Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевич вечным сном.
О ПЕРСОНАЖЕ
Характер:
Дэвид вырос как наследный принц Благого Двора. Часто ему тяжело было следовать принципам своей семьи, но долгие годы воспитания приучили его больше думать вообще и об общем благе в частности, сдерживать эмоции, не идти на поводу желаний и многому другому.
Король Благого двора делал всё, чтоб заглушить в юноше тягу к двору Неблагому.
Однако запретный плод Сладок.
Дэвид никогда не признается, что самовлюблен. Однако его последняя влюбленность говорит именно об этом. А еще — он склонен впадать в созависимость с теми, кто ему слишком сильно нравится. Он может перестать отличать свои чувства от чужих (проклятие его дара “эмпатии”).
Дэвид вспыльчив, но старается себя сдерживать, благо столетия обучения манерам не прошли даром.
Биография:
Пожалуй, стоит начать по порядку. Что бы ответил бы сам Дэвид, если бы кто-то решил подробно расспросить его о биографии?
— Я так до сих пор и не понял, как ты оказался в пещере, да еще в хрустальному гробу?
— Это долго объяснять.
— Я никуда не спешу, можешь рассказать всё.
— Что ж, ты сам попросил.
— Я родился… Хм… Наверно, надо говорить в человеческих годах. Тогда… это был то ли четвертый, то ли пятый век этой эры. Я тогда был и, скорее всего, остаюсь первым наследником Благого двора королевства фей Грёзы. У матери моей в роду были драконы, и мне также передалась от нее способность превращаться в дракона.
Что это за страна Грёза? Это волшебное место, где может произойти что угодно. Место, где может осуществиться любая человеческая фантазия. Но также легко она может и исчезнуть, стоит только о ней позабыть. Поэтому постарайся не забывать про меня. Так я буду сильнее.
Но вернемся к моему детству и взрослению. Да, это важная часть рассказа!
Когда я был младенцем фейри, для меня похитили младенца человеческого. Чтобы я мог жить, даже если в меня никто не верит. Причем жить я могу в двух мирах одновременно. Да, именно в теле этого младенца я нахожусь сейчас. Нет, это не я принял такое решение. К тому же в те времена подобное считалось нормальным.
С самого младенчества меня учили этикету и тому, как правильно держать осанку, владению собственным телом, ораторскому искусству, сдержанности, умению управлять своими способностям, полету в виде дракона, фигурам высшего пилотажа… и многому другому. В облике дракона я сжигал дотла все кошмары, что выставлялись во время тренировок или своеобразной охоты. Кстати, мне не надо становиться драконом, чтобы что-нибудь или кого-нибудь сжечь. В общем, я многие столетиями учился быть принцем. Жаль, что большая часть этих уроков, кажется, пошла прахом.
Мой отец меня не любил. Он отдавал всё внимание, всю заботу моему младшему брату. Это ему он объяснял, как искусно пользоваться иллюзиями. Как надо говорить так, чтоб тебя слушали абсолютно все. Меня же учили специально приглашенные учителя. И я сам. Уже будучи совсем юным маленьким мальчиком — лет триста, если не меньше, — я стал выбираться в мир людей. Меня зачаровывали их империи. У людей же, представляешь, и крыльев нет, в основном. Магии — совсем чуть-чуть. А все фантазии надо реализовывать собственными руками.
А еще они очень жестоки. Только глядя на людей, я стал понимать, что такое кошмары. Именно с ними я должен был бороться. В идеале — не оставить от них ни следа.
Однако… всё вышло совсем не так.
Как и большинству фэйри, мне должны были дать истинное имя. Это не просто какой-то набор звуков, который должен был ассоциироваться со мной у других. Нет, для того, чтобы фэйри получил свое истинное имя, должны сойтись звезды на небесах, а предсказатели увидеть будущее. Но мой отец отказался от этой традиции. Думаю, он не хотел, чтоб кто-то смог получить надо мной власть. Ведь ни один фэйри не может ослушаться приказа, в котором его назвали истинным именем.
Сразу скажу: не все фэйри проводят этот ритуал. И обычно с ними ничего не случается. Но со мной всё было иначе. Не зря раньше так трепетно относились к этой церемонии. Особенно, если это касалось наследников рода. Несмотря на отказ родителей, я всё же прошел через церемонию. Пусть и совсем иначе, нежели обычные фейри. В один из дней, когда я хотел проникнуть через очередной маленький лаз в мир людей, вместо него я попал в самую настоящую глубокую Ночь. Темную — не видно собственных рук, поднесенных к лицу. Страшную — как будто что-то вот-вот произойдет. И бескомпромиссную.
В тот день я услышал своё истинное имя. Но не спрашивай — я его совсем не помню. В тот день мне не просто дали имя, меня заставили подчиниться. Подчиниться Тьме. Именно она и знала моё истинное имя. А еще… внутри нее застряла та самая душа, которую я выгнал из своего человеческого тела. Душа невинного младенца.
К счастью, моей слабостью Темнота воспользовалась лишь один единственный раз. Но зато как. Она создала мне брата — как мне тогда казалось. Мы понимали с ним друг друга с полуслова. Мы выглядели одинаково, действовали одинаково, дышали одинаково, чувствовали друг друга так, будто были единым целом.
Он был моей копией. Так же красив, статен. Образования немножко не хватало — политику он знал неплохо, а вот в виде дракона он летал просто ужасно. Только самые простенькие маневры. Всё-таки его никто так не дрессировал в детстве, как меня — в этом ему повезло. Хотя тут как посмотреть, конечно.
А дальше… Знаешь… — Дэвид сделал паузу. — Может быть, поговорим о чем-нибудь другом? Мы подошли к очень болезненному для меня моменту. Я сам стыжусь того, что было дальше.
— А это связано с гробомом?
— Напрямую.
Принц на какое-то время замолчал. Он обдумывал то, что скажет дальше:
— Хорошо, я расскажу. Я же обещал быть честным. То, что я расскажу даже то, что меня не красит. И я бы не хотел, чтобы что-то подобное повторилось вновь.
Я любил своего названного брата. Искренне, по-настоящему. Ты даже не догадываешься, насколько я любил. Хотя, по сути, если подумать. Я просто любил самого себя. Ведь он копировал абсолютно всё! Даже мои эмоции. Я был таким глупцом! Настоящим дураком, не видящем опасности прямо под носом. Но тогда мне нравилось то, что мы так легко менялись местами. Я был в двух мирах одновременно! Я столько всего успевал! А ведь нам даже не надо было обмениваться тем, что мы пережили. Мы слишком легко понимали друг друга. Я помнил всё, что помнил он. А он — помнил всё, что помнил я.
С самого начала я мог всё изменить. Но я не стал, мне нравилось, как все идёт. Дэвид был моей первой и, наверно, единственной любовью. Он заманивал меня в бордели, но я там никого не хотел. Я хотел только его. И он был согласен. Если тебе интересно, то, да, у нас с ним был секс. И много, много раз. Он даже готов был наделать мне детей от разных женщин.
Я слишком поздно понял, что всё идет неправильно. Что он пользуется мной, просто вертит, как хочет — а я позволяю.
Тогда я решился на серьезный разговор с ним. Я был уверен, что у нас просто недопонимание в целях. Но когда я ему сказал, что хочу счастья для нашей общей страны Грёзы, и, главное, — оградить наш прекрасный народец от кошмаров, он лишь рассмеялся. Моим смехом рассмеялся. Только в тот день я понял, что мы хотим противоположных целей. В отличие от меня, мой двойник мечтал о том, чтобы кошмары, наконец, вырвались на свободу и могли жить без всяких глупых ограничений.
Я был в ужасе и хотел забрать у него мою внешность и способности. Я всего лишь должен был назвать свое собственное имя. Но я не успел. Я был слишком невнимателен к тому, что ем и пью из его рук. Я привык к чувству голода — это часть этикета, всегда надо быть немного голодным. Но я не привык к тому, что не могу довериться самому близкому человеку.
Что ж, вот мы и подошли к гробу. В тот день, когда я хотел забрать свои силы обратно, но Дэвид меня отравил. Он погрузил меня в сон, из которого меня можно было разбудить только поцелуем. Впрочем, ты это уже понял. Спасибо, что разбудил, Фрэнциск. Я перед тобой в неоплатном долгу. Я даже не знаю, что могу тебе предложить. Свою собственную жизнь до самой твоей смерти? Боюсь, что она принадлежит Грёзам, и с этим я ничего не могу поделать. Разве что остаться здесь и сделать вид, что я не хочу спасти свое королевство. Но я хочу…
— От чего спасти-то?
— Ох, это еще одна неприятная история. Понимаешь, пока я крепко спал, я видел сны. И непростые. Я, как бы так сказать, был тем, кто меня подменил. И в то же время лежал в заточении собственного тела, в хрустальном гробу. Это всё моя безумная эмпатия, благодаря которой я видел всё так, как видел мой возлюбленный. Будто это всё я делал сам.
Я взошел на престол Благого Двора. Я принимал ужасные законы, казнил невиновных и завел себе гарем. С кучей прекрасных наложниц. Они все были одна краше другой и я… их всех оплодотворил. Или пытался оплодотворить. Однако вышли из них не дети, а самые настоящие кошмары. Но это было уже потом. После смерти моего возлюбленного. Я не держал его за руку, но я был там. Я чувствовал всё то же, что и он. Я умер вместе с ним. Я плакал прямо во сне. Жаль, что сейчас, когда я рассказываю, в уголках глаз ни слезинки. Я хотел бы оплакать смерть моего возлюбленного, смерть моего отца и даже… каждой из наложниц.
После смерти Дэвида я уже мало видел сны. Какие-то войны у людей, техника, заводы — но я не особенно вникал. Знаю, что… кажется, я не его сын. Я сын короля Неблагого двора и, соответственно, наследник не Благого двора, а Неблагого. Звучит, наверно, сложно. Но это не так и важно сейчас, как кажется. Да и всё так, только если сон не врет.
Ведь, возможно, всё было совсем по-другому:
Я сам взошел на престол. И я сам убил отца. Я сам завел себе наложниц, чтобы насладиться ими и наделать детей. Жутких и извращенных. И это я заключил договор с Тьмой, чтобы получить полную свободу действий.
И не было никакого двойника.
Я просто самовлюбленный кретин, жаждущий власти и обожающего ею упиваться. И я ненавидел сжигать кошмары. Я предпочитал сжигать несогласных. Это во сне я думаю: как же мой двойник плохо владеет своим драконовским телом. Надо было лучше петлять, активнее использовать ветер, быть изворотливее.
На самом же деле — возможно — я делаю эти замечания самому себе. Прошлому.
И в гробу я оказался только потому, что мои подданные не смогли меня больше терпеть. Это они отравили меня и похоронили в хрустальном гробу, в пещере, надеясь, что никто никогда не поцелует такое чудовище, как я… — снова повисла пауза. Дэвид никак не мог решить, что именно правда. Впрочем, разве имела она теперь какое-то важное значение? Возможно, стоило бы поучиться жить в мире человеческом. И думать больше именно о ней?
— Кстати, на счет работы. Тут тебе на домашний позвонил какой-то человек, которого я встретил на улице, и сказал, что хочет взять меня на работу моделью. Мол, у меня величественная осанка и походка. Я ничего не понял. Это точно работа? Из меня не сделают чучело, а то знаешь, как-то раз, когда мы веке в десятом гуляли по Ирландии…
ПОЛЕЗНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
— Обладает очень сильной эмпатией, но этот дар становится его проклятием. Он легко принимает чужие чувства и эмоции за свои, что иногда приводит к ужасающим последствиям. Также может чувствовать и даже видеть то, что происходит с тем, с кем очень сильно близок. К сожалению, на данный момент таких не осталось, все умерли.
— Основная способность — возможность превращаться в длинного бело-черного дракона (конечный цвет зависит от состояния Дэвида). Превращаться он может только в мире Грёз. Все уязвимости фейри сохраняются и в виде дракона: уязвимость к холодному металлу (подробнее ниже) и к специальным веществам против фейри. Смерть возможна от отрубания головы или сильного удара в сердце.
— Также обладает пирокинезом — умеет создавать огонь из пальцев или из рта (в облике дракона) и управлять им.
— После соприкосновения с холодным железом, кованым вручную, остаются раны, похожие на ожоги. Пока они не затянутся, Дэвид не сможет колдовать или изменять форму. (Не касается эмпатии).
