Особняк весёлой Сирены был местом, неизменно вызывающим восторг и внушающим благоговейный трепет: от пола и до высоченных сводов потолка сплошь мрамор и позолота, прореженные искуснейшими фресками да барельефами - трудами безымянных, но несомненно благородных предков. Чужих, конечно. Густой закатный свет струится сквозь витражные окна, пронизывает гулкую пустоту и расплескивается по мозаичному полу, на котором великие аристократы прошлого некогда прокладывали дорогу будущему, собираясь на пышных приёмах бывшей владелицы замка.
Только нет сегодня в роскошном зале ни грома музыки, ни вихря танца. Однако ж он не пуст, и компания в нём собралась поразительно разношёрстная. Свет множества свечей отражается в золотых тарелках, придаёт свежим яствам ещё более аппетитный вид. Игриво вспыхивает на драгоценных камнях и вышитых серебром звёздах мантии, лоснит волчий мех накинутой на плечи шкуры, высвечивает контраст эльфийских кружев и домотканой рубахи. Звенят вилки, льются разговоры, а во главе странного сборища восседает аккуратная фигурка рыжеволосой девушки в синих шелках.
Только вот улыбается она напряженно, а пересуды за столом совсем не походят на светские беседы.
- Скоро, - скрипит старуха с орлиным носом, - У нас кончится весь сыр, и на соленьях завелась плесень. Мы, наверное, неправильно их храним, а я ведь говорила, что…
- А если мы хотим продолжить наконец изучение свитков, - перебивает её белобрадый старик, с причмокиванием обсасывающий мясо с куриной ножки, - То нам нужно начинать пить что-то, кроме вина, а вода в бочке начала вонять. Мы можем попробовать прокипятить, но…
- Если тебе нужно развести костёр, то сожги эту треклятую кровать! – раздражённо фыркает жеманный эльф, нервно откидывая упавшую на лоб прядь волос, - Это не ложе, это орудие пыток! Ты видела свои ноги, милая? Эти чёртовы клопы… Почему из всех тварей не сдохли именно эти?! Как это возможно?
- Может, - старый волшебник вдохновенно вскинул руку с куриной костью, точно волшебную палочку, - Здесь останавливался вампир, они его покусали и тоже обратились? Попробовать прижечь их светом!
- Мне плевать, как, но я лучше проведу следующую ночь на ледяном полу, чем в их компании!
Гневно фыркнув, юноша спесиво дёрнул головой, сжимая челюсти и складывая на груди руки, всем видом выражая – эту ночь она снова проведёт в одиночестве. Какая жалость. Сидящий напротив здоровяк в звериных шкурах на это только весело осклабился и подмигнул, не отрываясь от жирного куска оленины.
- Хорошо, я обязательно что-то придумаю, - изо всех сил удерживая на лице натянутую улыбку, процедила вдова. Отвернулась, прикрываясь веером, чтобы взять понюшку жемчужной пыли.
Всего одну, просто чтобы найти силы продолжать..
- Мы можем слетать на радужный остров, за фруктами, а? – задёргала её за рукав маленькая темноволосая девочка, неугомонно вертящаяся на слишком большом для неё стуле, - Мы так давно их не ели! Она же давно там не была, наверняка что-то осталось, а!
- Да, я…
- Мы не можем тратить время на чёртовы фрукты, когда у нас кончаются основные припасы! -взвинтилась старуха, с лязгом бросая на стол вилку, - Эта дрянь сгниёт за пару дней, если вообще ещё там осталась! Нам нужно запастись нормальной едой, а не тратить время на твои прихоти!
- Ты что, хочешь, чтобы у нас опять начали кровоточить дёсны?! – всхлипнула большеглазая бледная девица, серостью вида неуловимо напоминающая мышку, -  Забыла уже об этом? А если эти красные точки вовсе не от клопов, а?!
- О, сладенькая, ты попробуй поспать на этой пуховой дряни, и я уверяю…
- А я напоминаю, что в отличие от еды, без воды мы…
- ХВАТИТ!
Уронив веер, ведьма в ярости вцепилась ногтями в подлокотники, оставляя глубокие лунки на дереве.
- Заткнитесь, вы, грёбаные нудящие паникёры! Неблагодарные ублюдки…
Ей никто не ответил. В зале никого не было.
Никогда не было. Ни людей, ни ломивших столы яств. Только она одна. Напротив - тарелка с несколькими кусками заветрившегося сыра, с которого она срезала корку плесени, кувшин кислого вина да миска мерзкой квашеной капусты. Жрица бессильно уронила голову, упираясь лбом в ладони и зарываясь пальцами в грязные волосы. Она знала, что очень скоро эти голоса продолжат свой гомон, нытье и брюзжание уже внутри её головы, откуда все они были родом.
«Спокойно! – приказала она себе, пытаясь сосредоточиться только на дыхании, но тут же теряя терпение. – Спокойно, спокойно»
Дрожащими руками Нира снова выудила свою коробочку с жемчужной пылью. Одна понюшка, чтобы хоть ненадолго вылезти из болота развеять тоску. Просто чтобы продолжать куда-то двигаться.
Сегодня, может, уже только в сторону спальни. Она опять почти ничего не сделала, но уже просто не находила сил оставаться в сознании. Утро вечера мудренее, верно? Дни превратились в безумную однообразную канитель, но завтра или послезавтра обязательно будет получше. Не думая, не желая думать, рыжая залпом опустошила чарку вина и, кривясь, закусила сыром.
С отполированной поверхности опустевшей тарелки на неё глядело такое знакомое и такое чужое лицо. Исхудавшее, измождённое. Края ее ноздрей были болезненно-розовыми, в запавших глазах лопнули сосуды. Растрескавшиеся губы, первые наметившиеся морщины. Магия света исцеляла самые жуткие её раны, но не могла стереть следов лишений.
«Дрянь»
Схватив тарелку, чародейка в гневе и ужасе отшвырнула её в сторону. Прежде ее тянуло к собственному отражению, как мотылька к огню; теперь она сторонилась зеркал, боясь того, что может там увидеть. Теперь она боялась вообще всего.
«Успокойся!» - снова гаркнул внутренний голос, уже как-то отчаянно. Магичка рвано вздохнула и резко поднялась из-за стола, ощутив приступ тошноты. Рядом возникла её собственная иллюзорная копия – они были куда покладистее.
- Приберись здесь, - махнув рукой, приказала чародейка. Незачем отказываться от привычного порядка вещей только потому, что твоя старая жизнь развалилась, а мир доживает свои последние дни. Так что Нира продолжала имитировать привычные действия. По-прежнему ходила, словно призрак среди руин дома, в котором она умерла. По-прежнему трепыхалась, словно змея с отрубленной головой.
Впрочем, для единственного выжившего человека она жила вполне неплохо. Иной раз крайне неплохо, чёрт побери! 
И дело даже не в сохранившемся светлом даре. Кто-то может сказать, что магии разума и иллюзий – самые бесполезные умения из всех, какие только могут быть, когда в мире ты – последняя живая душа. Ведьма с этим не согласилась бы. Теперь лишь морочанье собственного разума поддерживало её на плаву.
Она неплохо поднаторела в этом деле, порыскав в развалинах библиотек. Её мороки становились всё живее, обретали материальность и своеволие. Чтобы не сойти сума – а может, потому что уже окончательна рехнулась, - чародейка создавала образы многих людей и нелюдей, знакомых и существующих только в ей сознании, любимых и ненавидимых. Болтала, смеялась, шутила и спорила, разыгрывала сцены и драмы.
Не только для себя. Всё это было частью представления, верно? Чужого больного развлечения. Ведь чьи-то мёртвые глаза всегда наблюдали за каждым её шагом.
- Дохлая извращенка, - сквозь прилепленную к лицу улыбку прошипела ведьма, пошатываясь двинувшись в выходу из зала. Теперь, когда развеялись иллюзий, он уже не поражал великолепием. Скорее поражало то, как всё ещё не обрушился полностью, когда добрая половина особняка лежала в руинах. Нира подняла голову, глядя на прорехи в крыше и дыры выбитых витражных роз. Впрочем, в сравнении с тем, во что превратился остальной мир, это всё ещё были настоящие хоромы. Пусть даже мозаики и фрески потрескались и обрушились в залившую пол склизкую грязь – смесь дождевой воды и праха мертвецов, у которых это место пришлось отвоевать.
Придерживая юбки, вдова дошла до спуска винтовой лестницы. Ступеньки неприятно плыли перед глазами. В желудке бурлило. Неверной походкой О’Берн сделала ещё пару шагов, беспомощно согнулась пополам и обдала ступени струей рвоты, исторгая остатки убогого ужина.
- Ну вот, - смеясь, забулькала магичка, высмаркивая едкий комок из носоглотки, - Даже мой собственный желудок предаёт меня. Вот потеха!
Привалившись к стене, выпрямилась, оглядывая скрытые мраком углы. Кто за ней сейчас смотрит? Очередной мёртвый паук, неотличимый от живого?
– Да уж… Чем выше залезешь, тем дальше падать, - пробормотала рыжая, обскребая о зубы покрытый горечью язык, - И тем веселее будет спектакль, когда ты долетишь до земли. Какое зрелище, а? И тебе даже не нужно платить за билет! – Жрица сжала кулаки, озаряя пространство вспышкой света и переходя на гневный шёпот. – Она думает, что мне конец. Но если она считает, что я порадую её, сдавшись без боя, то пусть…
«Пусть что?»
Почему Невеста Мёртвых не убивала её? Почему оставляла мучиться? Присцилла говорила, что просто хочет развлечь себя в вечности триумфа. В полном и безраздельном владычестве очень легко заскучать. Нужно, чтобы было на кого натравливать эти чёртовы туши поднятых драконов; чтобы было над кем измываться, глумясь над останками тех, кого Нира когда-то любила.
Это было резонно. А может, она просто была не в силах, кто знает. Нира не смогла её остановить, но она стала сильнее, когда Невеста Мёртвых имела неосторожность прикончить мальчишку Тирия, и к ней вернулась украденная часть силы. Может, они сделались равны?
Хотелось бы верить. Но неутешительная правда была в том, что хоть Присцилла не убивала ей, мертвецы методично разрушали города, поля, сады и погреба, едва светлая их покидала. Её методично загоняли, точно зверя. Обрекали на безумие и голодную смерть.
Конечно, и нежить теперь была не бесконечна. Сколько бы тел не упокоила в себе эта немилосердная земля, приток новых прекратился навсегда. Почти полностью изгнили уже все многие обличённые плотью тела, необходимые для создания ужасных лоскутных чудовищ  Всё чаще и чаще Нира замечала в армии своей визави столь ветхие и древние мощи, что для их разрушения хватило бы сильного порыва ветра. А свет между тем продолжал обращать нежить в прах с той же лёгкостью, что и раньше.
Вот только очевидно, чей ресурс закончится первым.
- Но это будет не сегодня, так что и подумаю я об этом позже, - пробормотала девушка, обходя лужу своей блевоты и спускаясь в уцелевшую спальню. Дадут судьбы, и ей удастся поспать без сновидений пару часов, прежде чем сюда нагрянет какая-нибудь летучая нечисть. Здесь, на островах, всё ещё безопаснее, чем на материке, и Нира не раз благодарила свет, что дар дал ей возможность призывать крылья. Но всё же мертвецы пробирались и сюда. А она не могла быть на страже всё время.
Добравшись до спальни, рыжая тут же рухнула на кровать. Мир вокруг продолжал попытки неприятно вертеться. Отравительница подумала, что не хочет добавлять к этому ещё и оставшийся во рту мерзотный привкус. Пошарила под кроватью, но все бутылки были пусты; зато нашлись несколько оставленных на столике самокруток в иссохшей бумаге. О, спасибо себе за запасливость! Да, всё это было неправильно, но жрица не могла находиться в трезвом сознании слишком долго. А ещё стремилась насладиться всеми возможными благами и удовольствиями нахождения в живом теле, пока ещё может.
Надеялась, конечно, что долго ещё в нём пробудет. Нира верила, что весь этот ужас ещё можно исправить. Что если она будет достаточно усердно изучать уцелевшие магические фолианты, если будет продолжать свои тренировки, продолжит искать крупицы чужого могущества среди руин, то однажды обязательно наткнётся на способ вернуть погибших к жизни. Или обратить время вспять, как уже было. Кто, если не она?
«Тропинка моя вихляет, но выводит туда, где успех…»
Однако теперь всё чаще и чаще в голову закрадывались другие мысли. У Мистерии ведь была своя воля. Если бы мир желал возродиться, не направил б он давно её руку и разум в нужное русло? Не выбросил бы нужным порталом к искомому артефакту? Не восстановился бы сам, своей великой непостижимой силой?
Была ли сама Мистерия всё ещё жива?
Был ли жив её вечно пьяный гном-демиург? Когда-то давно, когда мир ещё бился в агонии, Нира ещё встречала новые, закинутые на сюда на убой иномирские души;, но сейчас их слабый поток давно иссяк. Никто не приходил сюда. Она давно не видела ни одного нового лица, лишь призраки давно ушедших. Быть может, попытки возродить это место уже давно тщетны?
Да и нужно ли было это ей, Нире, самой?
В конце концов, мёртвые здесь никогда ей не приносили столько же боли, как живые.
Жрица затушила окурок своей самокрутки. Да, все эти мысли здорово отравляли её мысли. Впрочем, судьба надежды – кончаться разочарованием, так же как судьба света – заканчиваться тьмой, а жизни – смертью. Тем не менее они чего-то стоят, пока еще длятся.
А потому она ещё поживёт.
И подумает об этом всём завтра.

Секундное замешательство Айши не могло не отразиться в изменённых красных глазах рыжей. Естественно. Кто же будет с такой интонацией просить не нож, а обычный свиток или бумагу. Того, то змейка размышляла в это время есть ли у неё подобные предметы в сумке, Фэль тоже не исключала, поэтому даже обрадовалась, когда чистокровная протянула ей увесистый свёрток бумаги.
- Интересссное предложенице. – Ответила девушка, не добро улыбаясь. Она чуть закрутила свёрток, поудобнее перехватывая за один конец. Бумага была вполне добротного качества на ощупь и даже при не большом усилие, скорее всего ощутимо ударит. То, что нужно дабы не нанести серьёзной раны, но при этом довольно значимо «наказать». Слова Айши о «ненадобности» данного предмета были встречены кивком. Сказано было очень кстати, потому как Фэль не знала, что станется со свёртком после пары ударов о демона. На этом моменте, мысли демонёнка вновь зазвучали в голове рыжей, поднимая новую «волну» бурлящих эмоций.
- Возможно, после… - Прерывая девушку на полу предложении, Эвиан резко решил восстать в мир живых и движимых. Ожидаемо. Он сел, принимая человеческое обличье. Наблюдая за этим – Фэль держалась. Что-то в ней ещё могло остановиться и не бить только что пришедшего в себя демонёнка. Тепловое зрение позволяло вглядываться в изменяющиеся цвета температур. Но… Его последующая мысль стала словно красное полотно для быка. Остальные мысли она не расслышала. Платина, сдерживающая её – уже прорвалась.
- Спрашшиваешь, хорошо ли всё ссо мной? Думаешь, я тут от щщастья прыгала, когда твоё сссердце перестало биться?! – Красные глаза гневно сверкнули, когда послышался хруст сжимаемой в руке бумаги. Данкри старательно держала клыки на месте. – Да я не знала куда ссебя деть от ужаса!! В мгновение ока, осознание того что я люблю тебя, ссмыло страхом и отчаянием, когда ты решшил без предупреждения откинуть копыта! – Слабый удар бумагой пришёлся в грудь блондину. – Знаешшь, какого мне было ощщущать свою беспомощщность!? Понимать, что ничего не могу сделать тогда, когда тот кто дорог мне нуждается в помощи большше всего на свете!? – В замахе было видно, как дрожит рука девушки, поэтому и удар снова вышел не сильный. – Я думала ты… Осставил меня. Навсегда. - Слова Данкри стали тише, и гневное шипение слышалось реже, но удар бумагой снова пришёлся по Эвиану. – И даже несмотря на это, я готова была отправиться куда угодно, лишшь бы вернуть тебя. – Почти шёпотом закончила она. Но создавалось впечатление будто она желала высказать что-то ещё. Злость, как вода из прорвавшегося источника, сначала бурно выливающаяся, начала медленно утихать. Чувствовалось облегчение и неуверенность в происходящем. Мысли в голове смешались в непонятный клубок. И вновь шлёпающий звук прокатился по пространству.
Тут в повозке раздался незнакомый Фэль голос, который стянул на себя внимание всех присутствующих. Он исходил он Уарды, мирно и незаметно сидевшей около входа. Про какой урок говорил неизвестный - не понятно, так же, как и всё остальное. А вот магическая трансформация с физическими последствиями выглядела для Фэль весьма удивительно. Довольно грубо, сопровождаемо противными звуками ломающихся, при деформации, костей, но – любопытно. Заклинатель явно имел определённые успехи в обучении пыточному делу. Если Уарде не было больно, но вот слух присутствующих явно ему спасибо не сказал. Но внешне, свою не очень большую любовь к подобного рода звукам, Фэль не выказала. Только удивлённо приподняла одну бровь. Результатом происходящего стала сидящая тряпичная кукла точь-в-точь повторяющая внешность Уарды. Миниатюрой стала и одежда, оставаясь на ней. Спасся только плащ, упавший с её ломающихся плеч. Сразу после этого, откинув полог, в повозку зашёл Синдари, по-своему дивясь происходящему. Он слышал, что говорил голос. И те звуки превращения. Судя по его интонации – задело его сильнее обычного. Вполне справедливо он окончил напоминанием о таверне, что не плохо помогало вернуться в дождливую реальность. Может он так помогал себе и незаметно для себя – всем присутствующим.
Впрочем, все высказались о судьбе Наэби, кроме Фель. Ей и не хотелось. Благо вопрос Эвиана прозвучал как раз кстати. С ответом Фэль немного задержалась, решая, как объяснить своё состояние, потому что сама не понимала, что именно с ней произошло. Ей, к удивлению, помогла Айша. Слова её очень походили на шутку, пусть судить по лицу не было нормальной возможности. Однако, странным образом, она немного сгладила сложившиеся в данный момент «углы» и погасила тлеющие зачатки злости. А может быть сыграло и всё сумасшествие вокруг. Уголки губ рыжей чуть дрогнули и поползли вверх.
- Ессли то соприкосновение наших губ было укусом, то – да, это отчасти помогло, спасибо. – Фэль повернулась к Айше, улыбаясь чуть шире. Она старалась поддержать шутку, но всё-таки краем глаза наблюдала за движениями Эвиана.
Айша пошла в след за Синдари, напоследок напомнив о разваливающемся колесе и близкой таверне. Фэль осмотрела вещи Уарды, которые смог бы взять сам шут, но от чего-то не стал, и вернула краснющие и уже чуть припухшие глаза к Эвиану. Теперь света тут было достаточно, чтобы увидеть настолько долго у неё лились слёзы и какое у неё сейчас состояние после всех переживаний. Да. Сейчас её вообще сложно было назвать красоткой. Поэтому и мысль о прекрасном принце, расколдовавшем принцессу поцелуем, как-то уползла в самый темный угол сознания. «Это произошло после того, как ты перестал дышать.» - Тихо подумала девушка. «Айша видимо пыталась до меня докричаться, приподняла моё лицо и потом… Я стала такой.» - Фэль отвернулась в сторону выхода. Она не знала, что ему ещё сказать. Внезапно вернувшееся неудобство, после того как она на него наорала, противно ездило по позвоночнику. И не понятно было как он на шутку отреагирует, а ведь ещё хотел что-то сказать. Рыжик надеялась, что он не решит молчать после того, что она ему сказала.

Фэль Данкри

Вот в чём незадача с ошибками. Совершаешь их в секунду. А все твои долгие обходные манёвры, вихляния хвостом, юления и чудесные исцеления, получается, псу под хвост. Вот так по неосторожности обронила слово лишнее, и… Всё.
Жрица потерянно посмотрела на Катсуро, но основатель сторонился её, точно она облилась маслом вблизи открытого огня. Нира его понимала. Да только как назвать человека, который отступался от своей судьбы так быстро? Даже если этой судьбе грозит вот-вот превратиться в огненный шар.
«Я готова ради тебя весь этот мир предать огню, а ты не способен уберечь меня, вовремя сказав заткнуться? Не способен выступить против формального запрета, тобой же нарушенного? Ты… Ты просто…»
Ничтожество. Не было надрывающей горло горечи и давящей слабости. Ведьму обуяло лишь невероятное презрение и гнев. Пресекая попытки напасть и исцеляя свои раны, она окружила себя узким куполом света. Раз черноглазый основатель не пожелал быть рядом с ней, так пускай будет против. Плевать! Пусть остаётся, язык проглотив! Он правда думает, что просидеть всю жизнь в этом проклятом городе, смиренно рожая ему детишек, точно королевская свиноматка, было пределом её амбиций и мечтаний? Чародейка надменно расхохоталась, изящно касаясь ладонью груди. Идиот! И как она могла быть настолько слепа?
Если и был в этом мире кто-то, достойный быть с ней, достойный ею обладать, то это точно не он.
-  И на сколько веков ты переместилась, душа моя?
"Душа моя…" Это звучало так… сладко. Катсуро никогда не называл её так. Вдова подумала, что хочет услышать это вновь, и не раз.
- Смертный приговор? – арка медной брови насмешливо изогнулась, - О, я так не думаю.
Она пыталась быть вежливой, покорной, уступчивой. И это ни к чему не привело. Надоело.
- Шики, ты прекрасно видела, что стало с твоей дочерью – а я ведь и не хотела ей вредить. Как думаешь, много труда мне составит всех вас здесь поджарить, если придётся защищать свою жизнь?
Пухлые губы тронула ухмылка, острая, как лезвие ножа.
- Ваше счастье, что я здесь не за этим.
«И тому растявкавшемуся шакалу лучше бы заткнуться – потому что о да, я смею ставить условия тем, кого могу по щелчку превратить в полуживые угли!»
Мысленно усмехнувшись, рыжая подумала, что «шакал» - очень точное сравнение. В сказке они прислуживали тигру, и последний здесь тоже имелся. 
- Вы, впрочем, ошиблись. Над временем я не властна. А потому включите наконец головы и задумайтесь – чью волю я несу? На чьём пути вы желаете встать? Вот вам новое пророчество: без меня ваш хрупкий мир падёт. Все вы из напыщенных владык сделаетесь лишь грязью на сапогах новой Госпожи, нижайшими её рабами. Но вместе со мной…
Она отвечала вроде бы Шики, но смотрела лишь на Велиала. Осознавал ли он, как красив сейчас, в этом неверном свете магического купола, когда свежая кровь влажно блестит, точно масло подчёркивая изгиб каждой мышцы обнажённого торса? Красив, как бог. Сексуален, как дьявол. Его алые глаза полыхали в ночи, точно все грехи ангелов, и жрица думала, что одна его улыбка сулит падение святым. Во всяком случае, святым женского пола. И уж точно одной очень конкретной. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы в багровом свете захлопали темные крылья.
«Какое… величие»
О да. Вот, с кем она хотела быть. Он был хорош, страшно хорош. Первый встреченный ею тёмный, не впадающий в гнев и чванливую гордыню с первого чиха. Терпеливый. Хитрый. Умный. Если смотреть на это, как на деловое соглашение и политический альянс, то выглядит просто превосходно. А всё, что она могла получить от этого на уровне личных взаимоотношений...
«Назовём это бонусом»
Ведьма прикусила пухлую губу. Взгляд ненадолго сорвался чуть ниже… Как жаль, что безвольно повисшая оболочка, из которой Велиал воплотился, скрывала самое интересное. Впрочем, доля интриги только поддавала жару тем диким и сладострастным сценам, что заполоняли мысли. Кипевший в крови гнев превращался в иное чувство, не менее жаркое.
- О, вместе со мной ты достигнешь того, о чём не смел мечтать, - голос сделался ниже. Не шипение уже, а мурлыканье, - Со мной твоё имя не затеряется в веках, Велиал.
Не отрывая от тёмного глаз, ловя его взор и не позволяя его отвести от себя, жрица развеяла свою светлую ауру и двинулась к нему ближе, влекомая этой сладкой истомой. Кажется, она не позволила себе ничего столь безвкусного, как шаги, однако тем не менее подплыла ближе. Походка у воровки была плавной и текучей, как патока в жаркий день, и слаще – только слова.
- Ты ведь единственный здесь достаточно умён, чтобы увидеть, как я хороша во свету. И единственный способен представить хоть долю того, на что я буду способна, присягнув Тьме.
Ведьма оказалась близко, до жаркого близко.
- Ты пришёл забрать меня? Ну так давай. Возьми меня.
Ибо я хочу уйти с тобой.

- Во как... - задумчиво произнесла Кила, переведя взгляд на Хельгу.
Значит, рыжеволосая подожгла то поле? Учитывая Ятины наблюдения за тем, как местные хозяйствовали, удивительно было даже то, что они вообще смогли обработать все эти земли, а то, что беда куда серьезнее, чем одна только занявшаяся до уборки делянка - ну этого она не подозревала и вовсе.
Что бы не происходило дальше, мужики улепетывали к своим домам, и мирный вход в деревню, видимо, им был закрыт. Обожженный, видимо подозревая какую-то очередную каверзу от женщины, внезапно завопил и наставил на нее кинжал, а та, скороговоркой что-то бормоча, то ли натравливала, то ли отгоняла от него своего пса, Кила так и не поняла, да и разбираться не очень хотела. Перед Хельгой ей виделся долг, поджигательница она или нет, а мужик с кинжалом, выглядящий так, словно вызвал изжогу у кислотного куба, или пережил вожделение огненного мефита… Яте медленно моргнула. Странное дело, у нее словно глаза открылись. Обожженный ей… нравился? Взгляд черноволосой подернулся туманом.
А ведь действительно! Что он делал на поле? С огнем явно ведь знаком не понаслышке. Конечно, тушить пытался, добрая душа, не знал, что местные селяне слов благодарности не знают. А потом обличил Хельгу, ведьмой назвал. Понимает, что у жриц рыжих сила большая, да и в целом, магов Яте и сама недолюбливает. Явно умен, явно храбр, явно честен, по-дурацки благороден к тем, кто этого даже оценить не может. А с письмом тем ей Хельга помогла – ну так тут понятно: во-первых, Беорон явно был занят свитком сам, долго сидел, писал, наверняка его желание много добра в мире сотворило, а еще, конечно же, не хотел, в отличии от Хельги, тыкать ей, Киле, в ее неграмотность – что северянского бумагомарания не знает. Такта у мужчины, конечно, было не занимать. Да и сам-то: ну, шрамы и ожоги: подумаешь, с лица воду не пить. Зато за нож вон как проворно схватился, сразу видна и реакция, и сноровка. Такому верзиле, как Кайл, конечно, легко производить впечатление хорошего воина – силища, выучка, привычка. Такой каждой соклановке понравится, не диво. А Беорон – его добродетели разглядеть только ей, проницательной Яте, дочери Килы удалось, хоть и не с первого взгляда… Черт, до чего хорошо, ладно ей теперь казалось он сложен, хоть и невысок. Надо было ей подняться в седло, чтоб перестать сверху вниз смотреть. Сладко, наверное, душную ночь разделить. Дать с себя все оружие снять, дрожать под руками, чувствовать спиной землю, грудью – тяжесть мужского тела… Только Киле не доступны были простые радости, знакомые каждой деревенской девке: заигрывания, выражение симпатии. И пусть лицо воительницы снова посуровело, мысли охотницы задрали хвосты, как охочие кобылы, загарцевали, взметнув пыль, в которой уже не разглядеть было ни селян, ни Кайла, ни пожаров… А! Один огонь был все-таки виден – зарево Хельгиных волос. Ведьма стояла, можно сказать, в прямом смысле между ними, отвлекала на себя внимание Беорона, что-то там колдовала. Пусть соперницы в женщине она не видела, а все равно было неприятно, что тот на нее во все глаза смотрит. Если он победит, к примеру, в настоящем бою, не в шутовском, готовый своей жизнью рискнуть, в степи мог бы в рабыни на год взять. Как тут было принято, Яте не знала, но неприятно было даже от мысли такой - где рабыни, там и наложницы. А сама Кила до одури побоялась показать как ей вдруг стал этот мужчина нужен. Искусству обольщения, хотя тому и не место было, и не время, она явно у лошадей и училась: гнедки лягали даже чистокровных жеребцов, хотя порой стояли смирно, подставляясь ослу…
Так что Яте просто направила кобылу прямо между Хельгой и Беороном, чтоб оттеснить его, а если будет упорствовать - свалить на землю, ударив в грудь мыском сапога, прямо из седла. О том, что под копыта может попасть и волк Хельги она несильно задумывалась, о том, что человек степного «флирта» может не понять – тем паче. Хотя оправдание вот уже было готово:
- Мать, - как могла ядовито усмехнулась охотница, вроде и вежливо обратившись, но и напомнив ревниво, что та и вправду старше. – Хватит дурковать. Если и деревню жечь не надумала, то как он сказал, - она кивнула на Кайла, нарочито исключая из обсуждения Беорона, - незачем меж собой собачится.

Не успели они отойти от повозки, как Фэль снова ошарашила Эвиана, даже не произнеся ни слова. Она что, прочитала его мысли?!
- Как ты?.. - воскликнул он, вспыхнув от того, что сам только что думал. В её исполнении мысль о языке звучала куда более двусмысленной, чем была на самом деле. - Ты была не в себе, но я не стал бы этим пользоваться! - он не смог сказать вслух всего, что хотел и перешел на мысленный диалог.
"Ты ведь ничего не помнишь. Просто ты вела себя, как кошка. Даже не знаю, за кого ты меня приняла, но твой язык... в общем, ты лизала мне лицо", - мысленно произнес он, а сам отвел взгляд, смущенно подавляя улыбку. Теперь от неё не скроешь, что ему тогда это понравилось. Раз будучи кошкой она облюбовала именно его, а потом по возвращении разума не отступилась от своих желаний, значит её привязанность - больше, чем простая благодарность за доброе отношение. В ней что-то дикое, какая-то животная тяга или страсть, которая раньше Эвиану была неведома. И раз ему это понравилось, значит, он мог бы ответить ей тем же, если бы дал себе волю? Он никогда не думал, что дать себе волю может быть хорошей идеей.
Но как она прочитала его мыли? Тут два варианта: либо новый змеиный облик позволяет читать мысли, либо кольца дали ей эту способность. Только это изменилось. Но змеиного вида Айша едва ли могла читать мысли присутствующих. Значит, кольца. Он не был уверен до конца, но кольцо появилось сразу после того, как свиток с желанием Фэль растаял в воздухе. А Фэль вполне могла загадать нечто подобное. В конце концов, это справедливо: раз для него не секрет, о чем думает она, то и ей можно влезть в его мысли.
- Дело в кольце, да? Оно и было твоим желанием? - Он смутно понимал, что парные кольца просто так не носят. Это знак чего-то большого. И он продолжил то, о чем она подумала: - Значит, мы с тобой теперь истинная пара, что бы это ни значило.
После извинений Эвиана, Фэль сильнее сжала ему руку, и он был бесконечно рад, что вся эта скверная история с внезапной смертью и таким же внезапным воскрешением закончилась благополучно. Фэль всё ещё с ним, всё ещё добра к нему. А в глазах её таится сладкое обещание чуда.
Наконец, они с Фэль зашли в таверну. В натопленный зал, в котором мягко разносились ароматы еды. Теплые рыжеватые отблески от очага плясали на стенах. Внутри было так умиротворяюще уютно, что захотелось обмякнуть и забыть обо всем на свете. Когда он в последний раз спал? Кажется, вечность назад. Других посетителей за столами не наблюдалось - оно и к лучшему. Ни к чему им сейчас лишние взгляды.
Синдари беседовал с трактирщиком. Неужели и правда здесь есть свободная комната? И им её любезно готовы предоставить. Он даже удивился, что всё шло на этот раз гладко. Их не выгнали вон, не стали ни в чем подозревать, не стали расспрашивать. Ничего нигде не загорелось, никто ни на кого не напал. И комната. Никто не против того, чтобы там остановились именно они. Наоборот, всё уже решили без их с Фэль участия. Синдари готов были довольствоваться местом у очага. Айша тоже - ей только надо было одежду сменить. Эвиан не знал, обрадоваться этому факту или ужаснуться. Какой был бы цирк, если бы они заняли одну свободную комнату все вчетвером. Но это спасло бы его от неловкости.
К тому же Эвиан и думать забыл о такой приземленной штуке, как деньги. От чего, а вот от их недостатка ему никогда не приходилось страдать. Всё-таки жизнь в замке графа, пусть и отягощенная кучей проблем, имела свои преимущества. Видели бы его сейчас слуги. Они бы со смеху поумирали: графский выродок шастает по тавернам без гроша в кармане. Да к тому же в компании шута, змеи и девушки неизвестного происхождения, на которую имеет виды. А тут к нему обратился трактирщик с этим дурацким вопросом. Эвиана как будто видели насквозь - денег-то у него не было. Мало того, все вокруг как будто лучше него знали, зачем ему с Фэль отдельная комната. А он и думать боялся, зачем. Просто стоял, потупив взгляд. Вдвойне неловко, ведь сам он и не просил комнаты, а оплаты теперь требуют с него.
"У меня были с собой вещи и деньги. Но однажды я умер, их их не стало", - пусть хоть Фэль понимает, от чего ему настолько не по себе.
Но он всё же ответил трактирщику, придав голосу куда больше уверенности, чем у него на самом деле было.
- Молодая пара не в курсе местных расценок, - слова его звучали как насмешка. Дикость какая, что слова эти - молодая пара - относятся к нему. Если слишком серьезно отнестись к новой своей роли, можно провалиться сквозь землю от стыда, смятение и неясно от чего еще. Поэтому лучше пусть пока это звучит как шутка. А провалиться можно будет и потом. - И молодой паре для начала бы тоже согреться и поесть, - он взглянул на Фэль, которая явно еще не успела согреться и откинул со лба мокрые от дождя волосы.
- Чем живот набить - это не ко мне вопрос. Надо сперва обсудить, как и к каким чертям нам катиться дальше, не находишь? - он обратился к Синдари, понизив голос, чтобы трактирщик и прислужница поменьше его слышали. Останется ли Айша с ними и дальше - не ясно. Но раз уж она видела так много, то ему не хотелось, чтобы она отбивалась от компании, по крайней мере, пока они все вместе в этой деревне.
Он прошел к столу, который стоял недалеко от очага.
- Что ж, надеюсь, комнату вы нам, уступаете не потому что решили держаться подальше от буйного, - сказал он.

Эвиан