Эсельд не совсем птицененавистница, но эту в доме терпела в основном из-за Хорукса. Сейчас же, когда он умер Шафик сама еле-еле сводила концы с концами. Она заставляла себя вставать и идти на работу, заставляла концентрироваться и говорить с детьми. Она пыталась поддержать Исиду и Аментеса, ведь они потеряли отца. В принципе ей не нужна была еще скоблящая птица. По началу она вроде была даже бодрячком, но Эсельд не слишком всматривалась. Работники кормили ее и ухаживали, этого должно было быть достаточно. Как и садовник ухаживал за его любимым садом. Все внутри хотело вырваться.

Ей просто хотелось кричать, каждый день. Месяцы пролетали перед глазами, она не слишком хорошо помнила, что происходило. Сказать по-простому она выживала. Встречалась с Отисом, ведь он не задавал вопросов. Он просто понимал, ведь его жена погибла там же, где и Хорукс. С ним можно было просто пить вино и молчать. Время пролетело, и вот теперь еще и Рождество приближалось. Мерлин, от этого почему-то лишь хуже. Шафик закутывается в плед и выходит на веранду. В руке бокал вина, но от чего-то хочется остудиться. Она слышит странные звуки, оставляет бокал и подняв палочку идет по территории.

Женщина не сразу понимает, что орет на самом деле птица. Больше того, похоже что она подыхает.

- Драккл, ну не сейчас, еще не хватало угробить его любимую птицу.

В небольшом ангаре слышен только этот рев, заклинания, которые знает Шафик явно не работают. Мерлин. Приходиться отправлять экстренное орущее сообщению виновнику того, что эта птица здесь.

- Лахлан, я в курсе, который сейчас час, но немедленно приходи, эта твоя птица отдает тут концы и я не знаю, что делать!

Письмо улетает вместе с совой, а Эсельд лишь надеется, что ее однокурсник и друг ее мужа объявится здесь, потому что она просто не выдержит всего этого.

Эсельд не совсем птицененавистница, но эту в доме терпела в основном из-за Хорукса. Сейчас же, когда он умер Шафик сама еле-еле сводила концы с концами. Она заставляла себя вставать и идти на работу, заставляла концентрироваться и говорить с детьми. Она пыталась поддержать Исиду и Аментеса, ведь они потеряли отца. В принципе ей не нужна была еще скоблящая птица. По началу она вроде была даже бодрячком, но Эсельд не слишком всматривалась. Работники кормили ее и ухаживали, этого должно было быть достаточно. Как и садовник ухаживал за его любимым садом. Все внутри хотело вырваться.

Ей просто хотелось кричать, каждый день. Месяцы пролетали перед глазами, она не слишком хорошо помнила, что происходило. Сказать по-простому она выживала. Встречалась с Отисом, ведь он не задавал вопросов. Он просто понимал, ведь его жена погибла там же, где и Хорукс. С ним можно было просто пить вино и молчать. Время пролетело, и вот теперь еще и Рождество приближалось. Мерлин, от этого почему-то лишь хуже. Шафик закутывается в плед и выходит на веранду. В руке бокал вина, но от чего-то хочется остудиться. Она слышит странные звуки, оставляет бокал и подняв палочку идет по территории.

Женщина не сразу понимает, что орет на самом деле птица. Больше того, похоже что она подыхает.

- Драккл, ну не сейчас, еще не хватало угробить его любимую птицу.

В небольшом ангаре слышен только этот рев, заклинания, которые знает Шафик явно не работают. Мерлин. Приходиться отправлять экстренное орущее сообщению виновнику того, что эта птица здесь.

- Лахлан, я в курсе, который сейчас час, но немедленно приходи, эта твоя птица отдает тут концы и я не знаю, что делать!

Письмо улетает вместе с совой, а Эсельд лишь надеется, что ее однокурсник и друг ее мужа объявится здесь, потому что она просто не выдержит всего этого.

[indent] Энтузиазмом, кажется, пышет здесь только он один – но для Ги это в целом было довольно привычное состояние. Он всё прекрасно понимал – больше, чем от него ждали; больше, чем могли бы подумать. Тяжело, знаете ли, в одночасье решить, чем ты хочешь заниматься по жизни, когда ещё вчера ты был простым школьником, у которого на уме только тусовки и свидания с девочками при лунном свете. Ги это было хорошо знакомо – потому что он сам сомневался, сам думал, что ну, наверно, хит-визы – это тоже не его. Он не видел себя бравым героем, борцом за справедливость – ровно точно так же, как не видел себя известным квиддичистом, легендарным ловцом, которого приветствуют радостными окриками толпы фанатов с трибун.
[indent] Да он никем себя не видел, если уж быть совсем откровенным.
[indent] – Так кажется или не твоё? – выгибает брови Ги в ответ на слова Сириуса.
[indent] Не ему, конечно, читать нотации подрастающему поколению: сам не до конца был уверен, почему в итоге остановил свой выбор на хит-визардах – не то по собственной же дурости, не то из отчаянного желания доказать отцу, что он чего-то в этой жизни стоит. Может, великим гроссмейстером он не станет, но... по крайней мере за себя ему стыдно не будет.
[indent] Как показал опыт, на хит-визардов отцу оказалось абсолютно похеру – ну, а Ги к моменту окончания стажировки было уже похер на отца и его важное мнение.
[indent] По его душу приходят вич-вочеры – с очевидными намерениями. Дядя Игнатиус его отговаривает, тётя Лукреция тоже – потому что все понимают, что это не только почётно, но ещё и опасно. И они, честно говоря, предпочли бы видеть его обычным хит-визардом, без каких-то внушительных регалий и героических подвигов – но по крайней мере живым.
[indent] Ги рассуждал ещё проще.
[indent] «Я не боюсь исчезнуть. Мне, на самом-то деле, терять нечего – я в этой семье не наследник и никто ничего от меня никогда не ждал. Прежде чем я родился, меня не было миллиарды и миллиарды лет, и я нисколько от этого не страдал. И никто не страдал.
[indent] А может, я никуда и не исчезну, и не умру, и ничего со мной не сделается. Может, выживу. Никто этого не знает. Никто не может знать».
[indent] И согласился. Не то чтобы он видел в этом какое-то великое призвание, не то чтобы у него была какая-то мечта всей жизни, которую он стремился осуществить – просто делал то, что казалось ему правильным. Он доверять своему внутреннему моральному компасу привык, и редко об этом сожалел.
[indent] – Ты так говоришь, будто здесь все в свои восемнадцать лет знали, что они со своей жизнью творят, – усмехается он, и двери лифта закрываются перед ними. Кабину утягивает на верхний уровень. – Но это же не так. Мы все были школьниками, которые понятия не имели, куда им податься. Это же знание не из космоса тебе в голову прилетает, не откуда-то из глубин вселенной, по щелчку пальцев – раз и всё, ты знаешь, что тебе делать и кем быть. Это так не работает, брат.
[indent] Сириусу не нравится Министерство. Это видно и по тому, как он смотрит на всё вокруг: на проходящих мимо людей, на сам атриум, на пол под своими ногами. Ги не знал, что там у него в голове творится, какие тараканы водятся, какие предубеждения касательно авроров-хитов, но ему в принципе это было и не нужно. Вполне доставало и того, что он видел здесь и сейчас, своими собственными глазами. А видел Ги то, что Сириус явно предпочёл бы сейчас оказаться где-нибудь подальше от этого места – то есть, вероятнее всего, ни у авроров, ни у хитов его ждать не стоит. По крайней мере, не в ближайшее время.
[indent] Что будет на следующий день, через неделю, через месяц, через год – знать никому не дано.
[indent] – А где будешь? – спрашивает Ги, взглянув в ту сторону, куда указывает Сириус.
[indent] Была у него, на самом деле, одна шальная затея, куда можно было затащить Блэка, и это было бы тем самым местом, куда ему реально надо. Момент в том, что самого Ги Пруэтта за такие фокусы вряд ли по головке погладят, но с другой стороны – когда его это волновало? Ну поорёт на него Муди на пять минут дольше обычного за то, что он хер пойми кого в Орден таскает – ну так Муди на него всегда орёт. Одним разом больше, одним меньше, не велика разница. Ну Дамблдор укоризненно посмотрит. Это всё как-то можно пережить. Им же люди нужны? Нужны. Вот он как раз вполне себе боеспособную единицу и приведёт. И Ордену на пользу, и у него, глядишь, в голове какие-нибудь шестерёнки сойдутся.
[indent] Как там говорят? Сначала делай, а потом думай, так?
[indent] ...Или правильно всё-таки наоборот?..
[indent] – Знаешь, я тебе так скажу, – Ги в задумчивости взлохмачивает свою рыжую шевелюру, одним движением умудряясь устроить у себя на голове форменное воронье гнездо, – можно целую вечность жопой на стуле просидеть в поисках своего предназначения, места в этом мире и всего такого. А можно начать что-то делать, и все вопросы решатся сами собой.
[indent] По крайней мере он так когда-то поступил. И всё, что он мог дать Блэку – так это простой дружеский совет, который сработал для самого Ги – но может не сработать для Сириуса.
[indent] Этого тоже никто не знает.

Церемония была довольно элегантной. Прохладный летний ветер заставляет застегнуть одну пуговицу пиджака. Смерть отца не вызывала у меня грусти или печали, но я уверенно показывал на лице именно эти эмоции. Я жалел лишь о том, что яд так быстро его убил, стоило растянуть это удовольствие. Так возможно он бы ответил, за все, что сделал. Я отошел от группы гостей в сад. Никто в такой день и не попытался бы меня осудить. Тем более большинство сейчас подают салфеточки маме и сестре. Какая идеальная игра.

Мне хотелось, чтобы все побыстрее разошлись. Слишком уж хотелось перевернуть страницу. Я хотел подтолкнуть мать к тому, что в этом поместье нужно менять все, как только придет первая прибыль. Я прикрываю глаза, понимаю, что работы будет все больше. Сейчас вечера в баре с друзьями будут казаться раем. Я смотрю на розы, их хочется к слову сжечь, отец их вечно обрывал. Хотя по рассказам, кажется, бабушка их любила. Сменить стоит все.

Я слышу за спиной голоса, видно не только я решил пойти в сад. Голос очень знакомый к слову. Андромеда... Я невольно улыбаюсь. Еще не было такого, что девушка так резко западала в душу. А здесь одна встреча перед Рождеством и как будто помутнение. У меня уже даже был план в голове, как дожать ее отца. Аукционный дом скоро начнет дышать полной грудью, в этом я был уверен. Пора бы и словить эту птичку.

Шаги приближаются все ближе, а я невольно делаю глубокий вдох.

- Андромеда, спасибо, что пришли для мамы это очень важно.

Обычно говорят, что ушедшему было бы важно, но я не хочу ей врать. А желания отца мне совершенно не интересны. Если честно его даже отцом не слишком хочется называть.

- Как твои дела?

Слушать слова скорби за этот вечер становиться почти что тошно. Я лишь питаю надежду, что мисс Блэк, опустит эти слова. Лучше бы поговорить о будущем. Или хотя бы просто ни о чем. Я замечал, что с ней любой разговор становиться длинным. О чем бы мы не говорили, скучно еще ни разу не было.

Ветер колышет розы, а огонь прекрасно их бы сжег.

- Тебе нравятся розы?

Вопрос возникает из пучины запутанных мыслей. Все они подводят меня лишь к тому, что я устал. И сейчас, когда свершил запланированное, когда тело отца уже под горой холодной земли. Я понимаю, что все эта усталость сильно давит на плечи.

Церемония была довольно элегантной. Прохладный летний ветер заставляет застегнуть одну пуговицу пиджака. Смерть отца не вызывала у меня грусти или печали, но я уверенно показывал на лице именно эти эмоции. Я жалел лишь о том, что яд так быстро его убил, стоило растянуть это удовольствие. Так возможно он бы ответил, за все, что сделал. Я отошел от группы гостей в сад. Никто в такой день и не попытался бы меня осудить. Тем более большинство сейчас подают салфеточки маме и сестре. Какая идеальная игра.

Мне хотелось, чтобы все побыстрее разошлись. Слишком уж хотелось перевернуть страницу. Я хотел подтолкнуть мать к тому, что в этом поместье нужно менять все, как только придет первая прибыль. Я прикрываю глаза, понимаю, что работы будет все больше. Сейчас вечера в баре с друзьями будут казаться раем. Я смотрю на розы, их хочется к слову сжечь, отец их вечно обрывал. Хотя по рассказам, кажется, бабушка их любила. Сменить стоит все.

Я слышу за спиной голоса, видно не только я решил пойти в сад. Голос очень знакомый к слову. Андромеда... Я невольно улыбаюсь. Еще не было такого, что девушка так резко западала в душу. А здесь одна встреча перед Рождеством и как будто помутнение. У меня уже даже был план в голове, как дожать ее отца. Аукционный дом скоро начнет дышать полной грудью, в этом я был уверен. Пора бы и словить эту птичку.

Шаги приближаются все ближе, а я невольно делаю глубокий вдох.

- Андромеда, спасибо, что пришли для мамы это очень важно.

Обычно говорят, что ушедшему было бы важно, но я не хочу ей врать. А желания отца мне совершенно не интересны. Если честно его даже отцом не слишком хочется называть.

- Как твои дела?

Слушать слова скорби за этот вечер становиться почти что тошно. Я лишь питаю надежду, что мисс Блэк, опустит эти слова. Лучше бы поговорить о будущем. Или хотя бы просто ни о чем. Я замечал, что с ней любой разговор становиться длинным. О чем бы мы не говорили, скучно еще ни разу не было.

Ветер колышет розы, а огонь прекрасно их бы сжег.

- Тебе нравятся розы?

Вопрос возникает из пучины запутанных мыслей. Все они подводят меня лишь к тому, что я устал. И сейчас, когда свершил запланированное, когда тело отца уже под горой холодной земли. Я понимаю, что все эта усталость сильно давит на плечи.

мой

Церемония была довольно элегантной. Прохладный летний ветер заставляет застегнуть одну пуговицу пиджака. Смерть отца не вызывала у меня грусти или печали, но я уверенно показывал на лице именно эти эмоции. Я жалел лишь о том, что яд так быстро его убил, стоило растянуть это удовольствие. Так возможно он бы ответил, за все, что сделал. Я отошел от группы гостей в сад. Никто в такой день и не попытался бы меня осудить. Тем более большинство сейчас подают салфеточки маме и сестре. Какая идеальная игра.

Мне хотелось, чтобы все побыстрее разошлись. Слишком уж хотелось перевернуть страницу. Я хотел подтолкнуть мать к тому, что в этом поместье нужно менять все, как только придет первая прибыль. Я прикрываю глаза, понимаю, что работы будет все больше. Сейчас вечера в баре с друзьями будут казаться раем. Я смотрю на розы, их хочется к слову сжечь, отец их вечно обрывал. Хотя по рассказам, кажется, бабушка их любила. Сменить стоит все.

Я слышу за спиной голоса, видно не только я решил пойти в сад. Голос очень знакомый к слову. Андромеда... Я невольно улыбаюсь. Еще не было такого, что девушка так резко западала в душу. А здесь одна встреча перед Рождеством и как будто помутнение. У меня уже даже был план в голове, как дожать ее отца. Аукционный дом скоро начнет дышать полной грудью, в этом я был уверен. Пора бы и словить эту птичку.

Шаги приближаются все ближе, а я невольно делаю глубокий вдох.

- Андромеда, спасибо, что пришли для мамы это очень важно.

Обычно говорят, что ушедшему было бы важно, но я не хочу ей врать. А желания отца мне совершенно не интересны. Если честно его даже отцом не слишком хочется называть.

- Как твои дела?

Слушать слова скорби за этот вечер становиться почти что тошно. Я лишь питаю надежду, что мисс Блэк, опустит эти слова. Лучше бы поговорить о будущем. Или хотя бы просто ни о чем. Я замечал, что с ней любой разговор становиться длинным. О чем бы мы не говорили, скучно еще ни разу не было.

Ветер колышет розы, а огонь прекрасно их бы сжег.

- Тебе нравятся розы?

Вопрос возникает из пучины запутанных мыслей. Все они подводят меня лишь к тому, что я устал. И сейчас, когда свершил запланированное, когда тело отца уже под горой холодной земли. Я понимаю, что все эта усталость сильно давит на плечи.

Коделии

Ребус на седьмой странице Ежедневного Пророка не сдавался, ловко вводя магичку в заблуждение, раз за разом предлагая простое, но совершенно не верное решение. Розье задумчиво жевала тост, с упорством нюхля начиная расчеты заново, бегло вписывая руны в записную книжку и перечеркивая ложный путь. Вряд ли мистер Лакруа спрятал свои сокровища под стулом Басби. Впрочем, это было бы забавно. Корделия целует новоиспеченного мужа куда-то в район щеки с трудом отвлекаясь от свернутой газеты, чтобы перекинуться парой слов за завтраком. Девушка откладывает ребус, но то и дело кидает упрямые взгляды, продолжая мысленно раскручивать руническую вязь, перебирая значения той странной руны, похожей на перевернутую вилку. Этьен куда-то спешит, рассказывает то ли о новых конях, которых собираются сегодня объезжать, то ли о группе покупателей из Германии. Делия старается сосредоточиться на диалоге, но в какой-то момент сдается, отрицательно покачав головой. Они оба сильно старались сделать этот разговор максимально продуктивным, но будем откровенны голова новоиспеченной Розье была занята далеко не тем мужчиной, каким следовало. И медового месяца не прошло. Пресловутый мистер Лакруа победил этим утром.

- Рунический ребус! - Корделия восхищенно показывает газету, буквально таращит глаза на свою находку, выразительно поглядывая на мужа и понижает голос. - Ты представляешь? Сокровища, спрятанные где-то на территории Британии. Впрочем, это может быть ловкая шутка какой-нибудь лавки артефактов с целью повышения продаж. Но какая… – Волшебница заглядывает в газету и окончательно теряется, потонув в размышлениях, удерживая недоеденный тост в зубах, а освободившейся рукой подтягивая к себе записную книжку и перо, чтобы вписать очередную догадку. Если отослаться не к географическим координатам напрямую, а взять одно из оккультных изложений мест силы Британии, то тогда запись обретает смысл. Что если дальше читать это, как готские руны, а не англосаксонские? Или это мэнские руны? Руна Одал намекает на некоторое обширное наследие, но присутствует, как среди древнегерманского алфавита, так и англосаксонского. А что если…? Розье откидывается на спинку стула. Озарение приходит сладкой вспышкой, затмевая разум. Подобно беззвучной музыке, мелодии на границе сознания, растекаясь удовлетворением до кончиков пальцев. Мгновения несутся прочь, но Делия смакует столь простой, элегантный и в то же время желанный ответ, придирчиво прокручивает решение перед мысленным взором, чтобы найти ошибку, если такая закралась, но уже нутром чуя, что ребус сдался. Шея затекла от долгого сидения на одном месте, у записной книжки собралась горстка крошек, кажется, волшебница за размышлениями методично крошила тост, да и Этьена больше за столом не было. Мужчина махнул рукой на увлеченную супругу и отправился по своим делам. Что же там у него все-таки было? Кони или покупатели?

У рунического камня магичка оказалась аккуратно в полночь, аппарируя в четверти мили с глухим хлопком. После теплой гостиной на улице было прохладно, даже несмотря на предусмотрительно накинутый на плечи жакет. Влажный воздух пахнет землей и травой, словно где-то рядом вскапывали клумбы, сквозь туман пробиваются силуэты находчивых кладоискателей. И таким же темным силуэтом волшебница подходит к месту встречи, отмечая про себя знакомое лицо в виде господина Нотта, стараясь припомнить он ли на свадьбе подарил тот ужасный сервиз, расписанный розами и сатирами. Остальную часть их немногочисленной кампании Розье не знала, с трудом всплывает лицо Бенжамина. Однокурсник или соседний курс? – Господин Нотт, - Делия коротко присаживается в знак приветствия, оглаживая юбку платья ладонями. Светскую беседу за смертельными заданиями вести не удастся, но поприветствовать знакомого не помешает. В полночь в парке, где часто погибают магглы, а маги до сих пор черпают силу, под пробирающий смех призрака и обещания скорой смерти ни один разумный волшебник не станет упорствовать без надлежащей причины. Корделию же вперед вел жар неопытной юности. Не обремененная переживаниями устройства своего материального благополучия, Розье могла позволить себе увлекаться абстрактными идеями, изучать теорию магии и не придавать значения степени опасности сложившейся ситуации. Разве все это не увлекательно? Выбор магички пал на старинную монету. – Я тоже предпочту монету.

Рождественский бал — событие знаковое для всех студентов старших курсов. Шутка ли, возможность потанцевать, повеселиться до утра, провести время в приятной компании! Тем более что лично для Алекто Кэрроу бал Рождественский в этом году последний в школьной жизни. Уже следующее Р
Рождество придётся встречать в доме отчем, в компании с родителями и приглашёнными на приём знатными и уважаемыми гостями, надевая на себя маску примерной хотя бы сравнительно дочери и пай — девочки. А то ешё, не дай Мерлин, родители и замуж надумают к следующей зиме её выдать, и возьмутся подыскивать женихов достойных, тогда вообще будет не вздохнуть не охнуть. А Рождественский бал, хотя бы менее чопорен и официален, чем приёмы в чистокровных уважаемых домах, и позволяет не контролировать себя и своё поведение ежесекундно, а расслабиться и повеселиться вволю.
Ровно за 15 минут до официального начала бала Алекто степенно вышла из девичьей спальни 7 курса Слизерина. Что ж, выглядит она достойно, что подтверждают и соседки по комнате, и зеркало большое, вставленное в трюмо. Изумрудно — зелёное платье с пышной юбкой сидит идеально, тонкий газовый шарфик прикрывает открытые плечи наряда, туфли — лодочки на удобном каблуке однозначно позволят танцевать хоть всю ночь без перерыва, волосы уложены в низкий пучок, а пара локонов по бокам спадают на плечи, в ушах покачиваются длинные серебряные серёжки с изумрудом, а на шее блестят бусы из изумрудов. Кто — то из парней, кажется, с 6 курса, пока Алекто пересекала гостиную факультета, присвистнул даже залихватски вслед ей, похоже, столь невежливым способом выражая восхищение своё. Вот наглец — то! А впрочем, он же нечистокровный, вроде бы, с таких и спрос невелик, где уж невеждам из числа всякого отрепья знать, что свистеть вслед девушке неприлично? Ещё повезло этому горе — свистуну, что Амикус вчера ещё заболел и угодил в больничное крыло, а то бы сейчас невежда точно словил от него как минимум неприятное заклинание. Сама же Алекто ограничилась лишь надменным взглядом свысока, не более того.
Большой Зал по случаю бала, как и из года в год, сиял чистотой, не сказать, что стильными, но приятными взгляду украшениями хотя бы, и огнями. Вдоль стен стояли диваны, столики с прохладительными напитками и лёгкими закусками, в центре оркестр приглашённый уже настраивал инструменты свои, готовясь играть и развлекать учеников и учителей ночь напролёт. Войдя в зал сквозь двери широкие, Алекто даже не успела посторониться, как какой — то торопыга, на пару лет помладше по виду, тут же прошёлся по её ноге в новенькой туфле. Ну, это уж слишком, один невоспитанный хам в спину свистит, другой ногу оттоптал и считает, что так и должно быть! Ловко преградив дорогу попытавшемуся улизнуть парнишке, Алекто осведомилась недовольно:
— Тебя под ноги смотреть не учили, или хотя бы извиняться, когда по чужой ноге прошёлся?
Парнишка с минуту смотрел удивлённо, а после вымученно буркнул:
— Ладно, извини!   
Да что это такое — то? Совсем лишены воспитания грязнокровки всякие, раз даже извиняться толком не умеют? Впрочем, чего уж тут сделаешь, не учить же невежду этого здесь прямо манерам хорошим? Как бы, и народа в зале уже много, и преподаватели не месте, использовать магию на этом чудике себе дороже может выйти. Так что Кэрроу обречённо махнула рукой и хмыкнула:
— Ладно уж, живи, и исчезни с глаз моих, пока я добрая!
Парнишку дважды упрашивать не пришлось, сию секунду след его простыл уже. Что ж, можно и продвинуться дальше вглубь зала, поискать знакомых. Хотя бы Корбана, кстати говоря, пока ещё какой — нибудь горе — невежда по пути не попался. Да и вообще, с Яксли можно и поболтать обо всём на свете, и комплименты приятные в свой адрес послушать, а если повезёт, и на первый танец напроситься незаметно. Не подавая виду, конечно, как приятно ей, когда горячие, ласковые ладони
Корбана её талии касаются, а руки её собственные лежат на плечах Яксли, как будоражит и волнует запах его духов, как манят губы, как хочется зарыться лицом в волосы его. Влюблённость отрицать нельзя, конечно, но показывать её как — то — фи, совсем недостойно юной чистокровной девицы, да и просто глупо показывать романтический интерес и ставить под удар дружбу многолетнюю. В конце — концов, Корбан не дурак, захочет, сам сообразит, что нравится Алекто и как парень.
Едва лишь Алекто поравнялась с группкой знакомых девушек, оккупировавших диванчик, и присела рядом, как прямо над ухом раздался знакомый голос. Ага, вот и Корбан, даже искать не пришлось! А как оживились мгновенно Мэгги и Софи, только что не повисли на Яксли откровенно. А ещё чистокровные девицы, где же гордость — то в них? Корбан тем временем присел рядом, осыпал Лекто комплиментами милыми, и вдруг смутился ужасно. Алекто же довольно улыбнулась:
— Ты тоже великолепен, просто глаз не оторвать, О, мерси, всегда знала, что ты умеешь говорить девушкам приятное и быть джентльменом!
Нет, отсюда точно нужно убираться, иначе Мэгги и Софи покоя им не дадут! Уж лучше до начала танцев постоять, но подальше ото всех, лишь в обществе друг друга. Стоп, Корбан предложил сегодня побыть парой? А, ну конечно, боится небось, что если кому — то из девиц уделит внимание больше чем прочим, то его обиженные дамы на сувениры раздерут. А ревновать к Алекто его уж точно никто не станет, все знают однокурсники и слизеринцы, что они всего лишь с детства лучшие друзья. Мда, быть ширмой чуть обидно, конечно, но зато танцевать — то Яксли с ней будет! Кокетливо улыбнувшись, Алекто сообщила:
— А вот соглашусь, и с большим удовольствием! Пусть все девицы от зависти помрут, что со мной танцует самый — самый замечательный кавалер! Только пока не начались танцы, пойдём поищем местечко поспокойнее? Иначе мои приятельницы дырки на тебе протрут, боюсь.             
Мэгги и Софи услышали слова эти, и хором возмутились:
— Лекто, куда это ты уводишь Корбана? Не узурпируй его!  
Мда, гордостью и самоуважением и не пахнет тут! Что ж, пора этим особам и урок преподать небольшой. Хмыкнув, Кэрроу обратилась к Мэгги и Софи:
— Дамы, а у вас гордость и понятие о самоуважении есть, в принципе? Ну, мы же всё — таки чистокровные леди, а не непонятное отребье разного рода, зачем же забывать об этом? А узурпировать — Мерлин упаси,  это последнее, о чём я думаю. Всего лишь ненадолго похищу Корбана для дружеской беседы, не более того.
И уже под руку с Корбаном Алекто отправилась прочь от дивана с гордо поднятой головой. Ну и отлично, без завистливых взглядов легче намного!  Подмигнув лукаво Яксли, Кэрроу констатировала:
— Как обычно, бал ещё не начался, а за тебя дамы уже подраться практически готовы! А в роли громоотвода по привычке выступаю я, бедняжка.
Впрочем, Корбан даже ответить не успел ничего — оркестр грянуло музыку. Ведомая Яксли ловко и бережно, Алекто вступила вместе с ним в формирующийся круг танцующих пар, и закружилась в чарующем вихре вальса. Мерлин, всё — таки медленные танца и балы школьные придумал мудрейший на света человек! Неподалёку пыталась кое — как кружиться явно впервые танцующая медленные танец пара, на вид курса с 5 так. Мда, явно нечистокровные, иначе такие прыжки бабуинов вместо танцевальных па не совершали бы точно! Девчонка ещё пытается хоть как — то подстроиться под музыку, а парнишке точно медведь на ухо наступил. Склонившись к уху Корбана. Алекто прошептала:
— Лишний раз убеждаюсь в плюсах аристократического воспитания и наличия хотя бы элементарных манер!

Нечасто удавалось сбежать от родителей, особенно к тем, кого Краучи тихо недолюбливали, но виду не показывали. Речь шла именно о Блэках. Отец Младшего Крауча прознал, что его сын водит дружбу с Регулусом, даже пару раз язвительно отозвался об этой дружбе, сравнив ее с пригретой змеей на груди, но Барти до мнения отца было до звезды и он считал, что неплохо было поддерживать общение с семьей, с которой Краучи когда-то сами связались в прошлом.
Тем более Барти любил свою бабушку, несмотря на всю ее строгость. Он глубоко переживал ее смерть, которая совпала с его поступлением в магическую школу. Наверное, частично из-за этого Младший решился на дружбу с Регулусом, которая переросла в крепкие доверительные отношения. Барти относился к Регулусу как к родному брату и переживал с ним все радости и невзгоды, старался видеться даже за пределами школы, сбегая из дома и получая потом от отца суровые наказания.

Отец ненавидел и подозревал всех вокруг. Барти понимал, что это было влияние работы, но не хотел принимать подобного отношения к себе или к своей матери, к дальним родственникам и ко всем, кого Крауч Старший мог подозревать в связях с Пожирателями Смерти. Тогда Младший заикнулся об этом Регулусу, что его отец в Министерстве может готовить очередную проверку среди чистокровных магов и вряд ли он будет наносить им вежливые визиты. Именно в тот день Младший узнал правду о друге, сжимая его руку в своих избитых отцовской линейкой ладонях. Тогда Бартемиус слушал Регулуса, раскрыв рот, ощущая, как сладкое чувство справедливости и восхищения заполняет его грудь и живот.

И теперь Бартемиус стоял посреди гостиной в доме Лестрейнджей. Было страшно и приятно одновременно, он испытывал трепет перед этой семьей, хотя видел их лишь краем глаза на некоторых приемах, куда отец с удовольствием таскал сына, чтобы тот учился светской жизни. Что ж, отец хотел, чтобы сын учился налаживать связи, то вот они — его будущие связи, которые точно отцу не понравятся от слова совсем.
Теперь нужно было не подвести Регулуса и доказать Лестрейнджам, что Бартемиус Младший достоин стать частью их общества.

На следующий день, после прибытия в особняк Лестрейнджей, Крауч поднялся рано утром. Постель Регулуса, к его удивлению, была пуста. Посмотрев с сомнением на время, Барти потер глаза, понимая, что он не проспал, а вообще встал, по идее, раньше всех. Ладно, ему нужно было найти Регулуса, потому что он все еще волновался находиться наедине с кем-то из Лестрейнджей, а с другом было как-то спокойнее в чужом доме среди чужих людей.
Умывшись холодной водой, юноша вытер полотенцем бледное лицо и посмотрел на себя в зеркало: на него смотрел тощий юноша, с синяками под глазами и заметными веснушками на носу. Поджав губы, он резко отвернулся от зеркала и принялся одеваться, глубоко размышляя о том, как он вообще сможет доказать свою полезность этой семье.
Наверное, они как-то его испытают. Регулус постоянно пропадал на тренировках или заданиях, ему всецело доверяли участвовать в революционном движении, а Крауч... Он чувствовал себя лишним на этом празднике жизни, когда ловил косые взгляды от тех же Лестрейнджей.

Размышляя о наболевшем, Барти не заметил, куда он вышел из спальни. Поместье было большим, из-за незнания можно легко попасть в другую часть дома, что и случилось с юношей, когда он отвлекся от мыслей — Бартемиус оказался в небольшой библиотеке. В голове сразу мелькнула идея сократить время до завтрака за чтением интересных книг, которых, наверное, не было даже в запретной секции Хогвартса.
Потерев ладони, Младший подошел к шкафам, с любопытством читая названия книг на старинных корешках: где-то текст был частично стерт временем, а на каких-то книгах отливал изумрудным или золотым. Взяв один том, он открыл его и пролистал страницы, борясь с желанием вырвать парочку особо интересных. Книга была о зельеварении, а Крауч обожал этот предмет и отлично справлялся с заданиями на нем, вызывая у учителей восторг.

Увлекшись чтением, юноша не заметил, что в библиотеке стало на одного человека больше, лишь внезапный женский голос заставил его слегка вздрогнуть и обернуться. Замерев в неловком молчании, Крауч окинул взглядом хозяйку поместья, задерживаясь на открытых участках тела. Крауч никогда не видел женщин в подобном образе вживую, выглядело это притягательно и возбуждающе, но юноша взял себя в руки, понимая, что ему скорее влетит за наглое вторжение в библиотеку.
— Прошу прощения, госпожа. Я случайно сюда забрел, когда искал Регулуса.

Бартемиус воспринял слова про любопытство как намек на наказание, из-за чего он нервно потер свежий шрам на ладони, не сводя пристального взгляда с женщины.
— Отец приучил меня вставать рано. Он считает, что ранний подъем нужен для того, чтобы стать успешным.