией пути пересеклись, мне совсем не хотелось выводить её за руку к праведному свету. Мы прожили жизнь, будучи английскими куртизанками. Это была быстрая, яркая и, по тем временам, довольно счастливая жизнь. А когда она трагически закончилась по вине одного зарвавшегося лорда, когда пришёл мой черёд класть по шиллингу на её потемневшие веки и целовать остывший лоб, на меня сошло неожиданное откровение, что душа Марии всё равно осталась чиста. Она сделала эту скорбь светлой, и я, наконец, закончил попытки сопротивляться, поплыв по течению.

 
И вот теперь это течение выбросило меня на острые скалы.

Я всё ещё помню, что испытывал к тебе. Помню время, казавшееся мне самым счастливым просто потому что оно было разделено с тобой. Помню тоску разлуки и радость встречи. Помню наши последние дни вместе, помню близость, ставшую наконец не только духовной, но и физической. Помню, как одно дыхание не двоих делили. И предательство твоё тоже помню.     
— Прежде ложь твоя была гораздо убедительнее. Я в неё верил, а сейчас, — медленно качаю головой и перехожу с арамейского обратно на понятный всем русский, — поработай над этим, а то так и останешься актрисой без Оскара, — возвращаясь к моим пламенным речам, которые все тебе одной посвящались. Мне снова больно об этом думать, ещё больнее — озвучивать, и не просто кому-то, а непосредственно тебе. Историю спасителя и Иуды знают все. Нашу с тобой историю не знает практически никто, ведь мне спасителем стать было не суждено.

могу не страдать

Нет, ну вы его видели? Взъерошенные, пускай и с остатками лака, волосы, улыбка клыкастая, щёки розовые [не наблюдал бы достаточно долго, решил бы, что от смущения, но это мы ещё проверим] и глазищи вот эти вот огромные, карие, блестящие. Говорю же — вылитый Бэмби. Рога только пока не заслужил.
Так, что там насчёт смущения? Не-ет, будь ты робкой фиалкой, стоял бы сейчас весь красный, как помидор, и либо всё же залепил мне оплеуху, либо застыл как истукан. Хотя, знаешь, готов поспорить, тебя вообще не было бы в этой гримёрке. Но ты здесь, всё ещё держишь ладони на моих бёдрах, отвечаешь на поцелуи и даже обрываешь на полуслове, затыкая рот. Где это видано?
— Какой топор, Форе? — не скрывая попытку отдышаться, затылком в зеркало упираюсь; языком по верхнему ряду зубов провожу и усмехаюсь в ответ, — гляди, у меня лапки, — жалость-то какая, приходится отпустить тёплый бок, чтоб перед носом твоим ладони выставить да пальцы несколько раз сжать. Ждёшь подвоха от меня? Скрытые мотивы ищешь? Обижаешь, я ведь едва ли не единственный, кто всегда тебе в лицо всё прямо говорил. Да, жестоко, да, обидно, да, на эмоциях и где-то несправедливо, но зато как на духу. И никаких диверсий за спиной. Некоторые из них я даже предотвращал, и ты, может, так и не узнаешь, что Рауль, Паскаль и Модест, например, взъелись на тебя куда сильнее. [И это хорошо, что тебя не было на некоторых совместных мероприятиях]. Правда, теперь я очень хочу, чтоб был на следующем.
— Mio principe, да я самая честная крыса в твоей жизни, — поэтому не ищи двойных смыслов, когда мои ноги за твоей поясницей скрещиваются. Мне просто нужно ближе. А ещё нужна такая же открытость от тебя, ведь это было бы справедливо по отношению ко мне. Что скажешь?

— Что за вечер удивительных открытий, надо будет выпить за это, — до нового года всего-ничего, а я до неприличия трезв. Держу пари, ты из-за выступления тоже ничего не ел, и развезёт нас катастрофически быстро. Не нужно быть гением дедукции, чтобы понять — никто тебя сегодня к праздничному столу не ждёт, раз ты всё ещё здесь со мной. Личную жизнь участников труппы сложно назвать личной. В основном отношения складываются с коллегами или теми, кто так или иначе вращается в этих кругах, но даже если появляется кто-то далёкий, то без внимания это не оставляют. И едва ли ты успел выцепить кого-то в тиндере на вечер, раз так охотно поддаёшься, позволяя подтянуть себя за подбородок близко-близко и подушечкой большого пальца контур губ очертить. На смену пальцу приходит язык медленно, развязно, снизу-вверх, чтоб потом на короткой заминке перед полноценным поцелуем выдать ещё одно приятное и не озвученное ранее открытие: «sei dolce».

А ещё наивный, если считаешь, что этого [мне-тебе] будет достаточно. Обеими руками под мундир забираться приятнее, обеими руками все внутренние застёжки-петельки ловчее поддевать. Там уже гляди и подтяжку с плеча сцапать, и трико до грани тазовой косточки приспустить, и пальцами под тугую резинку белья пробраться по-свойски так, по-хозяйски. Отстраниться не даю, ногами по-прежнему обнимая. В волосы вцепляюсь теперь уже жёстко, вынуждая голову вбок наклонить, чтобы по открытой шее от ключицы до самого угла нижней челюсти языком провести. Чтоб ни одна реакция твоего тела от внимания не ускользнула, когда ладонь обхватывает член. Меня сейчас заводит всё: то, как выдыхаешь тяжело; как пресс твой сокращается, когда с нажимом первые движения вверх-вниз на пробу, ловя нужный темп; как немного сгибаешься, когда подушечкой пальца влажную головку обвожу; как сам впиваешься в мои бока и бёдра так, что утром я точно увижу на них синяки. Ужасно жарко, тесно, пространства мало, мои шмотки из такого положения не снять вообще никак; я раздосадовано рычу, кусая твою шею, пожалуй, чуть сильнее, чем следовало. Поспешно зацеловываю укус, отпускаю волосы и руку из твоих штанов достаю, но лишь для того, чтоб край ткани ниже дёрнуть до слабого треска, ладонь свою прямо перед твоим лицом облизать и обратно вернуть.   
— Так лучше, мой принц? — улыбка чеширская красуется недолго — нет нужды ждать ответа на риторический вопрос, когда есть возможность в очередной раз твои губы поцелуем поймать. Пальцами свободной руки от уголка рта по щеке слюну размазать, ахнуть тихо от того, как резко дёргаешь, практически лишая какой-либо опоры на краю стола. Но моя задача сейчас с ритма не сбиваться, когда и так уже на грани. И я справляюсь, несмотря на то, как буквально наваливаешься сверху, позволяя дышать лишь урывками. Мыслей об опоре нет, как и других лишних. Я же знаю, что ты не дашь мне упасть.

Дыхание сбивчивое, дыхание загнанное; тебе нескольких быстрых движений хватает, чтоб потом пару раз толкнуться в мою руку самому и кончить. Меньше всего сейчас волнует, что мой костюм пачкаешь. Я вообще ни о чём думать не могу, кроме того, как брови к переносице сводишь, жмурясь, как ресницы твои пушистые дрожат, как губу покрасневшую кусаешь, как дышишь хрипло, как ком в пересохшем горле сглатываешь, как ослабевает хватка подрагивающих пальцев. Как от собственного возбуждения хочется, сука, выть. Но ты открываешь глаза, смотришь на меня так мутно-влажно, что я только зубы стиснуть и скулёж едва ли сдержать могу.
По громкой связи объявляют, что через двадцать минут театр будет закрыт, все должны успеть покинуть здание. Это прилетает так внезапно, что я и правда чуть не съезжаю на пол. Всё-таки ловишь.

— Ну что, какие планы на вечер? Есть ключи от крыши, предлагаю в половину двенадцатого там, — вытираю руки обо что придётся, уже не жалко, — с меня пара бутылок и чего-нибудь… чего-нибудь. А ты найди бокалы нормальные, и чтоб никакого пластика, не расстраивай малышку Грету, иначе она тебе баллов от Швеции не докинет.
Встаю лицом к зеркалу, упираясь ладонями в стол, выжидающе смотрю тебе в глаза через отражение. Сам додумаешься, нет?
— Не поможешь? — там от шеи до уровня средних рёбер где-то под налепленной шерстью застёжка мудрёная запрятана из молнии и крючков. Тебе тоже должно быть знакомо. В одиночку я на это час убью, но скорее просто психану и порву.
Пока расправляешься со всеми петлями и заклёпками, гляжу на тебя, не скрывая довольную улыбку. Ниже ключиц и уровня плеч так просто кофту не опустишь, но дальше уж я сам, в безлюдной общей гримёрке. Ещё надо успеть принять душ, переодеться, заначку свою найти. Твои прикосновения и поцелуи в шею имеют свойство напрочь сбивать с мыслей. Ещё одно приятное открытие этого вечера? К сожалению, времени действительно остаётся мало, и я завожу руку назад, ероша и без того взлохмаченные светлые волосы. Думаешь о том же, о чём и я, ловя в зеркале мою улыбку? 
— Как же мы охуенно смотримся вместе, — а мне скрывать по-прежнему нечего, о чём думал, то и сказал. Цепляю твою нижнюю челюсть пальцами, крепко удерживая и поворачивая голову к себе, чтобы лениво, но жарко поцеловать.
— Всё, я побежал. Буду думать о тебе в душе. Времени осталось минут десять, так что быстро по-спартански, — хохотнув,  салютую тебе рукой и отпираю дверь, чтобы затем выйти в опустевший тёмный коридор и проследовать до своей гримёрки. Неизменно по-королевски.

вайбовые видосы

и ещё кое-что

раз

прости меня.
я не могу помочь - я разрушитель больше, чем помощник.
еще один год жизни выбит прочь, но боль цветет со свойственной ей мощью.
я стал тебе единственной тропой к пространству отдалившегося неба;
дымящейся стремянкой, сразу в бой ведущей устрашенного эфеба.
я стал тебе надеждой,
стал теплом,
цеплявшим сердце
заостренной финкой.
какой в том смысл?
все мы барахло размером с неприметную песчинку.
нас всех забудут - мы не будем тлеть, в веках и беззавете догорая;
никто из нас не сможет ни на треть
увидеть мир
с разбитых лестниц рая.
ты знаешь,
что,
конечно,
я не тот,
кто мог подать спасительную руку.
проходит опостылевший нам год, но мы не станем ближе друг для друга.
мы оставляем счастье и любовь, и, наконец, нас отпускает полночь,
но, всё же, я могу разрушить боль
в обмен
на утопическую
помощь.
©

два

боль невозможно вытравить тихим словом.
нет никакого смысла пытаться снова - ты не найдёшь во взгляде ни капли веры, я же в твоем и грамм не найду любви.
всё, что есть мы - пропавшие в мире дети, мы бы спасли столпы его, только где те? всё, что есть мир - вертящая небо сфера, он не опасен, но неостановим.
если бы бог нас видел - вот так, без фальши - он бы сбежал отсюда куда подальше - мир бы отдал нам, и подписал бы вексель, запер бы дверь на ключик и на засов.
если всё так, зачем разрываться в клочья? только взглянуть - и станет гораздо проще:
мы - это просто чёртов комок рефлексий,
мир - это просто чёртово колесо.
даже сквозь сон я вижу твой взгляд, как прежде - в нём пустота, и нет никакой надежды -
тока разряд, идущий по светлой коже - только попробуй, только попробуй, тронь!
но без надежды - толку-то мне стараться? - слово проходит мимо в беззвучном танце.

...боль отступает,
если без слов я, всё же,
в пальцах своих
сжимаю
твою ладонь.
©